Эллис Питерс - Послушник дьявола

Кадфаэль прислонился к бревенчатой стене, вытянул, скрестив, ноги, непроизвольно закрыл глаза и на несколько минут задремал. Неожиданно пробежавшая по лицу струйка холодного воздуха заставила его очнуться. Они стояли перед ним, держась за руки, улыбаясь во весь рот, являя собой снисхождение к возрасту и позе Кадфаэля. Мальчик превратился в мужчину, а девочка — в то, чем обещала стать, — в замечательную женщину. Их лица освещались только огненными червячками, вспыхивающими в угасающей жаровне, но видно было, как эти лица сияли.

Айсуда вытащила руку из руки своего товарища детских игр, шагнула вперед, нагнулась и поцеловала Кадфаэля в морщинистую обветренную щеку.

— Завтра утром мы уезжаем домой. Может, больше не выпадет случая попрощаться как следует. Но мы будем недалеко. Розвита остается с Найджелом и заберет его к себе, когда он поправится.

Таинственный свет играл у девушки на лице, округлом, мягком и сильном, и алые блики вспыхивали в ее густых волосах. Розвита никогда не была красива такой красотой, ей не хватало пылкого сердца.

— Мы любим тебя, — горячо сказала Айсуда, со своей обычной самоуверенностью говоря за двоих. — Тебя и брата Марка! — Внезапно она обхватила ладонями сонное лицо Кадфаэля, подержала минутку и быстро отошла, уступая место Мэриету. Они только что вошли, и щеки Мэриета были румяны от холода. Но в сарайчике было теплее, чем на улице: темная грива волос юноши немного оттаяла и повисла, закрыв лоб почти до бровей; Мэриет чем-то напомнил монаху того мальчика, каким Кадфаэль увидел его в первый раз, — упрямого, но послушно исполняющего свой долг, почтительно спрыгнувшего с коня, чтобы подержать стремя отцу. Тогда эти двое, столь опасно похожие по характеру, не сумели понять друг друга. Теперь лицо, над которым нависли влажные пряди, казалось повзрослевшим и спокойным, даже смирившимся, это было лицо человека, сознательно взвалившего на себя тяжкую ношу — своего более слабого брата, нуждавшегося в преданности младшего. Не потому, что старший совершил гибельный проступок и боялся возмездия, а потому, что этого жаждали его раненые тело и душа.

— Значит, мы теряем тебя, — проговорил Кадфаэль. — Если когда-нибудь ты соберешься прийти к нам добровольно, я буду тебе очень рад: нам необходим человек действия, который бы встряхнул нас. И брата Жерома время от времени надо хватать за его сверхречистое горло.

Мэриет сначала покраснел, смутившись, а потом искренне улыбнулся:

— Мы помирились с братом Жеромом, я постарался вести себя почтительно и скромно, ты похвалил бы меня. Надеюсь, похвалил бы! Брат Жером пожелал мне счастья и сказал, что будет по-прежнему молиться за меня.

Для человека, который мог, пусть даже поворчав, простить рану, нанесенную телу, но почти никогда не прощал, если оказывалось задетым его достоинство, это было очень великодушно и говорило в пользу Жерома. А может, тот просто искренне радовался, что «послушник дьявола» уходит прочь, и на свой лад приносил благочестивую благодарность Господу?

— Я был молод и глуп, — объявил Мэриет со снисходительностью мудреца к зеленому мальчишке, каким был, когда прятал на своей измученной груди ленточку — память о девушке, которая потом при всех бесстыдно обвинила его в убийстве и воровстве. — А ты помнишь, что я только пару раз назвал тебя «брат»? Я изо всех сил старался привыкнуть к такому обращению. Но это было не то, что я чувствовал, и не то, что мне хотелось сказать. А в результате, кажется, мне придется говорить Марку «отец мой», хотя именно о нем я всегда буду думать как о брате. Мне по многим причинам очень нужна была отцовская забота. Ты позволишь мне считать тебя… и так называть, как… как мне хотелось тогда?

— Сын мой Мэриет, — с жаром проговорил тронутый Кадфаэль, поднялся, обнял юношу и запечатлел на его щеке, гладкой и прохладной с мороза, соответствующий моменту звучный родственный поцелуй. — Ты — мой родственник, и добро пожаловать, когда бы тебе ни потребовалось. И помни, я валлиец, так что это на всю жизнь. Ты удовлетворен?

Мэриет поцеловал Кадфаэля в ответ очень торжественно и горячо, его холодные губы, прикоснувшись к щеке монаха, запылали. Но у него оставалась еще одна просьба, и, схватив своего названного отца за руку, он поспешил высказать ее:

— Пожалуйста, будь добр к моему брату, пока он здесь. Ему это еще нужнее, чем когда-либо было нужно мне.

Отошедшему благоразумно в тень, чтобы скрыть навернувшиеся слезы, Кадфаэлю показалось, что он услышал короткий легкий смешок, который издала Айсуда; сам он смиренно вздохнул. Ни того ни другого Мэриет не уловил.

— Дитя мое, — произнес Кадфаэль, качая головой при виде такой безрассудно упрямой привязанности, однако, вполне благодушно, — ты либо глупец, либо святой, а я сейчас не настроен терпеть ни то ни другое. Но ради мира и покоя — буду, буду! Все, что смогу, я сделаю. А теперь убирайтесь! Забери его, девочка, и дайте мне погасить жаровню и запереть сарайчик, а то я опоздаю к повечерию!

Примечания

1

День святого Михаила — 29 сентября.

2

«После этого» (лат.).

3

«Вследствие этого» (лат.).