Расследования Корсакова. Комплект из 3 книг - Игорь Евдокимов

Корсаков же решил закончить свое выступление, вновь обратив внимание на баронессу.

– И теперь, зная все сказанное, я, честно говоря, не вижу причин мешать скитальцу забрать причитающееся. План Назарова и Неймана мог бы сработать, но, к сожалению, Амалия – дорогой мне человек. И я не собираюсь оставлять в ее теле существо с того света!

– Вот уж нет… – прошипела баронесса. Покидая в темноте зазеркальную комнату, все забыли про лежащий на полу револьвер Решетникова. Все, кроме Амалии, то есть Марии. Она выхватила оружие, застав присутствующих врасплох. Корсаков мигом перекатился через столешницу, уходя с линии огня, и упал на пол. Он помнил, что околоточный выстрелил трижды. А это означало, что в револьвере оставалось еще три пули. Владимир ожидал, что Ридигер сразу же начнет стрелять в него или замешкавшихся жандармов, но таким образом ей не удалось бы решить проблему барьера и ждущего по ту сторону зеркала скитальца. Баронесса вскинула оружие и, прежде чем кто-либо успел отреагировать, трижды выстрелила в зеркало, оставив три дыры, от которых трещины начали распространяться по всей поверхности.

– А вот это вы зря, – ухмыльнувшись, констатировал Корсаков, поднимаясь из-за стола. – Думаете, закрыли дверь назад и вас не получится отправить обратно? «Если мы разобьем зеркало, то дух навсегда останется в нашем мире», – он издевательски передразнил сам себя. – В тот момент я уже был уверен, что передо мной не Амалия, – улыбка сошла с его лица, ставшего смертельно серьезным. – И, знаете ли, соврал.

* * *

С жутким треском зеркало лопнуло. Вот только вместо доски брызнувшие осколки обнажили окно в бесконечную и безграничную тьму – ту самую, частичку которой увидел Владимир, взявшись за дверную ручку. Поднялся леденящий ураганный ветер, словно дыра в мире начала выливать из себя мертвый воздух.

А затем из тьмы появилась ладонь и мертвой хваткой вцепилась в раму.

Затем еще одна.

Словно провалившийся под лед рыбак, вытягивающий себя из полыньи, с ощутимым усилием из изнанки зеркала начал появляться человек.

Из присутствовавших в зале людей его лицо было знакомо лишь двоим. Корсаков застыл в страхе. Амалия-Мария закричала.

Человек полностью показался из зеркала, а затем опустился, нет – стек на столешницу. На нем был роскошный костюм, в котором он покинул наш мир две ночи назад. Длинные седые волосы почти парили над головой, словно у утопленника под водой. Надраенные до блеска туфли коснулись столешницы. Покойник повел шеей, медленно поправил манжеты, стряхнул с плеча воображаемую пылинку – и осмотрелся.

Когда его тяжелый взгляд скользнул по вжавшимся в дальние концы зала мужчинам, их сердца чуть было не остановились. Но не они интересовали зазеркального гостя. Он наконец обратил внимание на застывшую в круге Амалию-Марию.

Господин N. – а точнее, зазеркальный скиталец, принявший его облик, – осклабился и направился к ней походкой, которая могла показаться развязной, танцующей, отчаянно смешной, – если бы его ступни касались столешницы, а не парили в паре дюймов от нее.

Мария не переставала кричать.

Мертвец приблизился к ней и оценивающе смерил взглядом сверху вниз. Обошел пару раз вокруг. Опустился на корточки. Провел пальцем по очерченным Нейманом фигурам, в одной из которых оказалась Мария. С неподдельным любопытством скользнул ладонью за границу рисунка – и тут же отдернул, словно ожидая, что рука вспыхнет ярким пламенем.

Ни у кого даже на секунду не возникло мысли, что паясничающий мертвец хоть немного боится защитных фигур. Это было представление. Спектакль для одного человека. Баронессы Марии Ридигер, которая была очень близка к тому, чтобы обмануть смерть. Но не обманула.

Внезапно, резким движением покойник схватил женщину за руку и дернул на себя. Амалия осела на пол, когда Мария Ридигер, бесплотная и прозрачная, вылетела из чужого тела. Словно опытный танцор, мертвец крутанул ее вокруг себя раз, другой, а затем, без видимых усилий, зашвырнул отчаянно, но уже беззвучно кричащую женщину во тьму зазеркалья.

Ветер резко сменил направление – черная дыра перестала изливать его из себя, начав с ревом втягивать обратно. Нораев, Постольский и Корсаков были вынуждены схватиться за оказавшиеся под рукой тяжелые предметы, чтобы не взмыть в воздух. Казалось, даже мертвому Назарову это доставляет некоторые неудобства. Он разочарованно обвел комнату взглядом, словно бы убеждаясь, что ничего не забыл, – а затем уставился прямиком на Владимира.

«Почему? – мелькнул в голове Корсакова отчаянный вопрос. – Он сделал свое дело! Он должен вернуться обратно! Почему же он смотрит на меня?»

Танцующими шагами, преодолевая влекущую его назад силу, покойник приблизился к Корсакову. На его лице расцвела хищная улыбка, а мертвые глаза на секунду словно бы блеснули узнаванием. Он замер буквально в полуметре от Владимира. Занес ногу, чтобы сделать последний шаг, но не смог сдвинуться с места. Поднятая нога неуместно-комично дернулась назад, словно за нее кто-то потянул. Притяжение зазеркалья стало непреодолимым и утягивало его обратно. Владимир, и без того полуживой от ужаса, смотрел, как на лице покойника появляется выражение… Чего? Легкой, граничащей с удивлением досады! Словно говорящей: «Что ж, обидно, конечно, но еще увидимся!» Господин N. вновь улыбнулся, простер в сторону Владимира руку, легонько коснулся его лба вытянутым указательным пальцем – и в мгновение ока втянулся обратно в зеркало. Осколки полетели следом, со звоном вставая на свои места, затягивая дыры от пуль и застывая в первозданной чистоте.

Ветер прекратился. Мужчины в изнеможении упали на пол. Раздался треск лопающихся канатов – и огромное зеркало рухнуло на столешницу, вновь разлетевшись на тысячу маленьких осколков. На этот раз – навсегда.

Воцарилась тишина.

Нораев медленно поднялся с пола, нетвердой походкой приблизился к столу – и, рыкнув от напряжения, перевернул раму. На этот раз никакой дыры там не оказалось – обыкновенная глухая доска.

Корсакова не интересовало зеркало. Сил на то, чтобы встать, у него не было, поэтому он на четвереньках дополз до круга, где лежала Амалия, и попытался нащупать пульс. Тщетно. Она была мертва.

Закрывшаяся зазеркальная дверь словно бы сорвала покров с корсаковского дара. В его разум, сметая все преграды, ринулись картины последних часов жизни Амалии Штеффель. Владимиру ничего не оставалось, кроме как закричать от боли, бессильного гнева и разрывающей душу скорби.

XV

19 октября 1880 года, ночь, Санкт-Петербург, Большая Морская улица

Перед домом их ждал полковник, недвижимый словно статуя. Казалось, что он стоял здесь все это время, не испытывая ни малейших неудобств. Застывшего перед ним по струнке Постольского он отослал ленивым взмахом