Клод Изнер - Роковой перекрёсток

Дверь вновь широко распахнулась.

— Я? Так вы со мной хотели поговорить? — удивился швейцар.

— Конечно, — заверил его Виктор.

— Тогда другое дело, проходите, только тут не убрано. Минувшей ночью у нас такое творилось: наши посетители схватили случайного прохожего, завернули в скатерть, притащили в Зал стражи и заставили распевать с ними песни…

— Скажите, — перебил его Виктор, — что это у вас за форма?

— Это самый настоящий костюм церковного привратника, — хвастливо заявил швейцар, — набалдашник трости из чистого серебра, а за алебарду мне вообще пришлось выложить целое состояние.

— Ох и эффектно же вы, должно быть, смотритесь! Уверен, лучше вас на эту роль никого не найти, — подыграл Виктору Жозеф.

Швейцар горделиво выпрямился.

— Да, мне уже говорили, что у меня талант. Когда я исполняю «Букет цветов увядших» мсье Поля Анриона, некоторые дамы даже плачут. Вот послушайте, — и он продекламировал:

Вот и увял букет невесты,Так и мы с тобой состаримся вместе,И все равно лицо твое…

Жозеф вдруг закашлялся и попросил стакан воды, оборвав чтеца на полуслове. Выполнив просьбу, швейцар прочистил горло и приготовился продолжать декламацию, но Виктор похлопал его по плечу:

— Потрясающе! Прав был Луи Дольбрез, вы отличный чтец!

— Мсье Дольбрез говорил вам обо мне?

— И не он один! Кстати, не подскажете, в котором часу он обычно тут появляется?

— Он приходит, когда ему вздумается. Вот вчера вообще не явился, чем весьма огорчил мсье Сали, ведь если хочешь прославиться, надо все время быть на виду. Если так пойдет и дальше, его место займет кто-нибудь другой — здесь, на Монмартре, знаете, сколько поэтов.

— Похоже, вы тут со всеми знакомы. Я хотел бы взять интервью у некоего мсье Навара.

— Да-да, есть такой, — кивнул швейцар. — Я слышал, он говорил, что часто бывает в доме шестнадцать по улице Круассан, там находится редакция «Эко де Пари».

— Спасибо, вы нам очень помогли! Мы вернемся вечером.

И оба вышли из здания.

— Подождите, вы же так и не сказали, в какой газете работаете!

— «Пасс-парту»! — крикнул Жозеф через плечо.

В этот час народу на улице Круассан было куда меньше, чем ранним утром. Под навесом у подъезда громоздились огромные рулоны бумаги, обернутые провощенной тканью, — вскоре на ней напечатают газеты.

Жозеф вспомнил, как встретился здесь с другом детства и о том, какой сытный за этим последовал обед, и у него потекли слюнки. Вот бы сейчас съесть круассан, или хотя бы яблоко, не говоря уже о жареной картошке… Да разве мсье Легри даст ему спокойно перекусить…

Они подходили к дому номер шестнадцать, в котором размещалась редакция «Эко де Пари», когда их обогнал блондин с моноклем и сигарой.

— Альцест… Алкивиад… — Виктор пытался припомнить его имя. — Нет, Альсид, — и уже громче повторил: — Альсид Бонвуазан!

Молодой человек резко остановился и обернулся.

— Простите, мсье, мы знакомы?

— Меня зовут Виктор Легри, мы с вами встречались в «Мулен-Руж».

— Ах, да, я вас вспомнил, — поклонился тот. — Вы ко мне? Тогда подождите в холле, я буду через пять минут.

Блондин устремился в коридор, в конце которого красовалось окошко с табличкой «касса», и вскоре вернулся с довольным видом.

— Прошу меня извинить, дело в том, что мою статью могли не напечатать, и тогда я остался бы без ужина. А теперь могу даже расплатиться с квартирной хозяйкой. Чем я могу вам помочь?

— Скажите, что вы знаете о некоем Наваре?

— Почти ничего: он пишет обо всем понемногу, кроме медицины, хотя сам читает лекции в Сальпетриер.

— А у вашей газеты есть архив?

— Идемте, я вас провожу.

Бонвуазан провел их в большую комнату, где в застекленных шкафах хранились объемистые подшивки газет. Архивом заведовал меланхоличный старик в картузе.

— Скажите, что вас интересует, и Герберт вам поможет, если, конечно, это в его силах. Пока! — И Бонвуазан скрылся.

— Благодарю вас, — ответил Виктор.

— Дайте нам, пожалуйста, подшивку за ноябрь тысяча восемьсот восемьдесят шестого года, — попросил Жозеф, но старик в ответ лишь с сожалением развел руками:

— Увы, ее тут нет.

— А за восемьдесят седьмой есть?

Старик с неожиданным для своих лет проворством бросился к одному из шкафов, вскарабкался по приставной лесенке на самый верх и достал с полки увесистую подшивку газет. Жозеф хотел было помочь ему, но старик сам донес свою ношу до стола.

— Только аккуратнее, пожалуйста, — наставительно произнес он и вернулся к своему столу.

Виктор принялся листать газеты, Жозеф заглядывал ему через плечо:

— Ох, патрон, боюсь, нам тут ничего не светит.

— Вот! — Палец Виктора уперся в набранный крупным шрифтом заголовок. — 14 января 1887 года… — пробормотал он, и оба углубились в чтение статьи:

Вчера состоялось заседание суда, которое поставило жирную точку в деле о пропавших украшениях. С участников процесса окончательно сняли подозрения в сговоре с дамой, выдававшей себя за баронессу де Сен-Меслен. Напомним вкратце подробности этого нашумевшего дела.

15 ноября 1886 года в клинику известного психиатра доктора Оберто, расположенную в поместье «Вилла Асфоделей», что километрах в тридцати от Лиона, пришла элегантно одетая дама, чье лицо скрывала плотная вуаль. Она сказала доктору, что ее муж, барон де Сен-Меслен, страдает нервным расстройством, и знаменитый профессор Жарден с медицинского факультета Лионского университета порекомендовал ей обратиться к доктору Оберто. Дама показала заключение Жардена, где говорилось, что барон страдает манией преследования: ему кажется, что кто-то охотится за его наследством. Доктор Оберто, даже не осмотрев будущего пациента, на основании истории болезни согласился взяться за лечение и гарантировал полное выздоровление. Баронесса заплатила ему вперед за три месяца.

На следующий день она пришла в ювелирный магазин, что на площади Белькур, и сказала управляющему, мсье Просперу Шарманса, что хочет преподнести сестре в подарок на свадьбу комплект украшений. Она попросила его взять с собой несколько ювелирных изделий и поехать вместе с ней в ее загородное поместье, чтобы прикованный к постели муж помог ей выбрать подарок. Шарманса согласился. Они подъехали к красивому особняку с парком и вошли внутрь. Баронесса стала просить господина Шарманса снизить цену. Тот пошел ей навстречу. Тогда баронесса взяла у него саквояж с драгоценностями, сказав, что сама покажет их мужу, оставила Шарманса в гостиной и вышла. Как выяснилось позже, она направилась в кабинет к доктору Оберто и сообщила, что привезла своего несчастного мужа и хочет уйти, пока у того не начался очередной припадок. Оставшись один, Проспер Шарманса подождал немного, а потом вышел из гостиной в надежде самостоятельно найти барона и поговорить с ним. Но тут дорогу ему преградил доктор Оберто, который всячески увиливал от прямых ответов на вопросы о драгоценностях. Ювелиру это не понравилось, он вышел из себя. Оберто вызвал санитаров. В результате Шарманса, которого сочли душевнобольным, скрутили, отвели в холодный душ, потом надели на него смирительную рубашку и заперли в комнате с мягкими стенами.

Ювелир провел там более трех недель, пока не выяснилось, что произошла ошибка. Ни баронессу, ни украшения так и не нашли…

— Мсье Легри, да ведь это настоящий роман! — громко воскликнул Жозеф. — Я их так ясно себе представляю: загадочная баронесса под густой вуалью, связанный по рукам и ногам Проспер Шарманса, суровый доктор и…

— К сожалению, это не вымысел, Жозеф, — понизив голос, заметил Виктор. — Все так и происходило на самом деле. Пойдемте, здесь не принято шуметь.

На улице шел дождь, и Виктор поспешил раскрыть зонт.

— Итак, теперь я не сомневаюсь, — мы имеем дело с местью. Но кто кому хотел отомстить? Ювелир Шарманса доктору Оберто? Или наоборот?

— Да нет, патрон, не похоже, — задумчиво ответил Жозеф. — Мне показалось, что эти двое прекрасно ладят друг с другом. Если, конечно, человек, с которым встречался Шарманса и за которым я следил, и есть тот самый доктор Оберто.

— Судя по вашему описанию, это он, — кивнул Виктор.

— К тому же, я вел его до улицы Наварры… Может, отсюда и его литературный псевдоним?

— Вы определенно делаете успехи, Жозеф, — похвалил юношу Виктор.

— Интересно, эти двое в сговоре или один из них верховодит? — задумчиво произнес Жозеф. — Хотя… для Ноэми Жерфлер это уже неважно: баронесса де Сен-Меслен сошла со сцены. Да и бедняжке Элизе, чья вина состояла лишь в том, что ее мать — воровка, тоже уже ничем не помочь.

— А Луи Дольбрез не вызывает у вас подозрений?

— Похоже, он тоже имеет отношение к этому делу, — кивнул Жозеф. — Куда мы пойдем сначала?