Дело бога Плутоса - АНОНИМYС

Еще два раза останавливался Загорский, и оба раза, сраженные, падали на землю его преследователи.

Когда их осталось только двое – Эрнандес и Ван ден Бош – Нестор Васильевич решил, что на сегодня соревнований в беге достаточно и повернул обратно к помосту. Он забежал на него и подхватил свое копье, которое бросил, когда его поймали в сеть.

Ван ден Бош и Эрнандес тоже ворвались на площадку, но тут остановились в нерешительности. До этого Загорский голыми руками обезоружил троих вооруженных бойцов, теперь же в руках его было копье. Понятно, что шансы его противников близились к нулю, так что они по-прежнему топтались на месте, со страхом глядя на Загорского, который стоял перед ними несокрушимый, словно каменная статуя. Видя их нерешительность, трибуны засвистели и зашумели.

– Что встали – нападайте! – прокричал Иероним, повелительно размахивая своим мечом. – Нападайте, иначе, клянусь Геркулесом, я вас заколю, как цыплят.

Вид у него был настолько свирепый, что не приходилось сомневаться: обещание свое он исполнит. Однако и Эрнандес, и Ван ден Бош уже испытали на себе сокрушительную силу могучей длани действительного статского советника и не хотели повторить этот опыт снова. На краю арены возле подземного хода бесновался папаша Боссю: вечер, так удачно начавшийся, из-за трусости новичков мог закончиться конфузом. Это понимал и он, и другие гладиаторы, понимал это и Загорский.

– Не бойтесь! – ободряюще крикнул он противникам. – Нападайте что есть силы, я не причиню вам вреда!

Слегка ободренные такие словами, оба гладиатора, размахивая мечами, бросились в атаку. Некоторое время Нестор Васильевич лишь искусно уклонялся и отражал их удары, не переходя в контратаку. Копье его свистело, вращалось и наносило мгновенные, как удар молнии, уколы, но удивительным образом не причиняло противнику никакого вреда. При этом сам Загорский не стоял на месте, а прыгал, кувыркался и вертелся, словно гигантский волчок. Зрители, среди которых, вероятно, один только Ганцзалин имел представление о китайском ушу, ахали, охали и аплодировали всякий раз, когда Загорский исполнял особенно сложный пируэт.

Помощник, впрочем, хоть и горд был за хозяина, все же полагал, что тот находится не в лучшей форме. В последнее время, увлеченный переводами, он стал пренебрегать регулярными тренировками и это, конечно, отразилось на физической форме. Он теперь был не таким ловким и быстрым, не все движения выходили одинаково чистыми. Впрочем, все эти нюансы мог разглядеть и понять один только Ганцзалин, остальная публика находилась в полном восторге.

Наконец, решив, что пора заканчивать представление, Загорский двумя ловкими выпадами обезоружил обоих противников и опрокинул их наземь. После чего поднял копье вверх, приветствуя трибуны, которые теперь уже рукоплескали ему безостановочно.

Так же триумфально, словно бог-олимпиец, он прошел через всю арену и скрылся в круглом отверстии, напрямую ведущем в подземный ход. За ним, собрав свое оружие, поплелись побежденные, но, как ни странно, довольные гладиаторы…

В туннеле Нестор Васильевич попал в жаркие объятия папаши Боссю.

– Тысяча чертей! – воскликнул тот, пожирая глазами действительного статского советника. – Сто тысяч чертей! Миллион чертей и одна маленькая чертовка! Ты – гений боев, ты принесешь мне богатство! С тобой, Ковальский, мы завоюем весь мир.

Глава восьмая

Роковые женщины

Вернувшись в казарму, новички-гладиаторы продолжали с воодушевлением обсуждать детали сегодняшнего представления. Бои оказались вовсе не так страшны, как можно было подумать, лишь несколько человек отделались незначительными синяками и ссадинами. При этом за сегодняшний вечер каждый заработал по сто франков, не говоря уже о премии. Представление, судя по всему, пользовалось у публики необыкновенным успехом. Папаша Боссю на радостях не стал даже штрафовать проигравших, так что все оказались в выигрыше.

– Что ж, на таких условиях можно и подольше тут поработать, – выразил общее настроение долговязый Нагель.

Все закивали головами: условия казались вполне подходящими.

Один только Загорский молчал и не участвовал в общем разговоре. Он прекрасно понимал, что сравнительно бескровным результатом сегодняшний вечер обязан исключительно его боевому мастерству и необыкновенной ловкости. Если бы дать волю новичкам, они бы, без сомнения, серьезно отколотили бы друг друга – и не от озлобления даже, а исключительно по неопытности.

Команда гладиаторов Нестора Васильевича поглядывала на остальных с явным чувством собственного превосходства. Еще бы, их предводитель способен в одиночку расправиться с несколькими вооруженными врагами! Все горели желанием поучиться у действительного статского советника и перенять у него хотя бы парочку тех удивительных приемов, которыми он сегодня поразил публику и своих собственных товарищей.

– Где ты научился так драться? – с необыкновенной прямотой спросил Загорского Эрнандес.

– Много ездил по свету, – отвечал Загорский, – всюду собирал разные приемы боя с оружием и без него…

Конечно, он лукавил, и его многочисленные путешествия были тут не при чем. Он, разумеется, мог сказать, что все это – следствие многолетних занятий китайским ушу. Однако действительный статский советник без крайней необходимости предпочитал ничего о себе не рассказывать, не без оснований полагая, что знание о нем – это оружие, которое вполне может быть повернуто против него самого.

– Было бы неплохо, кабы вы нас поучили этим вашим приемчикам, – заявил техасец, – верно, парни?

Парни выразили совершенное согласие с этим положением. Однако Загорский отговорился усталостью.

– Время уже позднее, час ночи, – заявил он. – Работы было много, пора и на боковую.

При этих словах все гладиаторы почувствовали, что, действительно, зверски устали за сегодняшний вечер, и совсем не худо было бы упасть в объятия Морфея. Так они и сделали, предварительно скинув с себя амуницию и побросав ее без разбора в дальнем углу.

Спустя полчаса, когда все уснули, и комната наполнилась посапыванием и храпом, Загорский аккуратно поднялся со своей лавки, надел брюки и рубашку и неслышным шагом «скользящего по грязи», который практикуют в багуа-чжан[11], покинул спальню.

Длинный темный коридор тянулся вглубь казармы, падавший с улицы через окна-бойницы лунный свет почти не освещал его. Такое положение, впрочем, вполне удовлетворяло действительного статского советника. С его орлиным зрением он видел все, сам при этом оставаясь практически неразличимым во тьме.

Коридор был пуст, однако Загорский принял все-таки некоторые меры предосторожности. Сейчас он двигался прерывисто – сделает пару шагов и застынет у стены, почти сливаясь с ней в единое целое. Потом еще два-три шага – и снова замер.

Так он оставил за спиной спальню гладиаторов-новичков и добрался до следующей