По прочтении сжечь - Роман Николаевич Ким

а Уайт пишется фонетическими знаками, а не иероглифами.

– Нет, мне нужна ее японская фамилия, которую она носила в те дни, когда мы встретились на пароходе. Хочу, чтобы мой подарок напомнил ей тот рейс. Ее девичья фамилия была, кажется, Хай…ами?

Уайт написал иероглифы на листочке.

– Нет, Хаями. Пишется двумя иероглифами, первый – «хая», второй – «ми». А Марико – тремя иероглифами.

Донахью подул на листочек, осторожно сложил его и засунул в бумажник.

Уайт поставил перед Донахью чашечку кофе и достал с полки небольшой альбом.

– Забыл тебе показать утром. Мы снялись тогда на память на аэродроме в Сан-Диего перед вылетом в Австралию. Наш квартет.

Донахью стал разглядывать маленькую потемневшую фотографию.

– Это, кажется, Камберленд. Где он?

– Погиб в бою в Коралловом море.

– А Шривер?

– Погиб у Гуадалканала.

Донахью сделал глоток из чашки.

– А где Пейдж? Наш боевой, шумный, лысый Пейдж?

– Командовал эскортным судном, сопровождавшим караван, и погиб около Мурманска.

Донахью с восхищением чмокнул губами:

– Великолепный кофе! Наверное, джава-бленд?

– Нет, простой максуэл.

– Значит, ты умеешь заваривать. Это тонкое искусство. – Донахью сделал несколько глотков. – А мы с тобой, хвала всевышнему, случайно уцелели. Ты один раз был ранен?

– Нет, два.

– Я тоже чуть не погиб. В Лондоне в сорок третьем на улице… как ее… На ней большой букинистический магазин.

– Чаринг-кросс.

– Да, на ней. Меня чуть не раздавил пьяный шофер, еле успел отскочить в сторону, а моя дама…

Зазвонил телефон. Уайт взял трубку и, утвердительно ответив, передал трубку Донахью.

– Кто? – спросил Донахью.

– Это я, Куросиво. Я выполнил ваш приказ – узнал все. Нашел человека, который расшифровал записку, посланную в адрес Идэ из третьего отдела.

– Ну?

– В записке говорится: «Наземных выступлений не предпринимать до тех пор, пока не будет дан сигнал по радио: «Старый пруд, прыгнула в воду лягушка».

– Ну?

– Вот и вся записка.

Донахью фыркнул:

– А почему надо было умирать из-за такой чепуховой бумажки?

– Он не выполнил приказа.

– Какого приказа?

– В конце записки три «кью». Они означают: «По прочтении сжечь». А он этого почему-то не сделал. И поэтому казнил себя.

– Понятно.

– А вторая тайна еще проще. Насчет сводки погоды, которую должны были передать в качестве сигнала нападения.

– Ну?

– Я выяснил совершенно точно. Четвертого и пятого декабря никаких сигналов не подавали.

– Как? Была же…

– Четвертого и пятого передавали по станции Джэй-Ви-Три Даблью сводку погоды относительно северного ветра. Но это был вовсе не сигнал, а простая сводка погоды, которая шла вслед за последними известиями в обычной токийской коротковолновой передаче для заграницы.

– Не может быть… Непонятно… Проверили как следует?

– Проверил с помощью бывшего полковника Мураи из осведомительного отдела ставки, он ведал всеми нашими радиопередачами для заграницы перед войной. Он разыскал в архиве копию сводок погоды, переданных четвертого и пятого. Я переписал текст: «В районе Токио сегодня ветер северный, постепенно…»

– Ладно, понятно.

– Вот эту сводку вы приняли за…

– Понятно. Завтра утром позвоню.

Донахью повесил трубку.

– Еще чашечку? – предложил Уайт.

– Нет. Я еду, меня ждут.

Уайт с улыбкой взглянул на Донахью:

– Не хочешь поделиться со своим старым другом?

– Ах, да… Выяснилось, что записка на имя Идэ была ерундовая, а три буквы в конце означали, что записку надо уничтожить сразу по прочтении. Ну, я поехал, у меня куча дел.

– Постой, – в голосе Уайта звучало удивление. – А как же со второй тайной? Насчет сигнала…

Донахью покачал головой и вздохнул:

– К сожалению, не удалось выяснить. И видимо, никогда не удастся. Все, кто были причастны к подаче такого рода сигналов, погибли во время войны.

– Значит, это навсегда останется нераскрытой тайной?

– Выходит, что так. – Донахью снова вздохнул. – Никки, дорогой, жизнь это цепь разочарований, заблуждений и тайн. Искренний, от всего сердца, привет твоей жене. Смотри, береги ее. Буду бесконечно рад, если цветы понравятся ей. Прощай.

Уайт проводил контр-адмирала до машины и помахал вслед рукой.

Вернувшись в дом, Уайт вскипятил воду на спиртовке и заварил в маленьком чайнике зеленый чай. Он удобно устроился в кресле, медленно выпил чашечку и закрыл глаза. Его разбудил телефонный звонок. Звонила Марико. Она задержалась у Норы, сестры Пейджа, врача стоматологической клиники для членов семей американских военнослужащих, помогала Норе переехать в другой флигель. Все выписки, которые Уайт попросил сделать, закончены. Скоро приедет. Уайт сказал, что Донахью еще раз заезжал и оставил для нее сказочно роскошный букет из разноцветных орхидей – выпросил у супруги генерала Макартура.

– Ой какая прелесть! – воскликнула Марико. – Вот это действительно светский человек! Учись у него. Ты бы никогда не догадался…

– Я незнаком с миссис Макартур.

– А он взял и познакомился и попросил для меня…

– Ему это легче, чем мне. Генерал Макартур – один из совладельцев «Дженерал электрик», а контр-адмирал Донахью теперь зять вице-директора «Интернейшнл никел». Они из одной хунты. Между прочим, ему звонили сюда и разъяснили тайны. Те самые. Вероятно, звонил Терано. Помнишь?

– Правильно разъяснил?

– Судя по репликам Донахью, правильно. Тайну трех «кью». Помнишь?

– Да. А тайну сводки погоды?

Уайт засмеялся:

– Думаю, ему объяснили все. Исчерпывающе. Но он сказал мне, что эту тайну выяснить не удалось – все посвященные в нее убиты. Сообщив это, он передал тебе привет и тихо-тихо смылся.

– Значит, ничего не сказал тебе?

– Ничего. И я промолчал. Ведь мы с экс-полковником Мураи твердо условились никому не говорить о наших разговорах. Поэтому я и не сказал контр-адмиралу, что мне известно все о том, как наши начальники тогда сами себя одурачили.

После паузы Марико сказала:

– Надо было все-таки сказать ему, не называя Мураи, что мы все знаем. Он был так любезен, специально привез мне орхидеи, это такая редкость… а ты скрыл от него…

– Рано или поздно он все узнает. Мы с ним еще непременно сцепимся. Его и таких, как он, надо бить и разоблачать без всякой пощады! В тот раз они довели Америку до Пёрл-Харбора, а сейчас, если не помешать им, могут привести нас к еще большей катастрофе.

– Правильно, Ник! Ты у меня самый умный, самый красивый и самый сильный человек на свете.

– И самый голодный.

– Скоро приеду. Куда поставил орхидеи?

– Выбросил. Они пахли недобрыми замыслами.

После маленькой паузы Марико сказала:

– И хорошо сделал. Я нарву полевых цветов и привезу.

Кратово. 1961 г.