Кен Фоллетт - Человек из Санкт-Петербурга

Ознакомительный фрагмент

Она встала и вышла в сад. Тот самый младший садовник, стоя у розового куста, болтал с одной из служанок. Лидия узнала ее: то была Энни, смазливая, чувственная, пустоголовая девица с широкой, добродушной улыбкой. Она стояла, засунув руки в карманы передника, и вовсю хохотала, слушая садовника. Вот девушка, которой не нужен корсет, пронеслось в голову у Лидии. Предполагалось, что Энни должна присматривать за Шарлоттой и Белиндой, так как у гувернантки был выходной. Строгим тоном Лидия спросила:

– Энни! Где же молодые леди?

Улыбка тотчас сошла с лица Энни, девушка сделала реверанс.

– Нигде не могу найти их, миледи.

Садовник потихоньку ретировался.

– Непохоже, чтобы ты их искала, – сказала Лидия. – Отправляйся.

– Хорошо, миледи. – Энни бросилась к дальней части дома. Лидия издала вздох: девушек там не найти, но у нее уже не было никакого желания останавливать Энни и снова выговаривать ей.

Она медленно пошла через лужайку, стараясь думать о знакомых и приятных вещах и отгоняя от себя мысли о Санкт-Петербурге. Отец Стивена, седьмой граф Уолден, засадил западную часть парка рододендронами и азалиями. Лидия никогда не видела старика, так как он умер еще до того, как они со Стивеном познакомились, но все сходились на том, что он был одной из самых выдающихся и крупных фигур викторианской эпохи. Теперь посаженные им кусты цвели вовсю, образуя пеструю смесь красок, совсем не в викторианском стиле. Надо пригласить художника, нарисовать наш дом, подумала она, последнюю картину писали, когда парк еще так не разросся.

Она обернулась и посмотрела на родовой дом Уолденов. В вечернем солнце серые камни южного фасада приобрели особую красоту и достоинство. В середине южной стены был вход. В дальнем, восточном крыле, находились гостиная и несколько столовых, а за ними беспорядочно расположенные кухни, посудные и прачечные помещения, а еще далее – конюшни. Ближе к ней, с западной стороны, располагались утренняя комната, восьмиугольный зал и угол библиотеки; за углом вдоль западного фасада – бильярдная, оружейная, ее комната-цветник, курительная и контора. На втором этаже, в основном с южной стороны, размещались спальни членов семейства, комнаты гостей – с западной стороны, а помещения для слуг над кухнями, на северо-востоке, так, чтобы их не было видно. Над вторым этажом возвышались невообразимые башни, башенки, мансарды. Весь фасад представлял собой буйство каменных орнаментов в лучшем стиле викторианского рококо, с цветами и всевозможной лепкой, там были перевитые канаты, львы, драконы и херувимы, балкончики и бойницы, солнечные часы и горгульи. Лидия любила этот дом и радовалась тому, что Стивен, в отличие от многих других представителей старой аристократии, был в состоянии содержать это владение.

Она увидела, как Шарлотта и Белинда вышли из кустарника по ту сторону лужайки. Ну, конечно, Энни так и не нашла их. На обеих девушках были широкополые шляпки и летние платья, а на ногах черные чулки и черные туфли на низком каблуке как у школьниц. Поскольку Шарлотте в этом сезоне предстояло появиться в свете, то ей иногда разрешалось зачесать волосы наверх и надеть нарядное платье к ужину, но в остальном Лидия продолжала относиться к ней как к ребенку, кем она, собственно, и была, ведь очень плохо, если дети слишком быстро взрослеют. Обе кузины были увлечены разговором, и Лидия мельком подумала, о чем же таком они могли болтать. О чем думала я, когда мне было восемнадцать, спросила она себя, и вспомнила о молодом человеке с мягкими волосами и опытными руками. Тут она взмолилась: О, Боже, помоги мне сохранить мою тайну.

– Как ты думаешь, мы почувствуем себя по-другому после того, как начнем выезжать? – спросила Белинда.

Шарлотта уже и раньше задумывалась об этом.

– Нет, я не почувствую.

– Но мы же станем взрослыми.

– Не понимаю, почему эти бесконечные приемы, балы и пикники могут вдруг сделать человека взрослым.

– Нам придется надеть корсеты.

Шарлотта хихикнула:

– А ты когда-нибудь пробовала?

– Нет, а ты?

– На прошлой неделе примерила свой.

– И на что это похоже?

– Ужасно. Невозможно ходить прямо.

– А как ты выглядела?

Шарлотта сделала рукой жест, означающий огромный бюст. Обе они так и прыснули. Увидев мать, Шарлотта, в ожидании замечания, изобразила на лице виноватое выражение, но маман выглядела озабоченной и лишь слабо улыбнулась, повернув в другую сторону.

– Во всяком случае, это будет забавно, – сказала Белинда.

– Ты имеешь в виду выезд в свет? Да, это так, – задумчиво проговорила Шарлотта. – Но какова цель всего этого?

– Она в том, чтобы повстречать подходящего молодого человека, конечно.

– То есть, найти мужа.

Они подошли к огромному дубу в середине лужайки, и Белинда со слегка недовольным видом бросилась на скамейку под деревом.

– Ты считаешь, что дебют в свете это просто глупость, не так ли? – сказала она.

Сев рядом с ней, Шарлотта окинула взглядом торфяной ковер лужайки, примыкающей к удлиненному южному фасаду замка Уолденов. Его готические окна поблескивали в лучах предвечернего солнца. С того места, где они сидели, дом казался тщательно и правильно спланированным, но фасад лишь скрывал восхитительный сумбур.

– Глупость в том, чтобы так долго ждать. Я вовсе не тороплюсь начать разъезжать по балам, наносить визиты и знакомиться с молодыми людьми. Я бы не возражала, если бы мне вообще не пришлось этого делать, но меня просто бесит, что со мной все еще обращаются, как с ребенком. Терпеть не могу ужинать с Марьей, она совершенно невежественная, или притворяется такой. По крайней мере, в столовой можно поучаствовать в беседе. Папа часто говорит об интересных вещах. Когда мне становится скучно, Марья предлагает мне сыграть с ней в карты. Но я не хочу ни во что играть: всю свою жизнь я только и делаю, что играю. – Шарлотта вздохнула. Разговор на эту тему еще более разозлил ее. Она посмотрела на спокойное, веснушчатое личико Белинды, обрамленное рыжими кудрями. Лицо же Шарлотты было овальной формы, с довольно крупным прямым носом и волевым подбородком, волосы густые и темные. Счастливица Белинда, подумалось ей, подобные вещи ее совсем не беспокоят, она-то уж никогда ни из-за чего не станет переживать. Шарлотта дотронулась до руки Белинды.

– Прости. Я вовсе не хотела заговариваться так.

– Ничего страшного, – Белинда снисходительно улыбнулась. – Ты всегда злишься из-за вещей, которые не можешь изменить. А помнишь тот случай, когда ты решила, что хочешь поехать учиться в Итон?

– Этого не было никогда!

– Нет, было. Ты подняла ужасный шум. Папочка учился в Итоне, говорила ты, почему же мне нельзя?

Ничего такого Шарлотта не помнила, но не могла отрицать, что все это очень походило на нее в десятилетнем возрасте. Она сказала:

– Неужели ты действительно считаешь, что все это совершенно невозможно изменить? Первое появление в свете, жизнь в Лондоне во время светского сезона, помолвку, а потом замужество...

– Можно устроить скандал, и тогда придется эмигрировать в Родезию.

– Я не совсем представляю себе, как устраивают скандалы.

– И я тоже.

Какое-то время они молчали. Иногда Шарлотте хотелось быть такой же пассивной, как Белинда. Тогда жизнь оказалась бы проще – но, с другой стороны, и намного скучнее. Вслух она сказала:

– Я спросила Марью, что я должна буду делать после того, как выйду замуж. Представляешь, что она мне ответила? – Тут она сымитировала русский акцент своей гувернантки. – Делать? Но, дитя мое, ты ничего не будешь делать.

– О, как это глупо, – сказала Белинда.

– Разве? А что делают наши матери?

– Они светские дамы. Устраивают приемы, гостят в загородных домах, посещают оперу и...

– Вот это я и имею в виду. Они ничего не делают.

– Они рожают детей.

– А вот это совсем другое дело. Вокруг деторождения столько всяких тайн нагорожено.

– Все от того, что это... так вульгарно.

– Почему? Что тут вульгарного? – Шарлотта почувствовала, что снова слишком увлекается. Мария всегда предупреждала ее, чтобы она не увлекалась. Набрав побольше воздуха, она понизила голос. – У тебя и у меня непременно будут дети. Ты не считаешь, что они могли бы и рассказать нам кое-что о том, как это происходит? А вместо этого им хочется, чтобы мы во что бы то ни стало, знали все о Моцарте, Шекспире и Леонардо до Винчи.

Вид у Белинды был смущенный, но одновременно и заинтересованный. Она относится к этому так же, как и я, подумалось Шарлотте; а любопытно все-таки, что же ей известно?

– Ты понимаешь, что ребенок растет внутри тебя?

Белинда кивнула, а затем выпалила:

– Но как же все это начинается?

– О, я думаю, это просто происходит, когда тебе почти двадцать один. Вот настоящая причина, почему надо начинать выезжать в свет, – чтобы обязательно найти мужа до того, как у тебя начнут появляться дети. – Поколебавшись, Шарлотта добавила: – Я так думаю.