Чертов дом в Останкино - Добров Андрей Станиславович

– Ну, – сказал он весело, – кто тут к нам залетел на вечерочек?

Позади Крылова щелкнул засов.

Петербург. 1844 г.

– По правде говоря, у меня с самого начала не было никакой уверенности в том, что мой трюк удастся, – сказал Иван Андреевич. – Человек, к которому я ехал, был знаком мне шапочно. Возможно, я просто убедил себя, что он мне поможет. Но этого могло и не случиться – потому что и сам он находился в положении очень шатком. Мало того, он скрывался. Его адрес я узнал случайно, полгода назад в Петербурге, из разговора с одним приятелем, который предложил мне вступить в масонскую ложу. Это было не лучшее время для вольных каменщиков. Николай Иванович Новиков уже два года как сидел в Шлиссельбургской крепости, хотя следствие и не нашло у него при обыске ничего предосудительного. Из всех московских масонов арестовали его одного, но этого хватило, чтобы все местные мартинисты страшно испугались и прекратили свои открытые собрания. Конечно, втайне они продолжали собираться, но теперь уже в потаенных местах. Одно из таких мест и открыл мне питерский знакомец, сказав, что там можно найти сподвижника Новикова, Семена Ивановича Гамалеи со товарищи. Мой знакомец даже передал условный стук, при котором мне откроется дверь.

– Зачем? – спросил доктор Галер.

Крылов пожал плечами:

– Он был изрядно пьян. Думаю, просто хотел покрасоваться причастностью к тайне. Тогда я не придал его словам особого значения. Масоны казались мне изрядно скучными людьми – их фанатичное отношение к христианству, к чистоте нравов, их презрение к богатству, с которым они легко раздавали свое имущество нуждающимся во времена голода в 84-м, – все это казалось мне сумасшествием. Для такого небогатого человека, каким был я в те дни, подобное казалось прихотью, игрой. Но было и нечто, что объединяло меня с масонами Новикова, – мы все плыли по одному литературному течению, издавали сатирические журналы, обличали пороки общества и нравы аристократии. Только они потому, что так диктовали им убеждения, а я просто в силу своего природного сарказма. Это различие и не позволило мне сделать роковой шаг, вступить в одну из бесчисленных лож, что позднее оказалось просто опасным. В то время ты не мог предугадать, как отзовется даже твое самое обычное слово. Помнишь, я рассказывал про поручика Мировича, который пытался организовать побег Иоанна Антоновича? На допросе, будучи спрошен – кто его надоумил, он ответил – граф Кирилл Разумовский, тот самый, последний гетман Малороссии. А граф и сам был среди следственной комиссии. Оказалось, когда-то Мирович видел Разумовского и приступил к нему с вопросом: как добиться успеха у Фортуны? И граф, ничуть не думая, дал ему совет самому ухватить капризную девицу за подол. Якобы это и сподвигло поручика на замысел освобождения узника, чтобы тот впоследствии возвысил своего спасителя. Прямо по совету гетмана. Казалось бы – случайность, пустота. Но Разумовский после того злосчастного допроса спешно оставил место руководителя Академии и уехал за границу, пока не улягутся толки. Вот как боялись! Не слова даже, а слуха! Намека! А ведь гетман был обласкан императрицей, имел от нее подарки, имения, дома, тысячи душ, сопровождал Матушку в поездках – но и он испугался. Что говорить о простых московских масонах, особенно когда Новикова посадили именно в ту камеру, в которой томился и был застрелен караулом Иоанн Антонович? Они восприняли это как серьезную угрозу, как некий знак, который подала им Матушка. Этот испуг я и решил использовать. Я собирался встретиться с Гамалеей и именем императрицы потребовать у него помощи, обещая, что за это императрица закроет глаза на его прошлое.

– Это был чистый обман, – укоризненно сказал доктор Галер.

– Конечно! – крикнул Крылов. – Но отчаянные времена требуют отчаянных действий. Кроме того, я полагал, что, исполнив волю Матушки, я сумею выпросить прощения для всех, кто мне помогал.

– И масоны помогли?

Крылов горько усмехнулся.

Москва. 1794 г.

Иван Андреевич повернулся – коренастый мужчина перекрыл собой дверь.

– Не бойтесь меня, господа, – быстро сказал Крылов. – Я не собираюсь причинять вам вреда или раскрывать ваши тайны. Это место мне открыл посвященный, такой же сторонник вольных каменщиков, как и вы. Я пришел, потому что…

Тут он вдруг остановился. Обитатели тайного убежища вовсе не выглядели напуганными или даже встревоженными. Ивану Андреевичу даже показалось, что высокий, одетый во все черное, слушает его с иронией.

– …Потому что мне нужна ваша помощь в…

Он снова обернулся на коренастого. Отрепетированная заранее речь вдруг совершенно выветрилась из головы.

– А где Семён Иванович? Где Гамалея? – растерянно спросил Крылов, снимая шляпу.

– А! – напористо произнес высокий. – Гамалея! Ну, конечно! – Через плечо Крылова он весело подмигнул коренастому: – Гамалея! Слышь, Васька?

Тот ничего не ответил. Засунув руки в широкие карманы кафтана, он привалился спиной к двери, окончательно отрезая Ивану Андреевичу ход назад.

Крылов отступил на шаг, чтобы оба субъекта оказались в поле его зрения. Все шло совершенно не так, как он себе представлял. И даже хуже – встретившие ему типчики были больше похожи на разбойников, чем на мартинистов.

– Если его тут нет, я пойду, – сказал Крылов. – Возможно, я ошибся. И не советую меня удерживать.

Петербург. 1844 г.

Доктор Галер мельком взглянул на Ивана Андреевича, но тому и мгновения было достаточно, чтобы уловить скептицизм в глазах доктора.

– Что? – сердито каркнул Крылов. – Думаешь, я бы с ними не справился? Это я сейчас – неповоротливая туша, бурдюк с помоями. А в молодости ходил с парнями «стенка на стенку». И помнил еще все крюки и подхваты. У меня уже тогда был солидный вес – если б ударил тебя в лоб, считай, голову снес бы напрочь. Мужчины того сорта, как те, с которыми я разговаривал, хорошо чувствуют силу и опасность. Поэтому они сменили тон на более вежливый, пригласили меня в кресло и даже предложили выпить.

Москва. 1794 г.

Каким образом коренастый одним только шагом оказался за его спиной, Крылов так и не понял. Свет вдруг померк, а в следующий момент Иван Андреевич уже сидел в кресле с гудящей головой. Он попытался поднять руки, но обнаружил, что они связаны. Высокий мужчина сидел в соседнем кресле и лезвием тонкого ножа счищал с обшлага невидимое пятнышко. Коренастого в комнате уже не было.

Тут бы Ивану Андреевичу смертельно испугаться, но испуга не было – слишком сильно вдруг разболелась голова. Высокий глянул на него краем глаза, понял, что пленник очнулся, но не переменил своего занятия.

– Дырку протрешь, – сказал Крылов. – Что за дурость такая! Зачем по голове бить, а?

– Положено, – спокойно ответил высокий.

– Развяжи, – приказал Крылов. – Не сбегу. Не с руки мне бегать.

– Не положено, – прозвучало в ответ.

Крылов поморщился и переменил позу – правая нога сильно затекла. Кресло заскрипело под его весом.

– Лучше делай, как я говорю, – сердито крикнул он. – Сейчас мой кучер придет, уж познакомишься с ним. Он таких, как ты, одной левой на Луну посылает.

Высокий пожал плечами и презрительно выпятил нижнюю губу.

«Да, – подумал Иван Андреевич. – Как же тут Афанасий меня отыщет, если я сам сделал все, чтобы он меня не нашел»? Но не рассказывать же это пленителю?

– Шишка небось у меня теперь будет с кулак, – пробурчал Крылов. – Вот ведь дурни. Сразу кулаками махать. И что теперь?

– Ждем, – коротко ответил высокий.

– Кого?

– Кого надо.

Крылов снова поерзал в кресле.

– Отлить бы. Долго ждать? А то ведь не сдержусь.

Высокий встал, прошел в соседнюю комнату – Иван Андреевич успел увидеть край богато застеленной кровати, вынес оттуда ведро.

– На.

– Что, со связанными руками?