Суд короля - Пауэлл Э. М.

Мало того что стол буквально ломился от самого разного мяса и сыров, пудингов и отличного хлеба, так еще и каждая тарелка, блюдо и кубок мягко поблескивали серебром. Даже тазы для омовения рук с плавающими в них лепестками. Сэр священник явно предпочитал в этой жизни все лучшее.

Стоило клерку со священником вымыть руки, вбежал слуга в бурой тунике из домотканой холстины и брэ.

Барлинг склонил голову для молитвы, Осмонд последовал его примеру, но свое быстрое бормотание завершил первым.

Слуга подошел к Барлингу, чтобы наполнить вином его кубок, но клерк жестом остановил его и кивнул на другой кувшин:

— Я выпью воды.

— Вы не пьете вина, Барлинг? — Глаза священника превратились в щелочки на мясистом лице, когда он припал к своему кубку.

— Нет, сэр священник, но это и не так уж важно, — клерк отломил кусок хлеба и выразительно взглянул на слугу. — Как я уже говорил, мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

— Оставь нас, — кивнул Осмонд слуге, который немедля удалился с поклоном. — Добрый слуга. Работящий. Надежный. И хозяина своего в обиду не даст. — Он вновь помрачнел. — А это по нынешним временам особо важно. В жизни не думал, что доживу до такого в Клэршеме. Так о чем же вы хотели говорить со мной наедине? Вас что-то тревожит?

— Нет, сэр священник. Просто надеюсь, что вы сможете пролить немного света на недавние события.

— Только не я. — Осмонд комично вытаращил глаза. — Я потрясен всем этим не меньше остальных.

— Уверен, что это так, — сказал Барлинг, — и все же мне хотелось бы выслушать ваше уважаемое мнение.

Лесть сработала.

Осмонд самодовольно улыбнулся:

— Конечно-конечно, Барлинг. Спрашивайте.

— В Йорке ваш дядя сказал судьям, что раньше здесь никогда не случалось убийств. Это правда?

— И чистейшая, клянусь кровью Девы Марии! — Осмонд отправил в рот здоровенный кусок пирога с дичью, измазав жиром и без того блестящие от пота губы. — Надеюсь, вы не подозреваете его во лжи?

— Отнюдь, сэр священник, — ответил Барлинг. — Я всего лишь стараюсь ничего не упустить. — Свои следующие слова он подобрал очень аккуратно: — Ваш дядюшка большой любитель винограда.

Осмонд пожал плечами:

— Он и правда весьма любит вино. — Тут священник воздел бокал: — Как и я.

— Как и многие другие, — подхватил клерк, — и в большинстве случаев любовь эта не имеет серьезных последствий. Но у некоторых вино замутняет разум и память. Иногда очень серьезно.

Осмонд отмахнулся:

— За эти годы мой дядя уже вполне приноровился к выпивке. Бывает гораздо хуже.

— Несомненно. Итак, вам неизвестно о любых других убийствах в этих краях.

— Боже милостивый, Барлинг. — Осмонд недовольно уставился на него. — Вы же не думаете, что я открою вам нерушимую тайну исповеди?

От одной мысли об этом кровь отхлынула от лица Барлинга.

— Нет, сэр священник, ни в коем случае.

— Хорошо. — На лице у Осмонда появилась неприятная ухмылка. — Признаюсь, иногда мне ужасно хочется поделиться услышанным — кумушки потом целый гол лясы точить будут. Но я, конечно, не могу. — Он откусил еще пирога. — Скажу лишь, что ни один человек не исповедовался в грехе убийства, — священник жевал быстро и энергично, — ни один за все те годы, что я поставлен здесь дядюшкой в качестве настоятеля. Да и не в чем исповедоваться-то было. Убийство Джеффри Смита положило начало кровавой бане, что устроил Линдли. С нетерпением жду, когда же его схватят. Вот тогда я с удовольствием выслушаю его исповедь, а потом мы его вздернем. И затягивать с этим никак нельзя. Чрезвычайно удобно, что вы уже здесь, Барлинг.

— Не припомню, чтобы кто-нибудь так характеризовал мое присутствие, сэр священник.

— Вы понимаете, о чем я, — махнул рукой Осмонд. — К тому же это большая честь. Я очень ценю то, как наш король Генри вершит закон. Отрадно видеть такое действенное правосудие. — Он вытер жир с пальцев. — Однажды и мне понадобится прибегнуть к правосудию его величества, но я молю Бога, дабы это случилось еще не скоро.

— О чем именно вы говорите, сэр священник? — спросил Барлинг, озадаченный неожиданными признаниями Осмонда в любви к закону. — Возможно, я смогу помочь вам или что-то посоветовать.

— О процедуре наследования, Барлинг, — ответил священник. — Когда мой дядя умрет, я буду претендовать на его владения. Он никогда не был женат и детей не имеет. Я уже составил весьма объемное прошение. — Маленькие глазки Осмонда уставились на Барлинга. — Но, конечно, я надеюсь, что оно не понадобится еще много-много лет. Мой дядя, лорд Клэршема, еще в полной силе. Если Господь будет милостив, сэру Реджинальду Эдгару еще нескоро придется лежать в этой церкви, — с этими словами Осмонд зачерпнул полную ложку миндального пудинга.

Стук дождя по крыше заметно усилился.

Барлинг нахмурился. Путешествия по непогоде занимали гораздо больше времени и были опасней обычных. Он надеялся, что Стэнтон не заставит себя долго ждать. К собственному удивлению, клерк понял, что ему не хватает присутствия молодого посыльного, хотя обычно он никогда не искал ничьей компании.

— А славный пудинг! Возьму-ка еще, пожалуй. — Осмонд облизнул губы, а потом кивнул на камин и вздохнул: — А ведь Дин должен был вырезать мне новую каминную доску. Теперь придется искать другого мастера. — Он снова вздохнул. — Страшные времена, Барлинг. Страшные.

— Страшные, — согласился Барлинг.

Потому что страшна была обнажившаяся перед ним алчность Уильяма Осмонда, клэршемского настоятеля, — алчность гораздо бóльшая, чем та, с которой тот зачерпывал сейчас студенистый пудинг.

Второй приезд Стэнтона в Клэршем был совершенно не похож на первый, шесть дней тому назад.

Тогда он въезжал сюда за Эдгаром и Барлингом в полудреме, убаюканный палящей жарой и мерным шагом коня, а в залитых солнцем полях окрест было полно народа.

Теперь же кругом царили тьма и тишина, если не считать шума ветра в вымокших кронах деревьев вдоль дороги да переклички сов. Хотя сейчас дождь стих, он явно еще долго поливал Клэршем после его отъезда. Все вокруг набухло влагой, а поля и дороги были усеяны глубокими лужами.

Плеск из-под копыт одинокого животного далеко разносился над безмолвными просторами.

Шесть дней назад он еще в глаза не видел кровавого лгуна Николаса Линдли. Шесть дней назад Бартоломью Тикер был еще жив. И Томас Дин тоже. А Кэтрин Дин еще была замужней женщиной — такой же, какой тогда еще мечтала стать Агнес Смит.

Стэнтон провел рукой по лицу, пытаясь стряхнуть накопившуюся усталость, а потом сдвинул колени, подгоняя изможденного Сморчка.

Он должен рассказать Барлингу о жене и детях Дина. Клерк узнает все первым. Он, несомненно, будет недоволен, что Стэнтон ничего не рассказал родным Дина про Агнес, — и пусть. Это было бы уже слишком. Барлинга-то там не было. Да, слишком. Стэнтон расскажет ему все поутру, а сейчас — спать. Он устал, как же он устал… И конь. Но все же посыльный понукал и понукал Сморчка, оглаживал потную шею дрожащего животного. Они были почти на месте. А потом Сморчок рухнул на дорогу.

Стэнтон вылетел через правое плечо коня и с треском впечатался в каменистую мокрую дорогу — лицом, вывернутой рукой и коленом.

Проклятье.

Воздуха в груди не стало. Отчаянно задыхаясь, он откатился от молотящих воздух копыт, хотя казалось, что его грудь безжалостно сдавливает огромная невидимая рука. А потом лежал навзничь под шелестящими деревьями, уставившись в затянутое облаками ночное небо.

Будь оно все проклято.

Но ведь виновата в этом его собственная глупость. Он слишком долго гнал измученного коня, а ночь скрыла усеивающие дорогу неровности и пустоты. Думать надо было. Стэнтон смог втянуть немного воздуха, оперся на оставшееся целым колено и ощупал лицо. Оно было мокрым, но вроде бы целым.

И тут он обмер.

Сморчок споткнулся не сам по себе.

Над дорогой была туго натянута толстая веревка. Готовая ловушка для коня и его наездника.