Дон Кавелли и папский престол - Конти Дэвид

Сложно было понять, где можно уединиться, чтобы обсудить возникшие трудности: до сих пор было совершенно неясно, кто еще замешан в заговоре и не прослушиваются ли ватиканские покои. Поэтому для срочного совещания камерарий занял единственное тщательно проверенное помещение — Сикстинскую капеллу. Кроме него самого, там присутствовали только кардинал Монти, полковник Дюран и Кавелли. Де Дженнаро мрачно уставился в пол.

— Я знал кардинала Казароли много лет. Он никогда… Я не понимаю всего этого…

— Он, несомненно, был частью заговора, — спокойно возразил Кавелли. — Видимо, у него сдали нервы, когда все оказалось под угрозой провала.

Камерарий произнес едва слышным шепотом:

— Наверное, так и есть. Тем не менее… Я знал его.

— Никто не мог даже представить себе, что кардинал во время конклава схватится за оружие. — Кавелли ошеломленно покачал головой. — Как ему вообще удалось пронести его в Сикстинскую капеллу?

— А что прикажете делать? — мрачно отозвался полковник Дюран. — Обыскивать кардиналов на предмет оружия, как в аэропорту? Это немыслимо.

Камерарий обратился к полковнику:

— Свяжитесь с первым и вторым секретарями. Они оба нужны мне здесь.

Кардинал Монти неловко откашлялся.

— Наверное, это не лучшее решение. Ваш второй секретарь, монсеньор Ринанцо, по-видимому, глубоко вовлечен в это дело.

Де Дженнаро недоверчиво посмотрел на него.

— Нет-нет, только не он, только не Ринанцо…

— Кардинал Монти прав, — согласился Кавелли. — В этом, к сожалению, нет ни малейшего сомнения.

Он кратко рассказал все, что знал о Ринанцо. Камерарий слушал, и глубокая скорбь все сильнее искажала его черты. Затем Кавелли извлек из видеокамеры карту памяти и вручил ее Де Дженнаро.

— Это оригинальное интервью с кардиналом Монти. Копий нет. Журналистка, которая задавала вопросы, также не имеет копии, и у нее нет никаких доказательств этого разговора. Мы об этом позаботились.

Де Дженнаро поспешно схватил пластиковый квадратик и крепко зажал его в кулаке.

— Благодарю. Но для чего вы вообще записывали это интервью, если его никто не должен видеть?

— Как средство давления на кардинала Рубино. Пока против него было всего несколько человек, он легко мог все отрицать, это ему ничем не грозило. Но зачастую, если преступники понимают, что о них сообщат в средствах массовой информации, многие ломаются. Даже Рубино.

— Но что, если эта журналистка все же обо всем расскажет?

— Без доказательств? Кто ей поверит? Нет, думаю, что этой опасностью можно пренебречь. Другое дело, как объяснить публике смерть еще четверых кардиналов, причем смерть от пуль?

Камерарий устало покачал головой.

— Я еще не думал об этом. Охотнее всего я бы вообще ничего не объяснял.

Он почти умоляюще посмотрел на Кавелли.

— От меня никто не узнает ни слова, но я бы посоветовал держаться как можно ближе к истине.

— Мы всегда стараемся так делать.

Кавелли улыбнулся.

— Просто часто это не получается. — Де Дженнаро закрыл лицо руками. — Мы все — всего лишь люди.

LXXX

Девятый день конклава, 22 часа 30 минут

В своем отчете в министерство Чжан прибегнул к своей излюбленной тактике запутывания. Проект «Далекий рассвет» упоминался лишь вскользь. Он особо подчеркнул, что этот перспективный проект лучше отложить на более поздний срок — тем большим будет тогда успех его осуществления. Основную же часть отчета занимала мысль о том, как блестяще удалась дискредитация Ватикана. Успех по всем направлениям! Все итальянские и многочисленные иностранные СМИ уже вовсю рассказывали о небольшой моторной яхте на Тибре, полностью уничтоженной ночным взрывом. При этом все пассажиры на борту погибли. То, что постепенно выяснит полиция, а затем подхватят самые солидные СМИ, Чжан уже сейчас писал в своем отчете: взрыв был вызван неисправным бензопроводом. Нет ни малейшего намека на то, что имело место хоть какое-то постороннее вмешательство. Яхту арендовали несколько дней назад и залог внесли наличными, что было хотя и необычно, но не противозаконно. Идентификация шести трупов показала, что пятеро из них были молодыми проститутками мужского пола. Но настоящую сенсацию вызовет личность шестого погибшего — высокопоставленного сотрудника Ватикана, некого монсеньора Ринанцо.

LXXXI

Десятый день конклава

— Должно познать себя…

Голос камерария эхом разнесся по Сикстинской капелле на десятый день конклава, и на несколько мгновений эта библейская цитата, казалось, благоговейно парила над головами собравшихся кардиналов.

Во-первых, Де Дженнаро подробно рассказал о событиях последних дней, в частности о том, какие роли в них сыграли кардиналы Рубино, Сангалли, Фризо, Казароли и Монти, а также Донато Кавелли.

Кроме того, камерарий сообщил, что после долгих раздумий он объявляет о принятом решении: временно не предавать огласке события, которые омрачили этот конклав. Пресса, падкая до сенсаций, набросилась бы на произошедшее, как стервятник на падаль, в то время как главное — выбор святого отца — было бы низведено до второстепенного события. Это противоречило бы самому духу церкви. Через двадцать или тридцать лет можно будет снова подумать о том, стоит ли информировать общественность об ужасных обстоятельствах, связанных с этим конклавом, но пока что молчание — золото.

Это, конечно, всего лишь его скромное мнение. Окончательное решение о том, как надлежит действовать в этой ситуации, принадлежит будущему папе. Однако сейчас стоит придерживаться именно такой линии поведения.

— Во время конклава стало очевидно, — продолжил он, — что не все кардиналы способны следовать своей свободной воле. Они по разным причинам вынуждены подчиняться желаниям третьей силы, пусть Господь нам ее когда-нибудь откроет. Я никого не осуждаю, мы все ошибаемся, и кто из нас без греха, тот пусть первый бросит в меня камень. Но я призываю этих кардиналов отдавать пустой бюллетень на всех последующих выборах. Эти листы будут учитываться не как голоса воздержавшихся, а просто как несуществующие, чтобы не были заблокированы выборы с большинством в две трети голосов. Я не хочу знать, о ком конкретно идет речь. Скажу еще раз: «Должно познать себя».

Молчание повисло над конклавом, и никто не смел посмотреть в глаза друг другу.

LXXXII

В девятый раз из дымохода над Сикстинской капеллой повалил дым. В толпе на площади Святого Петра уже началось ликование, которое, однако, тотчас же угасло. Дым снова был темным. Гул разочарования прокатился по площади. Затем, однако, снова возобновились аплодисменты. С каждой секундой дым становился светлее — видно, в печи еще оставались остатки красящего химического вещества, но они прогорели, и вскоре стало понятно, что дым все-таки белый.

— Habemus Papam! — радостно отозвалось со всех сторон площади с неподобающей для протокола поспешностью.

Через полчаса настало время, когда кардинал-декан вышел на центральный балкон собора Святого Петра — Лоджию благословения — и провозгласил настоящее имя новоизбранного святейшего отца.

В тот же день в Ватикан поступило множество звонков от глав государств со всего мира. Один из них особенно сердечно подтвердил, что, при всей разнице во взглядах, неизменной остается глубина уважения к папе и стремление к тому, чтобы крепли дружба и сотрудничество с Китайской Народной Республикой.

Это был радостный и торжественный день, но уже завтра нового главу католической церкви ожидала никогда не уменьшающаяся гора проблем и задач. Одна из них заключалась в том, чтобы как можно скорее выяснить, какие кардиналы совершили поступки, сделавшие их уязвимыми для шантажа. Начать нужно было с тех, кто не участвовал в выборе папы, но рано или поздно найдутся и остальные.