Томаш Миркович - Паломничество в Святую Землю Египетскую

Несколько минут Абиб с Алисой кружили по тесным улочкам, пока не остановились перед открытыми дверями ресторана. Внутри оказался длинный коридор с малыми и большими нишами; почти все были заняты. К Абибу сразу же подбежал официант, поздоровался, низко кланяясь, и провел к столу с мраморной столешницей.

По стенам висели хрустальные зеркала в тяжелых золоченых рамах и резные полки темного дерева; на них были расставлены позеленевшие бронзовые кувшины, наргиле, тамбурины и тарелки со стилизованными арабскими надписями, складывающимися в таинственные узоры. На деревянном сундуке скалила пожелтевшие зубы медвежья шкура, а мощные вентиляторы, похожие на пропеллеры старых самолетов, медлительно вращались над головами гостей, разгоняя дым папирос, сигар и наргиле.

Официант принес мисочки с соусами и тарелку местного хлеба, круглого и плоского, как береты. Когда Абиб разорвал один такой хлеб пополам, Алиса увидела, что в середине он пустой, и еду можно вкладывать в каждую половинку, будто в карман.

– Это айш балади. Его можно рвать и макать в соусы, но самое распространенное египетское блюдо – фул, разваренные бобы с приправами, – накладывают внутрь, – сказал Абиб. – Если увидишь на улице тележку, а на ней пузатый бронзовый кувшин с узкой шейкой – такие кувшины называются «эдра», – попробуй обязательно. Можно, конечно, заказать фул и здесь, но поверь, самый вкусный он у уличных торговцев.

Дальше он объяснил, что белый соус, густой, как сметана, делается из семян кунжута и называется «тахина»; коричневый – «баба ханну» – готовят из баклажанов, а «хуммус» – из бобов. Все три оказались на Алисин вкус очень пикантными и аппетитными, как и блюда, которые начали появляться на столе вслед за ними: кебаб, рис с чечевицей, жареная окра, фаршированные рисом и мясом помидоры, перцы и мелкие тыквы-цукини под названием «коса». Попробовать салат Алиса не рискнула, опасаясь кишечной Галочки, зато с удовольствием уписывала турши – рубленые ломтики моркови, редьки и огурцов под острым маринадом.

Беседа за ужином шла о памятниках старины, которые они осматривали с утра; незаметно разговор перекинулся на отрезанные головы.

– Удивительно, как часто у самых разных народов встречаются в преданиях и обрядах отрезанные головы, – сказал Абиб. – Вот, например: когда Орфей, выйдя из Аида, оказался равнодушен к прелестям вакханок, те накинулись на него и разорвали на куски, а голову зашвырнули в реку. Пока та плыла к морю, на нее напал змей, но Аполлон обратил гада в камень. В конце концов голову выловили у острова Лесбос и поместили в храме, где она с тех пор возглашала пророчества. В этой истории можно найти много совпадений с мифом об Осирисе; не исключено, что ее корни действительно восходят к Египту, так же как и у дагомейской повести о верной жене, которая дала похоронить себя заживо с головой казненного мужа. Но мексиканские сахарные головы с именем умершего и страшная индийская богиня Кали, которая носит ожерелье из человеческих черепов и отрубает голову Шиве, не имеют с Египтом ничего общего, хотя в Кали и можно усматривать родство с Юдифью и Саломеей. Не всякое сходство – результат взаимопроникновения культур. Более вероятно, что интерес к отрезанным головам развивался в разных обществах параллельно, как остаток палеолитического культа черепов.

Они ждали, пока им принесут счет, и тут Алиса вспомнила, что хотела спросить Абиба о картуше фараона Какау. Помня, как отреагировал на этот вопрос старый англичанин, она не очень-то представляла себе, как к нему подступиться. Наконец решила, что лучше всего будет рассказать Абибу, как странно повел себя Хаттер.

– Знаешь, позавчера за завтраком ко мне подсел очень симпатичный старичок. Английский египтолог, на вид ему лет восемьдесят. Я его без всякой задней мысли спросила, как выглядит картуш фараона Хакау, которого по-гречески звали, Хэйос, а он обиделся, вскочил и вышел вон. Ты не знаешь, в чем тут могло быть дело?

– Картуш фараона Хакау, говоришь? Погоди, сейчас подумаю. – Вдруг он расхохотался, да так, что чуть с дивана не упал.

Алиса оторопела.

– Что тебя так рассмешило?

– Знаю я, что спугнуло твоего англичанина! Погоди, сейчас покажу. – Он вынул ручку и принялся рисовать на салфетке, не давая Алисе смотреть, пока не закончил. – Вот так выглядит имя фараона Хакау, записанное иероглифами, – заявил он, передавая ей салфетку, и снова залился смехом.

Алиса взглянула на рисунок.

– Если глаза меня не обманывают и справа здесь именно то, что мне кажется, я, пожалуй, вполне понимаю реакцию Каттера, – рассмеялась она. – Бедный дедушка! Ничего удивительного, что он был шокирован!

– Глаза тебя не обманывают, – заверил ее Абиб. – Как видишь, египтяне ханжами не были. Подозреваю даже, Хакау гордился, что его имя записывается именно так. Ведь его можно записать и совершенно иначе.

К столу подошел официант. Пока Абиб расплачивался, Алиса задумалась над записью имени фараона. Увидев три члена, извергающие струи, она поняла, почему дядя не хотел описывать, как выглядит амулет, и почему считал, что потопов было три и в каждом поколении Сецехов рождалось по трое сыновей. Но тогда какой же знак ей установить для своих потомков по женской линии? Три изливающиеся вагины? Три брызжущие молоком груди?

– А женские гениталии или груди тоже выступали в египетском письме?

– Груди – да. Гардинер в «Egyptian Grammar»[20] – это один из тех кирпичей, которые должен основательно изучить каждый студент-египтолог, – дает семьсот с чем-то иероглифов, из которых сто двадцать изображают части тела человека и животных. Интереснее всего эти последние. Среди них есть не только головы, рога, позвоночники, кишки, но даже сердце, соединенное с трахеей; выглядит этот знак совершенно как мандолина. Ничего удивительного, что сначала археологи принимали его за какой-то музыкальный инструмент. Другой знак напоминает палицу, утыканную гвоздями, а на самом деле это соединенное с хвостом брюхо самки, из которого торчат сосцы.

Он взял еще салфетку и нарисовал оба иероглифа. Алиса стала с интересом рассматривать их.

– Но ты спрашивала о другом, – вернулся он к прежней теме. – Если говорить о частях тела, то иероглифы представляют головы, глаза и их части, губы, руки, ноги, пальцы ног и так далее. Один из них изображает женскую грудь соском вниз. Выглядит это как рюмка с отбитой ножкой. Но более интимные части человеческого тела обычно передавались с помощью иероглифа, представляющего колодец с водой; он тоже с виду напоминает рюмку без ножки, но верхняя горизонтальная черта немного сдвинута вниз и обычно бывает волнистой.

Алиса почувствовала себя обманутой.

– Ты же говорил, что египтяне не были ханжами! – сказала она с упреком.

– Ну да, не были. – Абиб улыбнулся. – У них хватало слов для обозначения полового сношения, хотя мы не знаем, относились ли они к одному способу занятий любовью или к разным. В Ватиканской библиотеке хранится богато иллюстрированный папирус о египетском искусстве любви. Он многое прояснил бы в этом отношении, но церковные власти не хотят давать к нему доступ. В иероглифической записи слова «копуляция» обычно выступает человек в сопровождении знака колодца или воды; иногда член входит в иероглиф губ, нарисованный в вертикальной позиции, проходит сквозь обруч или касается треугольника. Трудно ошибиться, что это может значить.

Уже в гостинице, когда они улеглись в постель, Алиса подумала: может, Абиб и не так щедро одарен природой, как фараон Какау, но все равно он любовник что надо. А тот, глядя на нее обнаженную, думал, до чего она похожа на египетских богинь и цариц. Стройное, точеное тело, длинные ноги, завершающиеся крупными стопами, плоский живот, красивый большой бюст. Она была хороша собой. Но египетский канон красоты принимали не везде и не всегда. «Фигуры их… хотя довольно стройны в талии, непомерной отягощены грудью», – писал о древних египтянках, известных ему по статуям, граф Станислав Костка Потоцкий, владелец дворца в Виланове. Был год 1810-й; для той эпохи верхом совершенства была Венера Милосская и прочие греческие толстушки с маленькими сиськами, которые теперь вызывают у школьных экскурсий в Лувре только смех.

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Абиб попросил Алису рассказать что-нибудь о себе. Девушка задумалась.

– Я ведь уже говорила, со мной до сих пор мало что случалось в жизни. Но знаешь что? Когда в Гизе ты сказал, что в древности на пирамидах была гладкая облицовка, я подумала, что на них было так же трудно залезть, как на стеклянную гору. Когда я была маленькой, мама рассказывала мне сказку о рыцарях, которые пробовали туда забраться. Хочешь расскажу?

– С удовольствием послушаю, – ответил Абиб, опершись на локоть.

Давным-давно в тридевятом царстве, тридесятом государстве стояла Стеклянная Гора, а на ее вершине – замок с тремя башнями, весь из чистого золота. На замковом дворе росла золотая яблоня, а на ней – золотое яблоко, одно-единственное. Сокровищам в подземельях не было числа: сундуки ломились от драгоценных камней и золотых монет. А в одной из комнат жила Царевна с зелеными глазами и золотыми волосами, и все знали, что она красавица писаная, хотя никто ее не видел, потому что подняться на Стеклянную Гору никому не удавалось.