Гений столичного сыска - Евгений Евгеньевич Сухов

посещения, Федот Никифорович мгновенно помрачнел, отошел в сторонку, к дочери, жене и сыну, и стал исподлобья наблюдать за действиями судебного следователя и полицейских, изредка поглядывая на понятых. В его взгляде Воловцов увидел смесь страха, жалости и стыда. Это во многом говорило о том, что Федот Никифорович если и не ожидал, то наверняка предполагал, что рано или поздно произойдет нечто подобное. Стало быть, он знает об убийстве генеральши Безобразовой и ее горничной Сенчиной больше, нежели показал на первом допросе. С Карпухиным-старшим и решил первым поговорить Иван Федорович, покуда Голубицкий и Зотов производили обыск. Однако Федот Никифорович шансом, предоставленным ему судебным следователем Воловцовым, не воспользовался – а добровольное признание в содеянном преступлении весьма значительно сокращает срок – и на все вопросы, задаваемые Иваном Федоровичем, отвечал так же, как и при первом допросе.

Конечно, Воловцов не сильно рассчитывал, что медник впадет в искреннее раскаяние и станет давать правдивые показания. Хотя и надеялся на то, что нынешние его показания будут разниться с предыдущими и его можно будет поймать на слове и прижать к стенке. Однако Федот Никифорович отвечал так же, как и тогда, когда Воловцов впервые допрашивал его, слово в слово. Скорее всего, Федот Карпухин хорошо подготовился и выучил все ответы на вопросы, которые могли быть ему заданы. Поэтому и не допустил ни единой ошибки.

А вот шанс не сделаться укрывателем убийцы и, стало быть, его пособником Федот Никифорович упустил. Поскольку убийцей генеральши Безобразовой и ее горничной Сенчиной – а в этом судебный следователь Воловцов уже не сомневался – является не кто иной, как его сын.

* * *

Катька-шоколадница на допросе в Московской полицейской части не стала испытывать судьбу и рассказала все как есть:

– Этот билет дал мне на сохранение Алексей Карпухин. Сказал: пусть полежит у тебя, покуда мы с тобой не поженимся.

– А он не сказал, как этот билет оказался у него? – поинтересовался Воловцов, не спуская глаз с Катьки-шоколадницы.

– Нет, – отрицательно мотнула она головой, словно отбиваясь от назойливого взгляда судебного следователя. – Он сказал только, что из-за этого билета убили генеральшу Безобразову, а заодно и ее горничную.

– Вот, значит, как, – заключил Иван Федорович, продолжая рассматривать допрашиваемую девицу. – А откуда ему это известно, вы не спросили?

– Нет, – ответила Катька-шоколадница и отвела взгляд.

Иван Федорович был уже готов услышать нечто подобное, поэтому удивления не выказал, а после короткого молчания спросил:

– Как давно вы знакомы с Алексеем Карпухиным?

– Ну, где-то около восьми месяцев, – ответила, чуть подумав, Катька.

– А вы как познакомились? – задал новый вопрос судебный следователь Воловцов.

Девица с некоторым удивлением посмотрела на него:

– Познакомились так, как это обычно и происходит: он пришел ко мне как обычный клиент.

– И что дальше?

– Ну… ему все это понравилось.

– И только? – пытливо посмотрел в глаза жрице любви Иван Федорович.

– Влюбился в меня, наверное, – ответила Катька так, что последнее слово «наверное» смело можно было пропустить. – Ведь бывает же так.

– Бывает. А вы? – поинтересовался Воловцов.

– А что я? – пожала плечами Катька, глядя мимо Воловцова. – Мальчик он еще совсем…

Иван Федорович хотел было сказать, что этот «мальчик» двумя ударами кинжала порешил старуху-генеральшу и нанес смертельную рану горничной. Затем ограбил старуху Безобразову и попытался замести следы путем поджога флигеля. И во многом это случилось из-за нее, Катьки-шоколадницы, сильно преуспевшей в своей профессии.

* * *

– Посмотрите-ка, господин судебный следователь, что тут у нас нашлось, – помощник пристава Голубицкий подошел к Ивану Федоровичу, держа в руках два футляра с бархатной подложкой. Один футляр был от сережек, другой от колечка.

– А где все это отыскалось? – поинтересовался Воловцов.

– В комнате дочери хозяина, – ответил помощник пристава.

– Это мои коробочки, – выступила вперед дочь медника.

– А украшения где? – посмотрел на нее судебный следователь по особо важным делам.

– Их не было, – просто ответила Ульяна.

– А коробочки эти вам кто дал? – вкрадчиво спросил Воловцов, подавив при этом желание посмотреть на Алексея. Но вместо ожидаемого «брат дал» Ульяна уверенно произнесла:

– Одну мне Алевтина Сенчина подарила, а другую… – Голос у Ульяны дрогнул, глаза наполнились слезами, и она едва сдержалась, чтобы не разрыдаться в голос. Она бы и разрыдалась, не случись рядом посторонних людей. Кое-как сладив с нахлынувшими чувствами, девушка хлюпнула носом и закончила: – А другую я во дворе нашла.

Судебный следователь Воловцов понимающе кивнул. Хороший ответ. Придется принять его на веру, поскольку уже не проверишь. Хотя, похоже, дочь медника говорит правду.

– Скажите, Ульяна Федотовна, – подчеркнуто вежливо обратился к ней судебный следователь, – а в ту ночь, двадцать восьмого августа, вы что делали?

– Спа-а‑ла-а, – протянула Ульяна удивленно.

– И ничего не видели?

– А чего я могу видеть, коли глаза закрыты? – еще больше удивилась девушка

– Резонно, – заметил Воловцов. – А когда проснулись?

– А когда проснулась, то пожар во флигеле уже потушили, – ответила Ульяна.

– А что вы делали дальше? – поинтересовался Иван Федорович.

– Оделась и вышла во двор, – последовал ответ.

– Тогда вы и нашли один из футляров?

– Это коробочку? – посмотрела на судебного следователя дочь медника. – Нет. Коробочку я нашла позже.

– Когда?

– Когда все уехали и господин Тальский приказал все мелкие вещи из флигеля в дом снести.

– А что ж вы не отдали коробочку Константину Леопольдовичу? – слегка приподнял брови Воловцов. – Ее ведь, наверное, просто потеряли при выносе вещей из флигеля.

– Так она ж пустая была… – виновато ответила Ульяна и вопросительно посмотрела на судебного следователя.

– Ну да, можно было подумать, что пустую коробочку попросту выбросили, – ответил на ее взгляд Иван Федорович. Похоже, что девица не врала. – А скажите, Ульяна Федотовна, собаки у вас во дворе какие – сердитые и злые или ленивые и спокойные? – вдруг спросил Воловцов и, не удержавшись, кинул быстрый взгляд на Алексея Карпухина, по лицу которого пробежала тень. Он заметно напрягся, ожидая, что ответит сестра.

– Ну, своих-то они не трогают, а вот если кто чужой во двор зайдет, то лают. Даже покусать могут.

Услышав ответ Ульяны, Алексей мельком глянул на Воловцова, пытаясь определить, как к этим словам отнесется судебный следователь. Ведь сам он, Алексей Карпухин, говорил про собак совершенно обратное. Его отец тоже утверждал, что собаки во дворе старые и ленивые. Но Иван Федорович, казалось, особого значения ответу Ульяны не придал. Хотя на самом деле было совершенно иначе…

– Благодарю, – произнес он, обращаясь к Ульяне. – Вы можете идти по своим делам. Если они у вас, конечно, имеются, – добавил с легкой доброжелательной улыбкой Иван Федорович и обернулся к помощнику пристава Голубицкому: – Продолжайте