Светозар Чернов - Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе

Ознакомительный фрагмент

– Какой идеальный человек для наших целей этот Николас Васильев, – сказал Рачковский, когда они шли от Горона по гулким коридорам Дворца Правосудия. – Во-первых, русский. Во-вторых, за ним числится убийство. И в-третьих, если мы вытащим его из тюрьмы, он будет очень сговорчив и станет делать для нас все, и при том бесплатно, за одни харчи. Вся проблема в том, как нам его заполучить.

– Употребите дипломатические каналы. Возьмите кого-нибудь тут в Париже за его родственника, пускай хлопочет за выдачу Васильева России и перевод его в какую-нибудь русскую психиатрическую лечебницу, где он за ним мог бы ходить.

– Вы представляете, сколько будет тянуться оформление всех необходимых бумаг?

– Что нам с того волноваться?! Васильева мы заберем сразу, а пока за него посидит кто-нибудь другой. Хоть ваш Продеус, у которого второй день белая горячка. Я приехал на бульвар Араго с женщиной, так он с нее каких-то зеленых чертей обирал, словно медведь малину.

– Но кто согласится выдать себя за родственника? И если уж посвящать в суть дела еще кого-то, то неплохо было бы иметь этого человека в Лондоне, чтобы он присмотрел за Васильевым по дороге туда, и там не давал бы воли. Этим двум я больше не доверяю.

– Мне кажется, я знаю за такого человека. У моей дамы…

– С которой Продеус снимал чертей?

– Да-да, с ней вместе населяет квартиру на улице Сен-Жак одна русская, некая Дарья Семеновна Крылова. Не женщина, а циклоп какой-то. Тут она уже несколько лет, при госпитале Сен-Лазар акушерству и повивальному искусству обучалась, а ныне живет в бедственном положении. Я думаю, она согласится.

Рачковский долго и пристально смотрел в лицо Ландезену, потом сказал с тяжелым вздохом:

– Тогда я поручу тебе договориться с ней, а сам улажу дела с префектом Граньоном.

Поездка в местечко Шарантон ле Пон, где находилась шарантонская больница для умалишенных, была обставлена просто и без затей. Рачковский нанял экипаж и заехал за Ландезеном и его протеже на улицу Сен-Жак.

Дарья Крылова была еще сравнительно молода – ей не было и тридцати. Но ее мощное телосложение и пышные телеса, которым не мог придать пристойную форму даже туго затянутый корсет, вызывали в людях при встрече невольное уважение и почтительную боязливость. Ее большие руки в мужских перчатках сжимали ручку лакированного акушерского саквояжа. Зад ее был увенчан почтенных размеров турнюром, какие были модны еще два года назад и какой постеснялась бы надеть любая следящая за модой женщина. Крупные черты лица ее с ярко нарумяненными щеками и нравственно наморщенный лоб не носили неприятного отпечатка излишнего ума, а светлые глаза старой девы, проведшей всю свою жизнь в ежеминутной борьбе за соблюдение в безукоризненной чистоте собственной невинности, заставляли любого мужчину держаться от этой барышни поодаль.

– У тебя наметанный глаз, Ландезен, – заметил Рачковский, открывая Дарье дверцу и спуская подножку. – Мадемуазель Крылова как раз то, что нам надо. К такой и подступиться-то боязно.

Экипаж переехал на правый берег Сены и покатил в Шарантон. У здания тюрьмы Ландезен вылез и, взяв у Рачковского толстый бумажник, ушел договариваться с тюремным начальством.

– Ну-с, голубушка, расскажите мне о себе, – предложил Рачковский. – А то нам с вами дело государственное делать, а я о вас и не знаю ничего. Давно ли вы в Париже?

– Три года. Я ведь, ваше благородие, в Петербурге на Надеждинских родовспомогательных курсах училась, а потом благодетель мой, купец Васин, земля ему пухом, отправил меня учиться заграницу.

– Что еще за Васин?

– Второй гильдии купец. Как батюшка с матушкой преставились, я к нему в дом в услужение пошла.

– Так значит, родителей у вас, душечка, нет?

– Сирота я! – завыла Дарья, доставая из ридикюля платок размером с небольшую скатерть и обкладывая им свой нос.

Экипаж заходил ходуном от ее рыданий.

– Плачьте, плачьте, Дарья Семеновна, – Рачковский погладил ее по голове. – Вы должны выглядеть как сестра, два года не видевшая своего несчастного брата и наконец добившаяся свидания с ним. Только не трясите, пожалуйста, экипаж, а то у меня разыграется морская болезнь. Состоите ли вы в замужестве?

– Нет, – всхлипнула Дарья, успокаиваясь. – Я честная девица.

– Я должен был сам догадаться, – сказал Рачковский.

– Ко мне сватался один молодой человек, он вынул меня из фонтана в Петергофе, куда я по неосторожности вступила.

– У нас есть один специалист по петергофским фонтанам…

– Это был очень благородный человек! Он сам говорил мне, что хочет жениться исключительно из-за любви ко мне, а вовсе не из-за трех тысяч, которые давал за мной купец Васин.

– Да-да, – поддакнул Рачковский. – Встречаются еще в наше время рыцари. Но что же помешало вашему счастливому браку, Дарья Семеновна?

– Его оклеветали перед купцом Васиным. Он ни в чем не был виноват. Говорили, что трех институток увезли потом в психиатрическую лечебницу, но это неправда, они всем выпуском стояли вокруг и издевались, пока Артемий Иванович пытался высвободиться из забора. Мерзавки! Он не смог вынести такого позора и уволился из гимназии, где служил надзирателем.

– Кажется, я начинаю понимать, о ком вы ведете речь. Артемий Иванович Владимиров, не так ли?

– Он! Он самый!

– И про случай этот мы все тут в Париже знаем. У него даже медалька есть за турецкую кампанию, на которой бывший ее владелец, гимназический швейцар, потом тайно нацарапал: «Небываемое бывает и в заборе застревает». Да вы, наверное, видели ее. Он говорил, что в молодости разных барышень ею охмурял. Должен вас сразу предупредить, Дарья Семеновна, что если сейчас с вашим «братом» все получится, вы поедете в Лондон и там будете сотрудничать с вашим бывшим женихом.

– Господи Святый! – перекрестилась Дарья.

– Ничего не поделаешь, голубушка – служба! А, вот и Ландезен. Ну, как дела?

– Начальник тюрьмы разрешил свидание, – сказал Ландезен, подходя к экипажу. – Уверен, что все будет хорошо.

Втроем они отправились в комнату для свиданий.

Васильев оказался совсем не таким, каким его представлял себе Рачковский. Ничего мрачного и страшного в нем не было. Он был белобрыс, у него было бледное, покрытое прыщами скуластое лицо со светлыми усиками, и плохие зубы. Из того, что сообщил Горон, было известно, что он родом откуда-то из Тверской губернии и раньше работал фельдшером.

– Это он? – прерывающимся от волнения голосом спросила Дарья.

– Боже, Дарья Семеновна, как изменился ваш брат за эти два года! – воскликнул Рачковский. – Коленька, поцелуй же скорее свою сестру, она приехала забрать тебя отсюда!

– Целуй же, урод! – прошипел Ландезен. – Так и сгниешь тут среди психов.

Васильев не заставил себя долго упрашивать. Он плохо понимал, что здесь происходит, но ради того, чтобы выбраться на свободу, готов был поцеловать хоть черта в задницу.

– Ну же, Дарья, обними его покрепче! – велел Петр Иванович.

Хрустнули кости, но Васильев мужественно смолчал, только лицо его исказилось от боли.

– Как трогательно, – устало сказал начальник тюрьмы. – Привозите завтра человека на замену и можете забирать его.

Рачковский бросил взгляд на Ландезена. Вот кого он с удовольствием запрятал бы в психушку. Уж он бы постарался, чтобы Ландезен никогда не вышел из нее. А Продеуса придется вытаскивать отсюда как можно скорее, пока он действительно не тронулся. Но кто, кроме Ландезена, сможет сыграть задуманный им эффектный финал всего предприятия в Лондоне?

– Отпусти его, Дарья Семеновна, – сказал Петр Иванович, высвобождая едва живого Васильева из ее объятий. – Еще успеете нарадоваться счастливому воссоединению своего семейства. Нам нужно ехать обратно в Париж, пока Продеус ничего не сообразил и не спрятался где-нибудь.

ДЕЛО № 153 ч.1/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

ПИСЬМО РАЧКОВСКОГО – ВЛАДИМИРОВУ

11/23 августа 1888 года

Париж

Рю де Гренель, 79

Господа!

То, что вы учинили в Лондоне, совершенно никуда не годится. На кой черт мне все это! Вы внедряете в меня невыгодное мнение о своих способностях. Во-первых, все слабо и пустая трата времени. Во-вторых, такие непроизводительные траты по этому делу более недопустимы.

Я сам нашел вам исполнителя. Я имел с ним беседу и он добровольно согласился взять на себя трудную роль убийцы. Зовут его Николай Васильев, два года назад в Париже он уже произвел действие вроде тех, что нам нужны. По окончании дела он будет выдан английской полиции в виде трупа. При нем под видом его сестры будет ехать наша агентша Дарья, которая должна следить за ним во всякое время. Но учтите, что Васильев человек капризный, с ним требуется особая деликатность и осторожность. И еще. Для его сестры он едет ловить беглого матроса с броненосца «Петр Великий», покинувшего корабль во время ремонта в Глазго в 1882 году и похитившего секретную книгу с таблицами сиканлов. Оба прибудут утром 29 августа дуврским почтовым на вокзал Ватерлоо. Пароль для встречи: «У вас есть Британская энциклопедия?» Ответ: «Нет, только некоторые тома».