Губернское зарево - Евгений Евгеньевич Сухов

– Так точно! – привстав, по-военному ответил Титан, что вызвало у околоточного надзирателя лишь кривую гримасу.

– На съем комнаты, питание и передвижение за фигурантом вам понадобятся деньги. – Петухов поднялся и, подойдя к несгораемому шкафу, открыл его, скрипнув металлической дверцей. – Посему, – достал он фанерную коробочку и вынул из нее пять червонцев, – вот вам пятьдесят рублей. Распишитесь в получении. – Околоточный надзиратель вписал в бланк, лежащий на столе, сумму и псевдоним агента и пододвинул ее к Титану. – Тратить деньги только по назначению. По окончанию слежки вам надлежит предоставить мне отчет о расходовании средств, так что советую не полагаться на память и сразу записывать куда-нибудь в тетрадь потраченные вами суммы. – Петухов посмотрел, как расписывается агент, взял бланк, подул на него, давая высохнуть чернилам, и положил в несгораемый шкаф. – Вот, собственно, и все. К заданию приступайте немедленно…

– Слушаюсь, – ответил повеселевший Титан и поднялся со стула: – Разрешите выполнять?

– Да ступайте же, ступайте, – нетерпеливо произнес Петухов. – Не забудьте: докладывать о передвижениях дворника ежедневно…

Козурин оказался весьма сговорчивым пожилым человеком и согласился сдать квартирку из двух комнат, гостиной и спальни, за десять рублей в месяц, первоначально затребовав за нее двенадцать рублей. Несмотря на юный возраст, Николенька-гимназист умел торговаться и легко сбил с затребованной Козуриным суммы два рубля. Заплатив вперед за половину месяца, он с чемоданчиком личных вещей въехал в квартирку и стал обживаться. То есть купил водки, закуски и пригласил к себе за стол всех постояльцев Козуринского дома вместе с самим хозяином. Таким образом, собралось пять человек: сам Николенька-гимназист, владелец дома Сан Саныч Козурин и молодка Елена Васильевна Шилохвостова. Ах, да, Шилохвостова захватила с собой двух своих дочурок (а куда ж их девать, малых да несмышленых, ведь они тоже человеки, то бишь маленькие люди?). Вот и получилось всего пятеро…

Сначала выпили за знакомство. Потом за хозяина дома. Затем за нового постояльца.

После четвертой рюмки за государя императора и процветание всего Царствующего Дома Сан Саныч ушел к себе на второй этаж и через минуту – а за это время Николенька-гимназист успел нашептать на ушко Елене Викторовне несколько приятных и ласковых слов и положить на ее коленку свою ладонь, которую она кокетливо столкнула, – вернулся с видавшей виды гармонью. Сел на табурет, сделал печальные глаза и, растянув меха, запел:

Пара гнеды-их, запряженных с заре-ою-у, Тощих, холодны-их и грустных на-а ви-ид. Вечно бредете-е вы мелкой рысуо-о-ю-у, Вечно куда-а-то ваш кучер спе-еши-ит…

На глазах Елены появились крупные слезы. Одна слезинка покатилась по щеке, оставляя за собой влажную дорожку, но Титан увидел это и быстро провел пальцем по щеке, смахнув ее, а потом провел пальцем по своим губам и закатил глаза…

– Что вы делаете? – прошептала Шилохвостова.

– Ничего, – также шепотом ответил ей Николенька-гимназист и, пока Козурин увлеченно и самозабвенно растягивал и сжимал меха гармони, поцеловал молодку в щечку. – У вас даже слезы сладкие, – слегка причмокнув, тихо произнес он, подразумевая, естественно, что сладкая и вся Елена целиком.

– Ох, какой вы, – томно посмотрела в глаза Титану Елена и уже не сняла его ладонь, снова легшую на ее коленку…

Были когда-то-о и вы рысака-ами-и, И кучеров вы-и имели ли-ихи-их. Ваша хозяйка-а состарилась в ва-ами-и, Пара гнеды-их, пара гне-еды-их…

Ладонь Николеньки-гимназиста поползла от коленки выше. Еще выше. Шилохвостова скосила на него глаза, но никаких действий не предприняла. А когда ладонь тайного агента легла на самый низ ее живота, ее глаза затянуло поволокой, и она тихонечко раздвинула под столом ноги.

– Вы… вы, – задохнулся от нахлынувшего вожделения Титан, поскольку это движение Шилохвостовой натурально свело его с ума. А Сан Саныч, прикрыв веки, продолжал растягивать меха…

Грек из Одессы-и и жид из Варша-авы-и, Юный корне-ет и седой гене-ера-ал, – Каждый искал в не-ей любви и заба-авы-и, И на груди-и у нее засы-ипа-ал…

Козурин вдруг открыл глаза и запел, громко и как-то ожесточенно, с надрывом. Шилохвостова сомкнула быстро колени, зажав ладонь Титана между ног:

– Не надо, Коля…

– Почему? – искренне удивился Николенька-гимназист. – Ведь нам может быть так хорошо вдвоем.

– Вы еще совсем молоды, – прошептала Шилохвостова. – И я боюсь, что испорчу вас.

– Портите, Елена Васильевна, портите… – с жаром прошептал тайный агент. – Я весь, целиком и без остатка, в вашей власти. Если б вы только знали, как я безумно желаю, чтобы вы испортили меня…

С этими словами он попытался продолжить движение ладони, но Шилохвостова еще сильнее сжала колени…

Где же они-и, в какой новой боги-ине-е Ищут тепе-ерь идеалов сво-ои-их? Вы, только вы-и и верны ей доны-ине-е, Пара гнеды-их, пара гне-еды-их…

– Ну, не противьтесь тому, что вам самой хочется. Зачем вы мучаете меня? – едва не простонал Николенька.

Шилохвостова, верно, тоже томилась и изнывала. Хотелось ласки, молодого, горячего тела, не уставшего за день на службе, хотелось ласковых слов, нежных прикосновений, неги и ярой завершающей страсти.

– Позже, Коля, позже все будет, – не разжимая губ, произнесла она.

– Когда же позже? А вдруг ваш муж вернется?

– Не вернется, – заверила Шилохвостова и ослабила колени, дав возможность тайному агенту высвободить шаловливую ладонь…

А хозяин дома все растягивал меха…

Тихо тума-анное утро в столи-ице-е. По улице медленно дроги по-олзу-ут. В гробе сосново-ом останки блудни-ицы-и Пара гнеды-ых еле-еле ве-езу-ут…

– Ловлю вас на слове, – посмотрел в глаза Шилохвостовой Титан и принялся разливать водку по стопкам…

Кто ж провожа-ает ее на кладби-ище-е? Нет у нее-о ни друзей, ни родны-их. Несколько только-о оборванных ни-ищи-их… Ах, пара гнеды-их, пара гне-еды-их…

– Браво! – воскликнул Николенька-гимназист, когда Сан Саныч завершил жалостливую и печальную песню. – Превосходно! Восхитительно! У вас определенный песенный талант, господин Козурин!

– Ну, вы скажете, талант, – застеснялся Сан Саныч.

– И скажу! – Николенька был сегодня в ударе. А может, это четыре стопки водки подвигли его к вдохновению, что, собственно, не суть важно. А важно то, что после скромного высказывания Козурина касательно своего певческого таланта тайный агент полиции и лично околоточного надзирателя Петухова встал со своего места, поднял пятый стопарь и пафосно и громко произнес: – Давайте, господа и дамы, выпьем! За музыкальные дарования и душевную доброту нашего уважаемого Сан Саныча!

Выпили. Закусили. Шилохвостова покормила детей и разрешила им поиграть в уголочке у «дяди Коли». Потом они уснули, и она отнесла их домой, после чего было все, что она обещала агенту Титану: постель, мятые простыни, страстные объятия и стоны наслаждения…

Проснулся тайный агент поздно. Болела голова. Во рту – будто кошки нагадили. Он встал. Выпил водицы. Подошел к окну и… увидел дворника Ефимку. Вернее,