Господин следователь. Книга пятая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Нюшка уныло кивнула и поплелась на кухню, демонстрируя сутулой спиной покорность народов Африки, а заодно и несчастную долю угнетенных женщин России. Нет уж, голубушка, я тебя немножечко раскусил. Шиш тебе, а не тренировки.

— Аня, ты что-то про почтальона говорила? — вспомнил я.

Нюшка в это время ставила передо мной тарелку, от которой шел очень вкусный запах гречки и шкварок. Хмыкнув, строго сказала:

— Наталья Никифоровна, когда уезжала, наставления мне давала — с барином во время еды о делах не говорить.

— Уволю на хрен, — пообещал я.

— Вы вначале поужинайте, потом увольняйте, — рассудительно ответила девчонка, — И детей плохим словам не учите.

Вот, шантажистка. А каких это я детей плохим словам учу?

— Анька, а где у нас дети?

— Сами мне все время талдычите — дескать, я еще маленькая, учиться надо. А маленькие от взрослых все перенимают, — хмыкнула Нюшка, уходя на кухню. Повернувшись, еще разок хмыкнула через плечо: — Потом сами мне замечание сделаете — чего это я плохие слова повторяю?

Нет, моя кухарка — та еще язвочка. И как это я умудрился ее нанять?

Вернувшись, Нюшка поставила передо мной тарелку с хлебом и мисочку с солеными рыжиками. Пояснила:

— Рыжики сегодня Маша принесла — горничная Елены Николаевны. Сказала, что это вам барышня прислала. И чтобы завтра всенепременно в гости пришел. Мол — скучает ее хозяйка и грустит.

Соленые грибы я люблю. Надеюсь, их солила не моя будущая теща? Ну, даже если и так, то летом мы еще не были знакомы…

— Рюмочку вам под грибочки налить? — поинтересовалась Нюшка. — У вас еще треть бутылки осталось.

С чего это вдруг девчонка мне рюмочку предлагает? Подозрительно.

Нет, определенно у меня профессиональная деформация. И Ксению Глебовну уже в чем-то подозреваю, и Нюшку. Но юная моя кухарка, как я знаю, не слишком-то приветствует алкоголь. Мы тут на днях с Абрютиным заходили, с той бутылочкой. Слова поперек не сказала, закуску выставила, но было заметно, что куксится.

Рюмочку, под соленые рыжички грех не выпить, но очень боюсь, что, выпив одну рюмку, захочу вторую. А рыжики вкусны и без водки.

— Нет, спасибо, — ответил я, принявшись трескать гречневую кашу и заедать ее рыжиками. Прожевав, важно изрек: — Пить одному, равно, как и опохмеляться — самый надежный путь к алкоголизму. А с чего ты мне рюмочку предлагаешь?

— Так говорю — треть бутылки стоит. Выливать жалко, смотреть противно. Глаза бы мои на нее, на проклятую не смотрели. А так — вы бы ее выпили, да и все.

Ну да, железная логика. Но пить все равно не стану. К тому же — бутылка-то не совсем моя. Абрютин как-нибудь вспомнит про остатчик.

Умял и кашу и рыжики, продемонстрировав Нюшке пустую посуду.

— Все, дорогая, давай чай пить. И скажи — отчего ты на водку смотреть не можешь?

— Так от нее одни только беды. Вон, батька мой, по деревенским меркам почти непьющий, но иной раз — нет-нет, да и есть-есть. Нажрется, потом песни начнет орать, да по-всякому выкобенивается. Смотреть противно. Может в кабак зайти, с мужиками по пьянке подраться. Как-то раз помощнику своему челюсть разнес. Ладно, что тот тоже выпивши был, жалобу подавать не стал. Но самое противное, если он по пьяному делу меня начинает жалеть — мол, сиротинушка ты у меня! А тут и я себя начинаю жалеть.

Нюшка терпеть не может, чтобы ее жалели. Это мне тоже известно.

— Эх, Анька-Анька… Как бы тебе мужа такого найти, чтобы не пил? — вздохнул я вслух.

— Таких не бывает. Пусть бы и пил, но в меру, как вы….

— Это что было? Комплимент или очередная шпилька? — нахмурился я.

— Комплимент, — хихикнула Нюшка. Выждав паузу, сказала: — И шпилька тоже…

— А я тебя за кашу хотел похвалить, — немедленно отомстил я. — Хотел сказать, что все было вкусно, но теперь не стану. Иди уж, за чаем. А про почту можешь вообще ничего не рассказывать.

Нюшка только головой покачала и отправилась за чаем и всем прочим, что к нему полагается. Снимая с подноса вазочку с вареньем, ехидно поинтересовалась:

— А чтобы про почту я не рассказывала — это приемчик ваш? Мол, сделаешь вид, что неинтересно, так девка сама расскажет?

Вот ведь, жучок-короед. И спиногрыз. Я сделал глубокомысленный вид, а сам занялся чаем. Сделал один глоток, потом второй. Похоже, что Нюшка опять чего-то туда добавила?

— Анна, ты почему хороший чай портишь? — отодвинул я от себя чашку.

— Ой, а я думала, вы не заметите, — огорчилась девчонка. — Я половину китайского чая взяла, половину капорского.

— Вот сама такой чай и пей, — решительно заявил я. — А мне, будь добра, завари нормальный, а не травку, которую твоя Манька не съела. Вперед!

Нюшка поплелась на кухню греть самовар, заваривать чай. А мне стало немного стыдно за самодурство. Но только немножко. Нечего меня иван-чаем травить. Наталья всякой дрянью поила, терпел, а от этой мартышки терпеть не стану. Теща пытается рыжиками отравить, кухарка чаем.

Анна Игнатьевна явилась с высоко поднятым носом (так бы ей и наподдал, но горячая чашка в руке!), поставила чай и сказала:

— Почтальон сегодня извещение принес, так я на почту сходила, ваш гонорар получила.

— Гонорар не мой, а наш общий, — заметил я, потом спохватился: — А тебе без проблем деньги отдали?

— А какие проблемы? — пожала Нюшка плечами. — Не господам же на почту ходить?

Хорошенькое дело. Гонорар шлют на мое имя, а деньги на почте выдают девчонке, по предъявленному извещению. И паспорта никто не спрашивает. О времена! Ладно, зато мне меньше хлопот.

Нюшка вытащила из кармашка несколько бумажек и серебро.

— Вот деньги, — сообщила она, чтобы я не решил, что это фантики. — Туточки триста двадцать рублей и восемьдесят копеек. Это у нас аванс. А еще нам газета должна выплатить восемьсот рублей.

— Не густо, — уныло протянул я. — Получается, по пятьсот пятьдесят рублей на рыло. А я-то думал, что службу могу бросить, да на гонорары жить.

Кухарка посмотрела на меня несколько удивленно, похлопала глазенками. Наверное, собиралась сказать, что ее батька вкалывает с утра и до ночи за половинную сумму, а кое-кто и за четверть. В год, между прочем. А тут, в общем-то, наша прибыль за два месяца трудов.

— Тогда мы деньги поделим поделим, — сказала Нюшка. — Нам по сто пятьдесят рублей, а двадцать рублей и восемьдесят копеек я на почтовые расходы приберу.

Спорить я не стал, а попросту сунул деньги в карман халата. Потом приберу в свой домашний «сейф» — ящик стола, в котором я храню деньги. В принципе, с гонораром, у меня уже будет рублей пятьсот. А скоро жалованье выплатят. Может, опять наградные подкинут? Вот взять, да и купить у Натальи дом?

Нюшка, тем временем, ходила кругами. Явно что-то замышляла. Не удержавшись, спросил:

— Анька, какую каверзу строишь?

— Думаю, — сообщила девчонка.

Намотав по комнате кругов десять, решительно уселась на табурет. Посмотрев на меня глазенками, в которых, как у мистера Скруджа замелькали доллары (ладно, рубли), таинственным шепотом спросила:

— Иван Александрович, а не желаете свои деньги в дело пустить?

— Вложиться в ломбардные билеты?

— Не, в ломбардные билеты невыгодно. Процент с них маленький. Не желаете маслозаводик открыть? Я подсчитала — понадобится нам тысячи две. Мы бы с вами на сказках их за пару лет заработали. Само здание лучше бы из кирпича построить, но дорого выйдет, но на первых порах и деревянное сойдет — если не в Череповце ставить, а в Бороке, так в двести рублей встанет. Сепараторы и чаны дорого стоят — кладем тысячу, а то и полторы. Еще работники понадобятся — человека два, а лучше три. Но их я найду. Если не мужиков, а баб брать, то они и работают лучше, да и дешевле обойдутся. Управляющего я уже присмотрела — дядя Рувим согласится. Сразу скажу — годика два прибыли не будет, зато потом верные четыреста рублей в год — как вы говорите, на рыло, у нас выходить станет. А со временем, так и тыща. Самим уже и делать ничего не надо, зато бы подумали — во что вложиться?