После маскарада - Юлия Викторовна Лист

стучало в голове Грениха. – Свести все к гипнозу. Кого-то же надо в итоге выставить виноватым».

И обыск, который устроил Мезенцев, ясно иллюстрировал идею этого хитромудрого плана. Рите подлили кислоту с сахаром, вышли на Грениха. Наверное, он со своей гипнотерапией встал кому-то поперек горла. Принципиальный Константин Федорович все делал по-своему, не всегда шел на уступки, работал выборочно с тем, что было интересно ему, и вел гипнотический метод в клиническом, терапевтическом русле, неохотно делился тайнами со следственными органами.

– Да, – вслух протянул он, положив на стол переплет. – Неудобный я оказался специалист по гипнозу.

Рита все это время безотрывно смотрела на него и ждала, что он скажет. Она, казалось, была до сих пор растерянна.

– Прежде всего надо навестить того, кто был в костюме Пажа, – начал он.

– Я представить не могу, кто это.

– А я, кажется, могу… – с грустью сказал Грених.

Вдруг навалилась усталость, он обошел стол, сел на стул, который совсем недавно покинул Мезенцев, и, уронив локти на разбросанные тетради, спрятал в ладонях лицо.

– Это мой давнишний пациент, мальчишка с неврозом навязчивых состояний, Антон Соловьев. Он боится грязи, все кругом ему кажется измаранным, он начинает от этого задыхаться, впадать в панические атаки. Но он не шизофреник, нет, параноик – может быть…

И тут сердце прожгло, а голову словно обдало холодной водой.

Все это время он вел себя, как самый настоящий классический параноик, который склонен был видеть в случайных событиях происки следящего за ним брата, страдал подозрительностью, наделил умершего человека способностью строить сложные и логичные схемы заговора. Он – психиатр, научный сотрудник института судебно-психиатрической экспертизы едва сам не стал кандидатом в палату психбольницы.

– …параноик, – повторил он; а мысли кружились в голове вороньей стаей.

Он спал с женщиной, которую не любит, быть может, даже ненавидит, только чтобы приблизиться к разоблачению несуществующего заговора против него.

Нужно немедленно все исправлять.

– Он носит флакон с дезинфицирующим средством, постоянно протирает им руки и все вокруг. Поэтому в зрительном зале, если ты заметила, пахло формалином.

Грених поднялся, принявшись нервно ходить от стола к двери и обратно.

– Если он мой пациент. Петя – стажировался у меня. Ты – работала ассистенткой. Черрути – мой пациент. Значит, и все остальные тоже, получается, со мной как-то связаны? Ты же слышала, как часто была помянута Пречистенка и то, что приглашенные все оттуда, – судорожно сжимая и разжимая кулаки, говорил он. – Они нарочно собрали публику, которая состоит из тех, чья воля отличается слабостью.

Рита следила за перемещениями Грениха в ожидании объяснений.

– Думаешь, он и вправду полезет на крышу кареты «Скорой помощи»?

– Если ему внушили эту мысль – да. Белый шум – бесконечное повторение «Полета Валькирии», мигание фонаря из-за кулис, духота – это не только для того, чтобы в зале не было понятно, что делалось за ширмой, не для патетического эффекта, но и для того, чтобы гипнотизируемый впал в транс. Он был одновременно оглушен громкой монотонной музыкой и словами самого гипнотизера. Хуже всего, что неизвестный тоже мог быть в маске, представиться мной и вести сеанс от моего имени. А пациент, пусть даже в хлипком полусне, полузабытьи, оглушенный, услышав имя своего лечащего врача, мгновенно выстраивает раппорт, который сооружал я, черт возьми. Я! В течение нескольких сеансов, основанных на абсолютном доверии.

– А голос? – фыркнула Рита. – У него не может быть твоего голоса.

– Голос не важен. Во время гипноза обычно приглушают тон, говорят полушепотом, там ни черта не поймешь, кто говорит, просто слушаешь и послушно внемлешь. Да что далеко ходить, мы же с Черрути так и поступали. Ты ведь практически от моего лица говорила. Ты – женщина, голос – женский, да еще и на итальянском шел сеанс! Но Черрути все равно поддался. Здесь самая важная деталь – доверие. И мои пациенты мне доверяли.

– И тому, кто за ширмой… ему под силу такое? – Рита закусила нижнюю губу. Грених поймал себя на мысли, что это его не трогает.

– Под силу, коли они Шкловскому голову заморочили аж дважды, – он нашел какую-то тетрадь, пролистал ее, достал другую, пролистал, нашел чистую страницу, выдрал ее и взял карандаш. – Давай попробуем по маскам составить список всех участников?

И записал под пунктом один: Коломбина.

Она нахмурилась, прикрыла глаза, подняла подбородок, собрав на лбу морщинку.

– Далее сидел Черрути в шлеме, названный Конкистадором; Паж, вышедший добровольцем…

– К Пажу мы еще вернемся. Я заметил Даму, одевшуюся главной героиней варьете «Летучая мышь». Помнишь ее наряд? Черная полумаска, резной плащ. Дальше сидел… Давай, диктуй.

И Грених торопливо забегал рукой по странице, записывая все, что стала перечислять Рита:

«Коломбина – Рита.

Конкистадор – Черрути.

Паж – субтильный юноша, едва стоял на ногах, волосы пшеничного цвета – успела разглядеть за то мгновение, когда он едва не потерял берет. В руке сжимал какой-то флакон, который выронил, когда шагнул за ширму.

Летучая мышь – под маской был высокий мужчина, чье телосложение говорило само за себя.

Арлекин – манера переставлять ноги выдает почтенный возраст, а трясущиеся руки – алкоголизм. Он пару раз вздохнул, напомнив Виктора Филипповича.

Самурай – непонятно, что за тип. Вышел в самом начале.

Призрак. Костюм непроницаем – белый плотный балахон и черные пятна в области лица с прорезями для глаз и рта.

Пьеро – нервный и взбудораженный, что-то неразборчиво бормотал под нос.

Моретта – полная дама с одышкой и чуть слышимыми стонами, какие присущи астеническому неврозу.

Панталоне – совершенно безэмоциональный персонаж, сидел нога на ногу, скрючившись колесом, и едва дышал, застыл статуей. Не похоже, что слушал. Из-под колпака торчали седые волосы. Узнала в нем Синцова.

Фокусник – Грених.

Епископ – ничего примечательного, кроме того, что от него разило водкой.

Бог Анубис – юноша или девушка в длинном, черном, как вороново крыло, парике, в маске, похожей на морду собаки, и черном плаще с пелериной и золотым кантом. Худ до изнеможения; забавные уши на маске.

Раджа – очень искусный грим, наверное, он действительно индийский принц.

Цыганка – эксцентрично накрашенная дама без маски с цветком в волосах, ее при случае можно узнать в лицо».

Грених поднял на Риту глаза, но, увидев выражение ее лица, нахмурился. Она сидела, тихо посмеиваясь, казалось, сейчас поднимется и, театрально разведя руками, скажет, что это была ее выдумка, а Грених купился, как ребенок.

– Неужели ты считаешь, я тебе сразу поверю? – зло хохотнула она. – Все-таки очень сложно забыть тот момент… когда ты сунул пригласительный в книгу.