Имоджен Робертсон - Орудья мрака

— В Лондоне есть кофейня, я обычно посещаю ее, когда езжу в город за покупками. Там я весьма поверхностно познакомился с Бруком. Вероятно, ведя дела с капитаном Торнли, я упоминал о некоторых типажах, коих встречал в Лондоне.

Похоже, торговец счел необходимым создать хотя бы видимость, что он слегка расслабился, а потому откинулся на спинку своего кресла и скрестил ноги. Краудер впервые заметил, что Картрайт носит кюлоты поразительного желтого оттенка.

— Иногда для увеселения друзей я имею привычку кратко характеризовать типажи, встретившиеся мне в большом городе. Когда мы видимся с капитаном Торнли, мне всегда хочется показать ему что-нибудь новенькое.

Харриет широко улыбнулась хозяину лавки.

— Это так замечательно, когда есть дар увеселять! — Картрайт поднял руку, словно хотел отмахнуться от похвалы, и слегка залился краской. — Именно поэтому он понял, что вы способны отыскать ему помощника?

— Полагаю, так и было, впрочем, я подчеркнул, что не могу отвечать за нрав Брука, и посоветовал капитану Торнли не платить ничего вперед, пока он не получит вещественных подтверждений.

Соединив пальцы домиком, Краудер позволил себе медленно оглядеть Картрайта и убедиться, что торговец чувствует испытующий взгляд, а потому ощущает скованность.

— Господин Картрайт, отчего, говоря о господине Торнли, вы всегда упоминаете его военное звание?

Маленький человечек снова ощетинился.

— Когда-то у меня были жена и сын, господин Краудер. И дочь тоже — впрочем, слава Господу, сейчас она замужем и живет отдельно. Я потерял и жену, и сына в первые годы Американского мятежа. Мой сын погиб в Бостоне, а жена захворала и умерла спустя месяц после того, как мы получили эту новость. Капитан Торнли знал моего мальчика на протяжении всей его жизни. Принес его в лагерь на собственных плечах и держал за руку, когда тот умирал.

Краудер снова подумал о масках, которые носят люди, — они сливаются с их кожей, словно грим, нанесенный для ежедневного представления. Насколько же интересней становится человек, когда горе или размышления стирают эту краску с его лица.

— Когда капитан Торнли вернулся, он первым делом навестил меня и только потом отправился домой, чтобы снять мундир. Он пришел рассказать мне, что Том умер, как мужчина, от этого любой отец станет испытывать гордость.

— Это очень любезно с его стороны, Джошуа, — тихо заметила Харриет.

Слегка шмыгнув носом, лавочник кивнул.

— К тому же он не забывает обо мне, даже спустя годы. Нынче утром он принес мне из замка бутылку с каким-то напитком и попросил прощения за то, что втянул меня в это дело. Порой он слишком остер на язык, а временами грубоват, однако у него по-прежнему добрая душа. И о чем бы он меня ни попросил, я всегда готов выполнить его просьбу. Чего только ни сделаешь, чтобы отблагодарить человека, который был с твоим мальчиком в последние минуты и не позволил ему остаться в одиночестве. Нашему Тому наверняка не было так уж страшно, по крайней мере в присутствии капитана Торнли. Поэтому раз он попросил меня отыскать для него человека, искусно и тщательно задающего вопросы, я готов пойти хоть на край света, чтобы выполнить эту просьбу.

Краудер немного смягчил свой ледяной тон.

— Значит, ваш сын знал и Клейвера Уикстида? — поинтересовался он.

Господин Картрайт взял себя в руки и, подняв глаза, удивленно пожал плечами.

— Да, знал, — впрочем, в письмах Тома он упоминался лишь однажды. Полагаю, мой сын не любил господина Уикстида. Том считал его шпионом. Говорил, что солдаты не доверяли ему, так как он всегда все записывал в книжечки с кожаными переплетами. Он и теперь так делает. Я достаточно часто видел, как он пишет в «Медведе и короне», поставив рядом свой бокал. Хотя нынче он больше времени проводит в замке, не то что в первые дни. Даже капитан Торнли в последние месяцы редко появляется у нас. — Картрайт нахмурился. — Не то чтобы Уикстид потрудился хоть раз поговорить со мной о Томе. Вероятно, он и не понял, что между нами существовало родство. Он заботится лишь о себе и своем положении.

В голосе лавочника слышалась горечь. Харриет глотнула лимонада.

— Кажется, господин Торнли доверяет вам больше, чем своему управляющему, я имею в виду, что с просьбой касательно Брука он обратился именно к вам.

Погрузившись в раздумья, господин Кратрайт почесал шею чуть ниже уха.

— Ох, госпожа Уэстерман, не знаю уж, могу ли я так сказать. Вероятней всего, капитан Торнли просто вспомнил, что как-то в разговоре я упоминал о Бруке или о ком-нибудь подобном.

Харриет кивнула. Краудер склонил голову набок.

— Вы видели Брука, когда тот направлялся на встречу с господином Торнли?

Картрайт вздрогнул.

— Видели? Скажите же нам, господин Картрайт! — нетерпеливо потребовала Харриет.

Лавочник огляделся — судя по виду, он сильно нервничал.

— Разве это имеет значение? Коронер сказал, что его убил вор, прибывший из Лондона. Давайте оставим это.

— А сиделка Брэй?

— Как говорят, это было самоубийство. Несомненно. Разумеется, она была угнетена постоянным присутствием возле лорда Торнли, и, если она решила сжечь свои бумаги, прежде чем совершить столь отчаянный шаг, почему бы и нет?

— Господин Картрайт, что бы ни говорили, я скажу вам: эту несчастную женщину убили, и это так же верно, как то, что я сижу перед вами, — сообщила Харриет торговцу. — Это убийство наверняка связано со смертью Брука, понимаете? Вероятно, вы правы — ваша встреча с Бруком, состоявшаяся до его смерти, не имеет значения, но, прошу вас, расскажите нам обо всем, что знаете. Слава Богу, если я не права, однако я не могу спокойно спать в своей постели и думать о своем мальчике, сестре или резвящейся малышке, подозревая, что здесь могут твориться темные дела. Вы добрый человек и отец. Вы бы чувствовали то же самое, разве нет?

Обращение к Картрайту как к родителю и покровителю оказалось мудрым шагом. Вздохнув, он поглядел на свои колени, после чего, похоже, решил заговорить.

— Я видел Брука, когда тот направлялся в город, и говорил с ним.

— А вы не заметили — кто-нибудь шел за ним по дороге? — осведомился Краудер.

— Нет, сэр. — Картрайт грустно взглянул на анатома. — Боюсь, что нет.

Краудер и сам слегка огорчился.

— И что же произошло между Бруком и вами?

— Он окликнул меня на окраине городка и поблагодарил за то, что я раздобыл ему работу. Казалось, он был очень доволен собой. — Умолкнув, Картрайт виновато огляделся. — Он показал мне перстень, сказал, что взял его, пока семейство навещало соседей. Это доказывает, что он мог похваляться кольцом где угодно и перед дурными людьми, верно?

— Он говорил вам, каким образом раздобыл перстень? — спросила Харриет так мягко, будто пыталась вытянуть нитку из очень тонкого волокна.

Перестав разглядывать колено, Картрайт кашлянул и лишь после этого ответил:

— Сказал, что украл его из бюро того человека, Александра, из его гостиной.

Краудеру показалось, что язык у него во рту распух и отяжелел.

— А он сказал вам, где живет Александр?

Картрайт выглядел глубоко подавленным.

— Он записал адрес на клочке бумаги, — пробормотал торговец.

Харриет резко подняла глаза и поймала взгляд Краудера.

— Он помахал им у меня перед носом, говоря, что получит за это деньги, — продолжал Картрайт. — Сказал, что это лучше любого банковского билета. Я очень старался припомнить адрес. И говорил капитану Торнли, что пытался это сделать, но ничего не получилось. Луговая улица, возможно… Однако я не уверен.

Краудер ощутил, как тяжело ухает сердце в его груди. Харриет облизнула губы.

— Что-нибудь еще, Джошуа? Он что-нибудь еще говорил об Александре?

— Только то, что отыскать его было дьявольски сложно. Другое имя, другое положение. Брук считал, будто больше никто в Лондоне не смог бы этого сделать, да и ему просто повезло. Сказал, будто ему помог мой намек на то, что Александр без ума от музыки и что сначала он пошел по этому пути. А я рассказал ему все, что знал об Александре, — о его внешности, больной ноге и прочем. Все решилось благодаря этому, а еще благодаря какому-то ребенку, попавшемуся ему по дороге и приведшему в нужное место. Брук считал себя очень находчивым еще и за то, что прихватил с собой набросок герба Торнли. — Торговец поднял глаза на собеседников. — Было уже поздно, так что он двинулся дальше. Я никогда не видел человека, который был бы так доволен собой.

— Он шел пешком? — спросил Краудер.

— Да. В Пулборо он наверняка прибыл на дилижансе. — Человечек снова оглядел гостей. — Я не знал, что мне сказать на слушании. Меня ни о чем и не спросили. Потом я сказал об этом господину Хью, хотя, кажется, это было жестоко, к тому же все время с ним рядом был Уикстид. Похоже, ничего, кроме горечи, это делу не прибавило. Как бы мне хотелось яснее восстановить в памяти эту бумагу!