Золотая тень Кадыкчана - Ирина Ивановна Беседина

по опыту: с органами госбезопасности лучше не связываться, надо быть очень осторожным. Любого вольного могут упечь. Каждый день ставил под удар наше путешествие. Но оказаться снова в бегах на Чукотке было очень опасно. Чукотка сейчас была другая. Если до войны основное население были чукчи и эскимосы, русских было мало, то за прошедшие годы Чукотке было уделено огромное внимание. Появилось много приисков, отстроили порты, много военных объектов, много лагерей заключенных.

– Лёва, ты понимаешь, надо всё сделать правильно, осторожно. Они наверняка будут делать запрос в подтверждение документов о реабилитации. Я не получу разрешения на выезд, пока не будет подтверждения.

– Я согласен с тобой, – ответил Лев. – Отдай рюкзак Валентине. Завтра с утра ты пойдёшь в комендатуру. Там главное, конечно, выдержка. Какой бы ни был ответ, какой бы ни был срок твоего полного освобождения, не проявляй и тени недовольства. Мы знакомы с этой системой.

Валентина суетилась, готовила ужин. Видно было, что нервничает.

Лёву уложили спать на кухне на раскладушку.

– Михаил, дорогой мой, скажи мне, куда вы навострили лыжи с твоим другом? У меня предчувствие, что для меня это плохо кончится, – шептала мне Валентина.

– Он зовёт меня на Чукотку. У нас там спрятан золотой запас.

– Зачем он тебе? Живёшь здесь среди хороших людей, среди своих. От этих фашистских подонков, к которым тебя бросили, отгорожен. Тебе не хватает богатства? Оно тебе не нужно. Я ведь знаю тебя.

– Ты права. Но у меня перед Лёвой долг. В своё время я обрёк его на большие испытания. Он ювелир, и ему надо утвердиться в Москве. Ему нужно это золото. Я должен ещё кое-что тебе сказать: Лев заезжал в Томск и видел мою жену. У меня сердце разрывается.

Я почувствовал, как Валентина вздрогнула и напряглась. Это был удар по её сердцу, по её надеждам. Минут пять она молчала. Потом прошептала:

– Значит, ты отправишься к своей жене и сыну. Мне больно, но я тебя понимаю. Ты не делал из этого тайны, ты честно меня предупредил.

– Я люблю тебя, Валентина. Но семья для меня – святое. Прости меня и пойми. Если бы мы жили на Востоке, то я бы взял тебя.

– «Миленький ты мой, возьми меня с собой». Знаешь эту песню? «Там, в краю далёком, чужая я тебе не нужна». И мне чужой ты не нужен. Но я очень рада за тебя. Теперь ты реабилитирован. На тебе нет клейма изменника родины. Пусть оставшиеся дни будут нашими.

– Да-да, моя дорогая. Я всегда буду помнить твоё тепло. Я не мог так чувствовать женщину, когда был молодой. Очень не просто с тобой расстаться. Но я не могу тебе лгать. Я уеду к жене и сыну в Томск. А сейчас дадим простор нашим чувствам. Ты моя женщина, моя сладкая, желанная женщина.

Валентина застонала от этих слов и устремилась мне навстречу. Думать она себе запретила. Кто может измерить силу и глубину чувства зрелой женщины?

* * *

Начальник комбината Поповиченко обрадовался моей реабилитации, согласен был на отпуск, но только не мгновенно. Он предложил помочь решить вопрос с комендатурой так, чтобы ко мне не было претензий, если я уеду раньше, чем они получат ответ, подтверждающий мою реабилитацию.

Мы с Лёвой стали срочно собираться. Палатку, тёплую одежду, вообще всё необходимое обмундирование купим в Уэлене. Та одежда, которую мы носили повседневно, не годилась. Отсюда мы выйдем налегке.

Вдруг меня срочно вызвали к начальнику комбината Поповиченко. Вызов был официальный, посыльный принёс письменное извещение. Я пришёл в назначенное время. Виктор Александрович выглядел торжественным и суровым. Рядом с ним стоял военный – строгий, подтянутый, торжественный.

– Михаил Михайлович! Мы вызвали вас, так как нам поручено вручить вам государственную награду. Вы награждаетесь орденом Отечественной войны 1-й степени за проявленные храбрость, стойкость и мужество в тылу врага. Своими действиями вы способствовали успеху боевых операций советских войск. С сегодняшнего дня вы не являетесь поднадзорным спецпереселенцем. Я приношу вам извинение за ошибку, допущенную при рассмотрении вашего личного дела соответствующими органами[9]. Она объясняется отсутствием свидетельств ваших действий в тылу врага. Мне поручено сказать, что компетентные люди сообщили о вашем мужестве и работе в Берлине. Я не имею более сведений и ничего более сообщать не уполномочен. Соответственно и вы должны хранить известные вам секретные сведения.

Мне пожали руку и вручили награду. Я расписался в предложенных бумагах и стал вольным человеком.

Виктор Александрович был взволнован.

– Я так рад за тебя! Понял это сразу. Ты действительно очень хороший врач и сильный человек. Поздравляю, от всей души поздравляю! Когда ты сказал мне о возможной реабилитации, я тут же связался с комендатурой. Мы послали телеграмму, запрос в Москву. И вот результат. Оказалось, что ты представлен к награде.

– Мы не организовывали торжественного собрания в связи с награждением, вы понимаете, что есть некоторые обстоятельства секретности, – сказал полковник.

– Я всё время соблюдаю эти обстоятельства. От этого зависит жизнь дорогих мне людей. Они и сейчас там в опасности.

– Разрешите, я прикреплю орден к вашей груди.

Подполковник прикрепил орден. Я стоял замерев. Потом вспомнил, отступил на шаг.

– Служу Советскому Союзу! – сказал я и снова замер. Я не знал, как себя вести.

– Разрешите ещё раз пожать вашу руку. Теперь можете идти. Ещё раз поздравляю вас и желаю успехов, – сказал наш гость.

Он мне положительно нравился. Но я понимал, что язык надо держать за зубами.

– До свидания, – сказал я и вышел, ошарашенный.

Все препятствия с начала нашего пути на Чукотку были устранены.

Когда я пришёл домой, меня встретил встревоженный Лёва.

– Зачем тебя вызывали?

– Лёва, Валентина, вы не представляете, мне вручили орден за мою подпольную работу в Берлине. Я больше не спецпереселенец. Я могу жить, дышать и двигаться, как свободный человек!

– Покажи! – сказали они хором.

Я снял пальто и гордо предстал перед ними. На моей груди сиял орден. В этот момент я забыл все обиды, все трудности жизни. Я поверил в справедливость. Эйфория момента.

– Как хотите, но сегодня мы сядем за праздничный стол и выпьем за твоё здоровье. Я приглашу Нину Васильевну и Игоря. Ты, Михаил, не можешь удрать, не попрощавшись со своими друзьями, – сказала взволнованная Валентина.

– Валентина, есть обстоятельства, требующие тихого праздника. Меня предупредили, чтобы я соблюдал определённый уровень секретности. Я дал подписку. Ты не будешь трубить о перемене моего статуса и награде. Я не против, чтобы Лёва познакомился с нашими добрыми друзьями, приглашай. В самом деле, надо быть благодарным людям с открытой для дружбы душой. Я их люблю, так что зови. Но о поводе приглашения пока не говори. Пускай приходят всей семьёй. Валентина, больше никому не говори о перемене моего статуса. Пока этого не надо.

Валентина побежала пригласить наших друзей. Вскоре в нашей маленькой