Дон Кавелли и мертвый кардинал - Конти Дэвид

— И как же вы это сделали? — спросил Кавелли.

— Я сказал, что у нас имеются сведения, что на пути следования Кеннеди намечается демонстрация кубинских эмигрантов. Тогда, чтобы избежать возможных неприятностей, маршрут проложили по Элм-стрит, как мы и хотели. Кроме того, я позаботился о том, чтобы в последний момент на двух агентов, которые должны были ехать сзади на подножке машины Кеннеди, возложили другие задачи. Возможно, они преградили бы Освальду обзор… Ну а остальное вы, наверное, знаете.

Некоторое время все молчали, затем Пия подняла голову и спокойно посмотрела Рирдену в глаза.

— Вы необыкновенно совестливая свинья, мистер Рирден!

В ответ старик лишь досадливо отмахнулся.

— Именно потому, что у меня есть совесть, я не мог позволить президенту с каждым днем все больше и больше втаптывать в грязь нашу церковь и нашу страну.

— Но как католик, — вмешался Кавелли, — вы обязаны в первую очередь соблюдать десять заповедей. Вы не должны убивать.

— С одной стороны, вы правы, — Рирден назидательно поднял указательный палец, — но не стоит забывать, что существует также эпикея — принцип, сообразуясь с которым человек имеет право нарушить букву закона, если это нужно для установления высшей справедливости. Этот принцип был одобрен Фомой Аквинским и в католическом вероучении даже считается добродетелью.

— И как, по-вашему, это деяние должно было отразиться на Америке? Вы хоть на мгновение задумались о том, что вы творите со своей страной? — Пия смотрела на него, с трудом сдерживая гнев.

Рирден задумчиво повертел свою трость между пальцами, прежде чем ответить.

— Знаете, когда я рос, в Соединенных Штатах не особенно хорошо относились к Японии. Не так-то просто забыть Перл-Харбор. Однако именно это общее неприятие всего японского вызвало у меня любопытство, и я довольно долго и с большим интересом изучал эту чужую культуру. При этом я столкнулся кое с чем чрезвычайно увлекательным, что мне очень понравилось…

Девушка сердито посмотрела на него.

— Вы имеете в виду харакири? Тогда вы просто обязаны поддаться своему желанию и опробовать на практике этот ритуал.

Рирден сочувственно улыбнулся.

— Я говорю об искусстве кинцукурой. Предмет, например разбитая ваза, собирается вновь, но не так, как бы это сделали мы — с помощью клея, — а при помощи жидкого золота. По золотым швам совершенно ясно видно, что вазу собирали из осколков, и теперь она — и это самое замечательное — считается более ценной, чем раньше. Вы понимаете, о чем я хочу сказать?

— Подразумевается, что Америка после убийства стала лучше, чем раньше? — недоверчиво предположил Кавелли.

Рирден улыбнулся:

— Вы уловили суть.

— Кинцукурой, эпикея, — вскипела девушка, — все это полное дерьмо! Из-за вас погибли люди, а в конечном счете — только из-за преданности этому нелепому суеверию!

Лицо старика впервые с начала разговора приобрело потрясенное выражение.

— Суеверию? Вы называете католицизм суеверием?

— Конечно! Чего стоят все эти пустые церемонии и изречения о милосердии? Если бы Ватикан был серьезно озабочен неравенством и несправедливостью, то отдал бы свое состояние бедным, и все!

— Какое абсурдное требование! — Рирден даже закашлялся от возмущения. — Точно так же вы можете попросить Красный Крест, чтобы он продал свое имущество и отдал деньги больным и голодным. Какая от этого польза? Католическая церковь является крупнейшей благотворительной организацией в мире и нуждается в различных структурах для ежедневной организации помощи, которую она оказывает по всему миру. Впрочем, пожалуйста, не думайте, что церковь так уж богата. Собор Святого Петра и все многочисленные произведения искусства не являются собственностью в прямом смысле этого слова, они доступны для посетителей со всего света. Представляете, сколько стоит поддержка экспозиций? Скорее всего, нет. Я представляю, потому что Рыцари Колумба постоянно собирают деньги, чтобы сохранить коллекцию искусства Ватикана.

— А эта абсурдно перевернутая картина мира, — прервала его Пия, — совершенно архаичная, которая давно уже не соответствует сегодняшним реалиям! Один только запрет на контрацепцию чего стоит.

Рирден отреагировал мгновенно и страстно:

— Кому это не нравится, тот, должно быть, не верит в Бога. И не стоит забывать о том, что католиков, которые не придерживаются тех принципов, которые провозглашает папа, не наказывают и не преследуют. Чего вы добиваетесь? Совершенно нелепо нападать на законы и правила церкви, если эти правила применяются только к верующим, а вера является добровольным выбором человека. Для нас, католиков, папа римский — это компас, указывающий путь к чистоте и свету, а тот, кто не может или не хочет следовать этому пути, не должен вмешиваться в дела, которые его совершенно не касаются!

Пия слушала молча. Ее ярость уже выплеснулась.

— Из-за вас умер мой дядя, — тихо сказала она.

— Мне искренне жаль, но я не виноват. Я был уверен, что он сохранит тайну исповеди. Если бы он это сделал, ему бы не пришлось…

Рирден не закончил фразу и замолчал, а затем пристально взглянул на своих неожиданных судей.

— И как вы поступите теперь, когда вы… все узнали? — наконец спросил он.

— Это напрямую зависит от ваших намерений. Что вы намерены делать? — ушел от прямого ответа Кавелли.

Рирден, наморщив лоб, сосредоточенно смотрел в потолок.

— Если позволите, я поразмышляю вслух.

— Пожалуйста.

— Ваш встречный вопрос я, вероятно, должен истолковать так, что вы ждете от меня, чтобы я добровольно сдался властям, и что вы донесете на меня, если я этого не сделаю.

— Еще вы можете принять яд, — прошипела Пия.

Рирден встал, прислонил свою трость к скамейке и отступил на шаг назад.

— Именно этого я и боялся.

В следующее мгновение в его руке оказался пистолет, которым он целился в грудь Кавелли. Тот непроизвольно чуть было не поднял руки вверх, но подавил в себе этот импульс и заставил себя дышать спокойно.

— Послушайте, мы оба знаем, что вы не будете стрелять. Здесь, при свидетелях. Не зря все же мы решили встретиться с вами в общественном месте…

Но старик снисходительно улыбнулся.

— Между прочим, мистер Кавелли, оно вовсе не такое уж и общественное.

LXIV

— Вы, вероятно, даже не знаете, что в этой базилике семьдесят часовен, — насмешливо продолжал он. — И одна из них — она находится на первом этаже и особенно красива — принадлежит нам, Рыцарям Колумба. Мы здесь почти как дома, и, конечно же, у нас есть ключи от нее. И еще вы явно не догадываетесь о том, что эта базилика закрывается уже в шесть вечера. Но чтобы вы не чувствовали себя здесь одиноко, я кое-что подготовил до вашего прихода. Удивительно, как много можно достичь при помощи нескольких свечей, небольшого количества ладана, компакт-диска с хоровой музыкой и двух женских манекенов! Правда же все это создает необычайно торжественное настроение?

Девушка поежилась.

— Тем не менее в любую минуту может кто-нибудь войти и увидеть вас с пистолетом, — воскликнула она, с вызовом глядя на Рирдена.

Тот смотрел на нее, явно развлекаясь.

— Маловероятно. Вы, наверное, имеете в виду фотографирующих туристов снаружи?

Пия кивнула, почувствовав, как у нее пересохло во рту.

— Одним из них был я. Я запер дверь сразу за вами, а потом мне просто оставалось зайти через один из боковых входов и переодеться. Итак, как видите, нам здесь никто не помешает.

— Послушайте меня, мистер Рирден, — заговорила девушка, — вы утверждаете, что, будучи верующим католиком, имели право убить Кеннеди, чтобы защитить церковь от позора. И, с вашей точки зрения, это даже имеет оправдание. Но если сейчас застрелите и нас, это будет просто трусливое убийство для самозащиты. Вы никогда не сможете оправдаться перед собой!

Старик молчал. Его пистолет продолжал целиться Кавелли прямо в грудь. По лицу Рирдена пробежала дрожь, и через несколько бесконечных секундой опустил оружие.