Чертов дом в Останкино - Добров Андрей Станиславович

– Вы будете диктовать сегодня? Или ограничимся процедурами? – спросил Галер у Крылова.

– Садись, пиши, – прохрипел Иван Андреевич. – Чего мне твои процедуры? На чем я остановился вчера?

– Вы собрались ехать в Останкино.

– А! – Иван Андреевич почесал свою вислую щеку. – Да… Но надо тут пояснить одну штуку. Это важно. Прежде чем отправляться, я потребовал, чтобы Гришка привел ко мне Иону Евграфовича. А когда тот явился, расспросил старика об этом имении Шереметевых. На всякий случай: если у вас под рукой есть ходячая энциклопедия, грех не воспользоваться, отправляясь в неизвестное место. Ты бывал в Москве?

– Один раз, и то проездом, – признался доктор. – Но слышал эту историю про театр и крепостную актрису, которую старый граф взял в жены.

– Но тогда никакого театра в Останкино еще не было, – сказал Крылов, отхлебывая кофе из чашки. – Николай Петрович жил в другом своем имении, в Кусково. И театр был только там. Граф уже жил с Жемчуговой, но чтобы жениться! На крепостной – графу? Тогда об этом и не слыхивали еще. А в Останкино стояла церковь при старом доме, в котором обитали какие-то родственники графа – то ли мать, то ли тетка. Но меня интересовало вот что – обитель строилась еще в начале века. А Шереметевы получили Останкино позже. Императрица упоминала, что строительство вел князь Черкасский. И точно – по словам Ионы, в те годы вся усадьба принадлежала еще князю Алексею Михайловичу Черкасскому. А к Шереметевым она перешла как приданое дочери Черкасского, когда та обвенчалась с Петром Борисовичем Шереметевым, отцом Николая Петровича. Черкасский в конце жизни при Елизавете был канцлером и заведовал всеми иностранными делами. А что он делал именно в тысяча семьсот восемнадцатом? Иона помнил и это – Черкасский тогда строил Петербург в качестве обер-комиссара по поручению Петра. И входил в круг его доверенных лиц. Смекаешь?

– То есть имел в своем распоряжении материалы и рабочих? Но не в Москве.

Крылов обрезал новую сигару и прикурил. Наконец после паузы он кивнул.

– Да, он был в строящейся столице. Но раз обитель водворили в его имении, значит, он как минимум должен был об этом знать. И еще – вот интересный факт! Сразу после того, как обитель, судя по всему, была достроена, Петр Алексеевич услал князя губернатором в Сибирь! И Черкасский сидел там, пока царь не отдал богу душу. Интересно?

Доктор пожал плечами. Он быстро просмотрел вчерашние записи и сказал:

– Вот тут вы говорили, что собирались переговорить с Агатой Карловной в дороге. По поводу незаконнорожденного ребенка царя Петра, которого он якобы заточил в этом самом секретном доме. Это интересно.

– Да, – сказал Крылов. – Такой разговор имел место.

Москва. 1794 г.

Они снова выехали на Сретенку, миновали ее, оставив слева громаду Сухаревской башни, а справа – Аптекарский огород. Потом бричка покатила мимо садов и заборов Первой Мещанской в сторону Троицкой заставы. Небо заволокли серые осенние тучи. Агата Карловна сидела молча, сонная и неразговорчивая. Молчал и Крылов, сцепив пальцы на животе и время от времени хватаясь за дощатый борт повозки, когда она резко подпрыгивала на земляном ухабе или на плохо уложенной булыжной мостовой. Наконец Иван Андреевич повернул голову к Агате и сказал:

– Чужие нас здесь не слышат. Пора поговорить о том, кого Петр мог содержать в том тайном месте. Я имею в виду обитель.

– Да, да, – рассеянно ответила Агата. – Давайте поговорим.

– Своего первого сына, Алексея, он казнил. Другой сын, от Екатерины, Петр Петрович, умер. Своего внука от Алексея и принцессы Шарлотты он обошел престолонаследием. А других претендентов мужского пола у царя как будто не было. Или были?

Крылов выжидательно уставился на Агату Карловну. Но та только пожала своими узкими плечиками, укрытыми лисьим воротником.

– Возможно, – сказал наконец Крылов, – что у Петра все же был какой-то наследник мужского пола, пусть и зачатый вне брака. Не зря же он в своем указе о наследовании престола написал, что трон и империю может принять либо его прямой потомок, либо любое лицо, которое будет избрано. А указ этот не отменен и по сию пору. И знаете что?

– Что? – спросила Агата.

– Этот указ оказался очень выгоден для последующих дворцовых переворотов. Ведь выбор гвардии вполне можно рассматривать именно с такой точки зрения – как следование указу царя! Тут уже кровь становится не важной. Екатерина наследовала не крови, а духу Петра. Правильно?

– Ах, – простонала Агата Карловна, – опять вы пытаетесь втянуть меня в свои умозрительные кущи. Я плохо спала ночью.

– Отчего?

Агата покосилась на него и тонко улыбнулась:

– После того как вы ворвались в мою комнату. Забыли уже?

Крылов недовольно хрюкнул и забарабанил толстыми пальцами по своему животу.

– Я сейчас о другом, – сказал он. – Если ребенок был мал, то Петр вполне мог решить оставить трон Екатерине, но только до момента совершеннолетия этого несчастного. Но и сама немка успела посидеть на троне всего два года. Так что, когда она умерла, этот маленький узник обители мог быть еще не готов к коронации. А потом – завертелось, закружилось, и о нем забыли. Судя по письму, которое мне вручил Эльгин… он же Брюсов отпрыск, этот наследник либо уже умер, либо… Нет, конечно, он умер. Вряд ли Нептуново общество, которому поручили заботу о тайном наследнике, решило выпустить его на волю. А может…

– Они его убили, хотите вы сказать? – спросила вдруг Агата буднично.

– Да, – признался Крылов. – Или они, или кто другой. Например, царедворцы, узнавшие тайну.

– Дебри, дебри, – пробормотала Агата Карловна и зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони.

– Да бросьте! – вскипел Крылов. – Может, я что-то и нафантазировал, но очевидно же – здесь скрыта тайна, связанная с именем Петра Алексеевича.

– Но это может быть и не человек, – возра-зила Агата. – А вдруг обитель была создана для охраны особо секретных документов двора Петра Алексеевича, которые давно уже утратили значение? Тайные договоры с иностранными дворами? Расписки купленных вельмож в Англии, Голландии или Франции? Мало ли?

– Но зачем тогда ежегодно присылать крупную сумму денег?

– Для караула.

Крылов задумался.

– Золото? Да еще в таком количестве? Полк они, что ли, там держали с батареей пушек? Нет, ерунда, – сказал он. – Документы можно просто зарыть в землю или хранить в потайном месте в Петербурге.

– А если речь идет о тайной казне? – тихо спросила Агата Карловна. – Вы не подумали? Петр мог создать тайное хранилище для большого количества золота – на крайний случай. И для него вполне могло потребоваться строительство большого здания.

– Но само название – обитель… – попытался возразить ей Иван Андреевич.

– Обитель Плутоса, – перебила его Агата. – Вы же понимаете, что для бога богатства нужна обитель?

– Вы ничего не смыслите! – закричал Крылов. – Разве может женщина понять, что никакой обители Плутоса в России быть не может?

– Не кричите на меня, Иван Андреевич, – сухо сказала Агата Карловна. – Я просто предположила. Если вам есть что ответить – ответьте.

– Почему Матушку называют Минервой, а не Афиной, хоть Афина и Минерва – суть одна богиня, только первая – римского пантеона, а вторая – греческого?

– Почему?

– Потому что Рим был империей. И Москва – Третий Рим по Филофею. Россия – империя. А Греция была республикой. И уже одним своим падением перед Римом доказала, что республиканское правление перед имперским – ничто. Вчерашний день. Преданье старины глубокой. Прошлое.

– Мне казалось, – прищурилась Агата Карловна, – что вы придерживаетесь республиканских взглядов.

– Чушь! Я просто не люблю ослов. Особенно в каретах шестериком. Смешно, когда шесть лошадей везут осла. Историей доказано, что империя лучше республики. И все дело только в императоре. Нам довелось жить при просвещенной императрице – слава Провидению! Представьте, что Матушки нет, а всем заправляет галдящая толпа на площади. Нет, я не хотел бы жить при таком правлении – пусть у меня будет только один высший критик вместо тысячи глупцов!