Заместитель Иуды - Валерий Георгиевич Шарапов

Пургин давился бутербродами, на плите подходила яичница. Ульяна ловко справлялась с домашним хозяйством. Разложила яичницу по тарелкам, стала оттирать ершиком сковородку.

– Садись, – буркнул Влад, – сам потом домою.

– Да неужели, – развеселилась Ульяна. – Надеюсь, я этого уже не увижу. Хорошо, товарищ майор, если это приказ. – Она села и вооружилась вилкой. – Кстати, мне это нравится. Впервые мы с тобой сидим в непринужденной домашней обстановке… Ладно, не хочу тебя смущать, да и обстановка наша очень даже принужденная… Докладываю, Владислав Анатольевич. Меня сегодня чуть не уволили – по вашей, разумеется, милости. В принципе, они видели, что я пыталась тебя остановить, и это зачли в мой актив. Но взбучка была серьезная – от полковника Колесникова, минуя генерала Жигулина. Похоже, я вышла из доверия. Написала объяснительную: согласилась на встречу с тобой, чтобы уговорить тебя сдаться. Ты, конечно, уверял, что ни в чем не виноват, что тебя подставили, что знаешь истинных злодеев, но не хочешь называть их имена, чтобы не подставлять еще и меня. Я настаивала: поедем в Управление и мирно разберемся. В принципе, мне поверили. Наших людей можно понять: нож с отпечатками пальцев на месте преступления игнорировать нельзя. Да, бред, но проверка требуется в любом случае.

– Ты же их игнорируешь, – проворчал Пургин.

– Я – да, – не смутилась Ульяна. – Потому что знаю тебя лучше других. Ты оставил бы такую улику после совершения продуманного преступления – притом что тебя никто не спугнул, ты никуда не спешил и вообще у тебя был вагон времени?

– Нет. Любой нормальный убийца забрал бы нож с собой. В данном случае я поступил непрофессионально. Спасибо за откровенность, товарищ капитан. Состоялся разговор с Жигулиным?

– Беглый, в конце дня. Это было в коридоре, без свидетелей. Он не хочет разговаривать в кабинете. Создается впечатление, что Михаил Юрьевич под тяжелым прессом – и любое его действие контролируется. Руднев срочно вылетел в секретную командировку – с глаз долой, как говорится. На Жигулина давят из ЦК, он сообщил их фамилии: Свердликов, Пехтин и Коломиец. Это важные номенклатурщики: из Отдела административных органов, Международного отдела и Отдела международной информации. Выше только небо, понимаешь? Ну и Политбюро. У этих людей крепкие связи с Поляковским. Я далека от мысли, что они предатели или преступники, но будут выгораживать своего дружка до последнего – даже после того, как выяснится, что он реальный шпион. Их головы покатятся – а оно им зачем? Это та публика, которая скорее допустит ущерб стране, чем своему благополучию. Ничего, что я так прямолинейно?

– Да черт с тобой, клевещи, – отмахнулся Пургин. – Этот змеиный клубок уже ворочается и плюется. Главное, чтобы в опалу не попал Жигулин – с ним мы потеряем не только нормального руководителя, но и ценную агентуру за кордоном. Воздержись от дальнейших контактов с генералом. Есть у меня одна бредовая мысль…

– Не поделишься? – встрепенулась Ульяна.

– Нет. Позднее. Мне нужно оружие и кое-что еще… – Он в нескольких словах обрисовал пожелания.

– Нет, Влад, даже не проси! – решительно замотала головой Ульяна. – Ты знаешь, как я к тебе отношусь, но это уже перебор. Штуковина, которую ты просишь, на дороге не валяется, получить ее – надо кучу бумажек подписать. Это не моя прерогатива. Обеспечить тебя оружием… это, извини, только через Жигулина. Я на такое не пойду, да и Жигулин вряд ли одобрит такую инициативу. Хватит уже боевых действий, я боюсь за тебя. Не хочу психовать, уже и так вся на нервах… Ты же не хочешь подогнать меня под тюрьму? – пробормотала Ульяна. – Не сочти за малодушие. В нашей ситуации лучше подождать, сообщить наверх – должны быть пути, не всем у нас заправляет твой будущий тесть. А то, извините, абсурдная ситуация вырисовывается. Есть сигнал – должна быть проверка, пусть скрытая. Чебриков, конечно, не любитель ходить наперекор мнению ЦК, но его считают умным человеком.

«Неплохо бы встряхнуть это застоявшееся болото, – подумал Влад. – Да и Виктору Михайловичу – дополнительные баллы».

– Извини, наверное, ты права, требую невозможного. Но ждать нельзя. Если Поляковский навесит на нас, включая Жигулина, всех собак при участии своих высокопоставленных приятелей – пойдем ко дну, загубим большое дело: потеряем агента в Вашингтоне, а эта фигура важнее сотни других. Говорю открытым текстом, Ульяна, но, прости, имя не назову. Поляковский понимает, что уже испачкан. Пусть даже выпутается – осадок, как говорится, все равно останется. Однажды он пропадет, всплывет на Западе, где и доживет свой век, злорадствуя над глуповатыми коллегами. Попробую решить вопрос самостоятельно.

– Эй, не вздумай! – испугалась Ульяна. – Мы что-нибудь придумаем, обещаю. Что ты сейчас можешь предложить? Вступить в контакт с Жигулиным – нереально. Поехать в Отрадное и сесть в засаду? И что ты там увидишь? Как пенсионер всесоюзного значения копает грядки? Ждут там тебя, долго в кустах не просидишь. Группу захвата никто не даст – за что захватывать, за твои инсинуации? Вот невеста-то твоя обрадуется… Поклянись, что не будешь совершать ничего непродуманного.

– Клянусь, – вздохнул Пургин, – памятью предков.

– Отлично! – обрадовалась Ульяна. – Решение найдется, вот увидишь. Ну, все, спасибо, как говорится, этому дому, пойдем к другому… Посуду сам помоешь, я тебе не нанималась.

– Уже уходишь? – расстроился Пургин.

– Имеем прогресс, – заулыбалась Ульяна, – ты не хочешь, чтобы я уходила. Мне приятно, Влад. Но правда, пора. Мама будет волноваться, брательник опять что-нибудь выкинет. В комсомол вступать собрался, дело, конечно, хорошее, но не пойму, в чем подвох.

– Может, у него просто детство кончилось? – предположил Пургин.

В комсомол народ вступал охотно – хоть на беседах в райкоме комсомола и спрашивали всякую чушь. Пионерское детство уходило в прошлое, начиналась так называемая взрослая жизнь – во всяком случае, ее иллюзия (маму можно уже не слушаться, хотя кормить она обязана).

Влад проводил Ульяну до прихожей, выслушал наставления сидеть и не дергаться.

– Завтра вряд ли приду, Влад… Боюсь, за мной наблюдают. Сегодня я их обманула, завтра не буду искушать судьбу. Попробую поговорить с нашими ребятами, надеюсь, согласятся помочь. Ну все, пока… – Она развернулась и выскользнула за дверь, даже руку не пожала.

Он заперся, задумался. Потом спохватился, побежал на кухню к окну. Ульяна вышла из подъезда, подняла голову, выискивая его окно. Влад отпрянул и глухо выругался…

Эту женщину он засек в половине седьмого вечера. Она вышла через задний двор – не одна, с коллегой женского пола. Коллега что-то ворковала, женщина односложно отвечала, вежливо улыбалась. У выхода на большую улицу они расстались, одна пошла налево, другая – направо. Пургин