Жан-Франсуа Паро - Убийство в особняке Сен-Флорантен

Вопросы множились: если эти женщины питали недобрые намерения относительно королевы, к чему тогда привлекать к себе внимание странными одеждами и чужеземным выговором? Наконец, что означало их внезапное исчезновение, тотчас навеявшее ему дурные воспоминания? В душе опять возникли пережитый некогда страх перед неизведанным и назойливое раздражение от невозможности найти этим явлениям рациональное объяснение.

Было далеко за полдень, когда Николя, расхаживая по Зеркальной галерее, решал вопрос, кому стоит нанести визит в первую очередь: королеве или госпоже до Морепа. Неожиданно какой-то субъект с жизнерадостным лицом громко воскликнул:

— Постойте, господин Ле Флок! Отчего у вас такой мрачный вид? Куда вы направляетесь?

И, заключив Николя в объятия, субъект крепко прижал его к груди.

Комиссар узнал Виль д'Аврэ, первого служителя королевской опочивальни. Он имел удовольствие встречать его, когда тот заступал на место Лаборда.

— Проводите меня, — произнес Виль д'Аврэ, беря Николя под руку, — и поведайте свои невзгоды. Я несу письмо господину де Морепа.

— Охотно. Ваше любезное предложение положило конец моим колебаниям. Я никак не мог решить, куда направить свои стопы: к королеве или к министру, а вы решили за меня!

— Вот и прекрасно. Я сам потом намереваюсь зайти к королеве. Его величество приготовил ей сюрприз и попросил меня проследить. Так что когда завершите ваши дела у Морепа, мы пойдем вместе. Вот видите, надо не раздумывать, а просто поговорить с нужным человеком.

— Сударь, я ваш слуга.

— А я ваш. После вашего визита король, похоже, успокоился. Он со вчерашнего вечера в ужасном настроении. Эта история с кошкой…

Николя покачал головой.

— Она не дает мне покоя. Я должен убедить госпожу де Морепа, что речь шла об охоте на голубей.

— На голубей? Тогда ваше волнение мне понятно. Непросто заставить почтенную даму проглотить эту версию. Вы с ней знакомы?

— Она в Версале недавно, а я с некоторых пор бываю во дворце все реже и реже…

— Неважно, сейчас вы здесь, и в прекрасной форме! Главное, не пугайтесь при виде ее отталкивающей внешности. Душа у нее благородная и щедрая. Конечно, у нее громкий голос, и она не умолкая бубнит о бедствиях своей семьи — не беспокойтесь, исключительно финансовых, — о пороках времени и о своей горестной участи, вынуждающей ее жить в Версале. Говорит она забытым языком времен регентства, в коем успела поднатореть, и любит прикидываться кумушкой из простонародья; притворство стало ее второй натурой.

— Я опасаюсь худшего, — улыбнулся Николя.

— Природа наделила ее умом, позволяющим ей руководить теми, кто такового не имеет. Если вы явитесь к ней, охваченный таким же трепетом, как сейчас, вы ей понравитесь. Просителей она оценивает в зависимости от их искренности.

Так как искренность в намерения Николя не входила, он задумался: не окажется ли его идея с голубями неуместной? Апартаменты, выделенные министру, располагались неподалеку от апартаментов его величества. Их провели в гостиную, посреди которой в кресле-бержер сидела громогласная дама с уродливой, чтобы не сказать отталкивающей, внешностью. Вокруг толпились несколько женщин; на их лицах читалось исключительное почтение. Морепа и Ришелье беседовали в стороне у камина, однако Николя показалось, что дама обращалась именно к министру.

— Вы считаете, что я постоянно цепляюсь к вам, ворчу, брюзжу, и потому бежите от меня как черт от ладана? Но разве может быть иначе? Письмом с печатью меня упекли в дыру под названием Поншартрен[31], где я неустанно роптала почти сорок лет! Так с чего бы мне вдруг замолчать в Версале? И ведь все это время было употреблено только на то, чтобы рассчитаться с долгами, с собственными долгами, с долгами Поншартрена, корчащего из себя царя Соломона, с долгами Ла Врийера, да поразит его Господь! А еще долги архиепископа Буржа, строящего замки для своего дурака братца, маркиза де Фелипо, который, как всегда, в долгах…

— Сейчас начнет перечислять всех членов семьи, — шепнул Виль д'Аврэ на ухо Николя.

— Это я к тому, что, заплатив миллионы, мне пришлось ужаться. Но даже в столь тяжелых обстоятельствах у меня в доме было сто тринадцать слуг…

— Дорогая… — робко начал Морепа.

— Не смейте затыкать мне рот. Господь свидетель, оплачивать услуги ста тринадцати бездельников и каждый день кормить сто десять ртов не так-то просто! И пусть только найдется мерзавец, который пожелает бросить в меня камень!

— Смейтесь, смейтесь, у вас нет ни сердца, ни печенки, ни легких, ни селезенки, раз вы затащили меня в эту версальскую дыру, где убивают моих кошек! Господи, ну отчего мне угораздило воспылать страстью к такому злодею как вы! А вы готовы помыкать мною везде и в любое время!

Она бросила испытующий взгляд на вновь прибывших.

— Вот он, наш герой дня! — провозгласил Ришелье, указывая на Николя. — Я рассказывал о ваших похождениях Морепа: он изъявил желание поближе познакомиться с вами.

В Ришелье Николя всегда раздражало самодовольство; оно звучало во всех речах герцога, сколь бы благожелательными они ни были. Он поклонился министру.

— Сударь, — произнес Морепа, — то, что рассказал нам маршал, побуждает нас познакомиться с вами поближе. Мое пребывание вдали от двора не позволило мне… Скажите, вам часто случается конфисковывать памфлеты, песенки или какие-нибудь другие подстрекательские листки?

— Довольно часто.

— Отлично, отлично! При случае вспомните обо мне. Мне достаточно одного экземпляра. Много лет я имею слабость собирать коллекцию такого рода писулек. Королевский генеалог Клерамбо уже предоставил мне копию своего песенника. Если вы поможете обогатить мою коллекцию, мое собрание станет подлинной летописью нашего века.

— Я прослежу, чтобы вам отсылали экземпляры, господин граф.

— Нет, вы только посмотрите, он даже моих посетителей берет в оборот! — воскликнула герцогиня. — Подойдите ко мне, молодой человек.

Такое обращение порадовало Николя: он все реже и реже слышал его.

— Итак, сударь, что привело вас к нам?

— Сударыня, его величество…

— Довольно, сударь. Ни слова больше.

Она все поняла? Или ей все рассказали? Как бы то ни было, она встала, оперлась на руку Николя и, повелительным жестом отстраняя с пути дам, решительным шагом направилась в смежный с гостиной будуар. Там она с тяжелым вздохом опустилась на козетку и, сурово глядя на Николя, велела ему говорить.

— Сударыня, я не собираюсь вводить вас в заблуждение. Король настолько удручен гибелью вашей ангорской кошки, что не осмеливается сам заговорить с вами об этом несчастье. Он страстно желает, чтобы вы узнали истину, а я, к великому своему стыду, посоветовал ему придумать историю о том, как он стрелял в голубей и нечаянно попал в вашу кошку.

Последовала долгая тишина.

— Сударь, скажите королю, что я безутешна, потеряв свою давнюю спутницу, которая жила у меня на коленях. Но пусть, кому надо, слышит: я предпочту дважды потерять свою кошку, нежели узнать, что король врет. Но я его прощаю, и я по-прежнему его преданная служанка. Король хороший мальчик, и вы тоже. Ступайте к господину де Морепа.

Она протянула ему руку для поцелуя. Стоило Николя вновь появиться в гостиной, как все любопытные взоры устремились на него. Второй раз за день «дорогой Ранрей» оказался в центре событий.

— Вот видите: никакого шума и крика, так что из меня выйдет неплохой пророк, — произнес Виль д'Аврэ, как только они остались одни. — Вы околдовали нашу даму.

— Я сведущ в экзорцизме, — с кислой усмешкой произнес Николя. — Послушавшись вашего совета, я удачно завершил дело. Могу я просить вас передать его величеству, что дело улажено… и без всяких голубей. А госпожа де Морепа является его верной и почтительной служанкой.

Первый служитель королевской опочивальни поклонился.

— Спасибо, мне нравится быть вестником, несущим хорошие новости. Надеюсь, ваша миссия у ее величества не столь деликатна.

Они подошли к прихожей, где размещалась гвардия, охранявшая королеву.

— Не стесняйтесь, — говорил Виль д'Аврэ, ускоряя шаг, — и пользуйтесь моим к вам расположением. Раньше, приезжая в Версаль, вы останавливались у вашего друга Лаборда. Будьте уверены, теперь для вас тоже найдется кушетка. Король поделил помещения на антресолях, прежде занимаемых графиней Дюбарри; часть он отдал Морепа, а те, что расположены у него над головой, предоставил в мое распоряжение. Когда наш нынешний монарх был ребенком, я уже состоял при его особе, так что он очень ко мне расположен.

— Я благодарен вам за ваше предложение.

Николя не знал, адресовано ли сие предложение ему как лицу, имеющему влияние, с целью снискать его дружбу или же речь шла об искреннем к нему расположении, и он решил на досуге подумать об этом.