Катерина Врублевская - Дело о старинном портрете

— И вы тут, Полин! Идете по следу, стало быть? На пятки наступаете… Нехорошо мешать полиции в расследовании.

— Простите мне мою настойчивость, мсье Донзак, но я не могу пустить на самотек то, что касается Андре.

— Почему на самотек? Почему вы берете на себя прерогативу полиции? Разве вы не видите — мы расследуем, не сидим без дела.

— Что вас привело сюда, мадам… — густым баритоном спросил доктор Бабинский.

— Авилова. Полин Авилова. Меня привела сюда уверенность в том, что девушка пострадала от рук убийцы. Тот, кто лишил жизни моего друга, поджег и его квартиру. Комната Мадлен — ближайшая к мансарде, наверняка она что-либо видела или слышала. Позвольте мне задать ей вопрос! Только один, прошу вас!

— Вопросы буду задавать я, — отрезал сыщик.

— И в моем присутствии, — добавил доктор. — Не то бедной девушке совсем плохо станет. А вы подождете за дверью.

— Но как же так?.. — пролепетала я, поняв, что все козыри были на их стороне.

Бабинский пропустил Донзака вперед и вышел вслед за ним. Я поплелась сзади. Мы прошли длинными коридорами. Бабинского поминутно останавливали врачи, а инспектор Донзак смотрел на меня так, будто я наступила ему на мозоль. Но я упорно игнорировала его недовольный взгляд и следовала за ними.

У двери палаты сидела пожилая женщина в чепце. Увидев доктора в сопровождении полицейского инспектора, она встала и поклонилась.

— Как себя чувствует больная? — спросил Бабинский.

— Лучше. Пришла в себя, но сильно стонет. У нее сейчас полиция. Ее допрашивают.

Какая полиция?! — вскричал Донзак и распахнул дверь. За ним ринулся Бабинский, а я, не спросив разрешения, зашла последней и затворила дверь.

Окно над кроватью было распахнуто. На постели лежало нечто бесформенное, укрытое одеялом. Доктор откинул его, и мы увидели подушку, закрывавшую лицо девушки.

— Полин, выйдите немедленно из палаты, — приказал Донзак, увидев меня рядом с собой, и повернулся к доктору. — Она задушена подушкой. Преступник выскочил в окно.

— Вижу, — нахмурился Бабинский. — Надо расспросить сиделку. Позовите ее сюда.

Я обрадовалась, что для меня это повод остаться, и открыла дверь, чтобы пригласить женщину, сидевшую у двери.

Ничего не подозревающая сиделка вошла в палату и остановилась перед кроватью.

— Почему вы оставили тяжелобольную одну в палате? — суровым тоном проговорил доктор.

— Этот господин сказал, что он из полиции и что ему надо допросить девушку, — растерялась сиделка, испуганно переводя взгляд с Бабинского на Донзака.

— И вы поверили ему на слово? Или он показал вам какой-либо документ? — спросил Донзак, накаляясь от гнева.

— Нет, ничего не показал. Он заявил, что он из полиции, и приказал мне выйти за дверь. Я сначала не хотела его пускать, потому что больная была совсем плоха, но полицейский настаивал, и я подчинилась.

— Он не полицейский! — взревел Донзак так, что сиделка отшатнулась и прикрыла лицо руками. — Он преступник! Убийца! А вы помогли ему совершить преступление!

— Простите, господин инспектор! Я не хотела… — Сиделка чуть не повалилась в ноги Донзаку, но мы с Бабинским ее удержали.

— Успокойтесь, успокойтесь, Иветт, — сказал Бабинский. Мне показалось, что передо мной разыгрывается классическая игра в злого и доброго инквизитора. — Не плачьте, сосредоточьтесь и расскажите инспектору, как выглядел преступник.

— Пышные рыжие усы с бакенбардами, борода, тоже рыжая, очки в роговой оправе, котелок, темный плащ. Точь-в-точь как у полицейского. Я знаю, у меня деверь в полиции служит, в округе Трокадеро, на хорошем месте. У него точно такой же плащ. Я потому и не сомневалась. Пропустила, и все.

— Все понятно, накладные волосы, — махнул рукой Донзак. — Хитер… Побудьте здесь, а я посмотрю следы под окном, земля после дождя мягкая.

Когда полицейский вышел, я обратилась к доктору Бабинскому:

— Доктор, скажите, пожалуйста, вам знаком человек по имени Эспри Бланш?

— Конечно, — ответил он. — Это мой коллега, психиатр, заведует клиникой для душевнобольных.

— А где она находится? В Париже?

— Да, в саду принцессы Ламбаль, а точнее — пригород Пасси, улица Басе. Позвольте поинтересоваться, мадам Авилова, зачем вам понадобился доктор Бланш?

— В его лечебницу ведет тоненькая ниточка, связанная с этим преступлением.

— Простите великодушно, но вам-то зачем? Это дело полиции.

— Я же говорила вам: убили моего друга, русского художника. Потом убили его подругу — задушили так же, как и его. А теперь вот эту девушку… Я пытаюсь сама кое-что предпринять. И в клинике доктора Бланша я, возможно, найду ответ. Вдруг это его недолечившийся пациент или, еще хуже, сбежавший? Ведь все три убийства совершены одинаково — жертвы задушены.

— Понятно, — кивнул Бабинский. — Пойдемте ко мне в кабинет, я напишу вам записку к нему. Все-таки старый приятель, вместе учились в Сорбонне, попрошу поспешествовать.

— Спасибо, доктор, вы очень меня этим выручите. Не знаю, как вас и благодарить.

— Не стоит благодарности. Я с глубоким уважением отношусь к русской медицинской школе, а работой вашего хирурга Пирогова по ринопластике 30 зачитывался, когда еще был студентом. Так что желаю вам успеха в вашем начинании, хотя считаю, что это не женское дело.

— Всего наилучшего, доктор.

Я уже вышла из кабинета, когда доктор Бабинский окликнул меня:

— Постойте! Если вдруг вы понадобитесь полиции, где мне вас найти? Оставьте мне ваш адрес.

— Пожалуйста, запишите: отель «Сабин» на авеню Фрошо.

Выйдя из здания, я повернула за угол и оказалась под окном, откуда выпрыгнул убийца. Донзак склонился над клумбой, рассматривая следы и ничего не замечая вокруг себя. Присев рядом, я тоже устремила взгляд на влажную почву.

— Нашли что-нибудь, мсье Донзак? — спросила я, дотронувшись до его плеча.

— Примята трава, а четких отпечатков только два, и то неполные, — машинально ответил он и рассердился: — Идите домой, мадам! Что вам тут надо? Без вас полно работы.

У вас будет еще больше работы, инспектор, если вы не посмотрите сюда. — Я расстегнула сумочку и достала из нее носовой платок с завернутым в него кусочком глины.

— Что это? — Донзак протянул руку. — Дайте мне!

Но я не дала ему слепок, а осторожно положила его рядом с влажным следом, так чтобы подковки легли параллельно.

— Смотрите, на обоих отпечатках одинаковые подковки. И шляпка гвоздика немного выдается.

— Да, действительно, очень интересно. Откуда это у вас? — удивился Донзак.

— За домом Сесиль в то утро стоял фиакр, который поджидал убийцу, и рядом со следами колес я увидела вот это.

— Как вы об этом узнали?

— Мне показал это место соседский мальчишка, — объяснила я. — Мальчишки, они востроглазые и видят иногда больше взрослых.

— Вы правы, Полин. Но почему вы не сказали мне сразу?

— Вы бы меня снова прогнали, велев не совать нос не в свои дела, не так ли?

Он поднялся с колен и через силу произнес:

— Если найдете еще нечто подобное, милости прошу. А это, с вашего позволения, я заберу.

— Всего наилучшего, мсье Донзак.

В нескольких шагах от моста Аустерлиц я опять столкнулась с Плювинье.

— Доминик, что случилось? Ты преследуешь меня?

Полин, я не перестаю тобой восхищаться, ты настоящая женщина! — улыбнулся он. — Все события в мире связываешь исключительно со своей особой. Нет, я здесь не из-за тебя. Полчаса назад неподалеку отсюда ограбили одно известное лицо, а я веду криминальную хронику в «Ле Пти Журналь», поэтому я здесь.

— Как ты узнал? — изумилась я. — Ведь ограбление произошло совсем недавно! Ты вездесущ?

— Ты слышала поговорку «дьявол прячется в мелочах»?

— Уж не хочешь ли ты сказать…

— Нет, нет, — засмеялся он, увидев испуг на моем лице, — я совсем не это имел в виду.

— Французская поговорка, правильно? — спросила я. — Моя гувернантка всегда повторяла ее, заставляя меня мыть уши и шею перед сном.

— Верно, — кивнул Плювинье. — Если бы у меня не было сотни-другой добровольных помощников во всех частях Парижа, которые за небольшое вознаграждение сообщают мне интересующие меня сведения, я бы не смог вести колонки в нескольких газетах. А так я и в «Фигаро» подвизаюсь, и в «Ла Газетт».

Я успокоилась. Мои подозрения насчет участия Плювинье в убийствах показались мне смешными и беспочвенными. Да и ступает он мягко, а не клацает подковками о булыжную мостовую.

— Доминик, ты смог бы мне помочь? — Я подумала, что лишняя пара глаз мне не помешает.

— С удовольствием, милая Полин!

— Есть ли у тебя соглядатаи в особняке виконта де Кювервиля? Мне нужно кое-что узнать, сумеешь?

— Это связано с убийством твоего возлюбленного?