Алексей Поярков - Ликвидация. Книга первая

Капитан свернул во двор полуразрушенного дома. Семчук кивнул напарнику — давай, мол, за ним, а я в обход.

Сдерживая сильно бьющееся сердце, майор выскочил на параллельную улицу. Никого. «И с чего это такие волнения? — попробовал он посмеяться над собой. — Ты же из «Смерша»! На фронте не такое бывало!» Самовнушение обычно всегда поднимало Семчуку настроение, но на этот раз должного действия не оказало.

Он свернул в арку и наткнулся на лежащего навзничь человека в гимнастерке без погон. Напарника убили точным ударом ножа в сердце.

Забыв обо всем, Семчук склонился над погибшим и не узнал о нацеленном в спину «парабеллуме».

Ида смеялась. Смеялась и кружилась по комнате, обнимая коробку с пирожными. Улыбка удивительно красила ее. Хотя она казалась Чекану неотразимой всегда, даже в самые трудные времена, когда об улыбках никто не думал.

— Эклеры? Не забыл?.. — Она снова рассмеялась, понюхала коробку, стала открывать.

Он тоже засмеялся.

— Ида, Ида… — Чекан обнял ее, уткнулся носом в теплую шею. — Помнишь, на Малой Арнаутской была кондитерская? Недалеко от «Шантеклера», угол Ремесленной?.. Когда разведшколу разбомбили, мы по городу прятались… Я уже в штатском был. Бежал с одним придурком. Вижу — наша кондитерская… Забежал, набрал полную коробку — и к тебе… Прибегаю… А соседи говорят, она с румынами ушла…

— Ни с какими румынами я не уходила… Тебя ждала.

Ида снова принялась за коробку. Увидела на ней красное пятно. И подняла красиво очерченные брови.

— Кровь? Откуда?.. Это вчерашняя рана? — Она встревоженно коснулась его правой руки. — Болит?..

— Не моя, — усмехнулся он. — На хвост упали двое…

Ида положила коробку на стол, подошла к нему. Обняла сзади за плечи.

— Уезжать надо отсюда…

— Куда? — снова усмехнулся Чекан. — К тебе в Польшу? Там тоже коммунисты…

— Это ненадолго, — помотала головой Ида, — их там все ненавидят… Сначала переберемся в Турцию, там посмотрим.

— А там что?

— Спокойнее…

— Я даже языка не знаю…

— Я научу, — улыбнулась Ида. — Через год будешь говорить. И куш там толковый… А здесь — копеечный… Или тебя здесь что-то держит?

Чекан с улыбкой обернулся, притянул Иду к себе:

— Ничего меня нигде не держит…

Он бережно поцеловал ее пальцы. Прямо в татуированный ромбик с двумя цифрами, верхняя из которых, восьмерка, означала срок, а нижняя, тройка, — число судимостей.

Посреди гоцмановского кабинета стояли, понурившись, Тишак и Саня.

Оперативники разместились вокруг на стульях и табуретах. Сам Гоцман, хмуро качая ногой, сидел на краю стола.

— …Я Семчуку сразу предложил: давайте пойдем с вами, — продолжал бубнить Тишак, не поднимая глаз. — На расстоянии, прикрытием. А он — нет, Чекан может встречаться с кем-нибудь в кондитерской, останьтесь… Ну вот… остались…

— Ну и хорошо, шо остались, — вяло махнул рукой Гоцман. — А то и вас бы положил…

— Я ж думал, Семчук — МГБ, контрразведка, опытный…

— Чекан разведшколу прошел, — возразил Гоцман, — и Семчук за это знал. Переиграл их Чекан — так то ж бывает… Ладно, — оборвал он сам себя, махнув рукой. — С этим все ясно. Теперь за Седого Грека и пленных румын. Леша?..

Якименко поднялся со вздохом.

— Шо за Грека, то я хорошо запомнил рожу, которая его коцнула. Стоял в трамвае… Поц без особых примет, скажем так. Нашелся в нашей фотокартотеке… — Капитан, словно фокусник, извлек из кармана брюк небольшую карточку и показал ее присутствующим. — Анатолий Филимонов, кличка Живчик, 1916 года рождения… До войны никак не светился, может, его вообще в Одессе не было… При румынах тоже сидел тихо, вылез после освобождения. От призыва в армию освобожден по здоровью — легкие. Полгода проработал на тяжелом весостроении, как выяснилось, с одной целью — войти в доверие к бухгалтеру завода… Подорвал ихнюю зарплату год назад и с тех пор лег на дно — ни слуху ни духу. По остальным делам дали запрос у ГАУ…

— Интересное кино, — хмыкнул Гоцман, — при румынах сидел тихо, а Грека спичкой убрал так, как не каждый диверсант сможет… Интересно… Ну, дальше…

— По самим румынам ничего важного, — вздохнул Якименко. — Оба рядовые, по фамилиям — Миронеску и Аргетояну… Подтверждают, шо сидели у Грека как собаки на привязи. Работали за еду. Чинили машины, в основном грузовые. Факт переборки двигателя ЗИСа подтвердили, как и то, шо неоднократно видели арттягач «Додж». Грузовики были разные — и трофейные, румынские и немецкие, и наши военные, даже с номерами воинских частей. Больше ничего не видели и не слышали. Всю войну сидели в тылу, режим Антонеску осуждают. Сильно бедуют, шо их не пускают в церковь по воскресеньям… А, вот еще… Последние дни на базе Грека видели женщину, по описанию худенькую, черноволосую, в ситцевом платье, загорелую, лет тридцати. На том все.

— Ясно, — вздохнул Давид. — Леш, по румынам дай на всякий случай запрос в ГУПВИ 6, вдруг они все ж таки какие военные преступники, хрен их знает… Чего-то ж они сидели у Грека и не рыпались, хотя триста раз могли его сдать со всеми потрохами.

Распахнулась дверь. Присутствующие встали — в кабинет вошли Омельянчук и Кречетов с пухлым портфелем в руках.

— Товарищи офицеры! — бодро произнес Омельянчук, указывая на гостя. — Принимайте пополнение… Помощник военного прокурора майор юстиции Кречетов Виталий Егорович. Принято решение организовать сводную бригаду по делу за обмундирование. Шобы, так сказать, общими усилиями… Так шо знакомьтесь, товарищи… А у меня еще дела.

С минуту в кабинете стоял общий гул приветствий и представлений.

— Ты один к нам? — спросил Гоцман у Кречетова, когда шум немного улегся. — Или с группой?

— Пока один. Но при необходимости будем подключать моих.

— О, то козырно! — хмыкнул Гоцман. — Вместе с машиной?

— Да, внизу стоит…

— Тишак, — обратился Гоцман к насупившемуся Тишаку, — утри сопли и дуйте обратно до кондитерской. Допросите всех — может, кто еще что знает… Не возражаешь? — повернулся он к Кречетову.

Тот кинул взгляд на часы.

— Водитель — сержант Умаров. Скажите ему, что до двух часов он в вашем распоряжении.

— Есть, товарищ майор! — хором вскричали Тишак с Саней, дружно кидаясь к дверям.

— Так!.. — Гоцман удовлетворенно оглядел свое хозяйство. — А мы тебе сейчас рабочий стул организуем.

Леша, пошли в хозуправление… Заодно в финчасть зайдем, сегодня ж получка…

Через пятнадцать минут Гоцман и Кречетов стояли перед обитой черным дерматином дверью. Якименко убежал к начальнику ХОЗУ за ключом.

— Кабинет почти с иголочки, — воодушевленно расхваливал достоинства предназначенного майору помещения Гоцман, — вчера как подмели…

— Да мне любой сойдет, — беззаботно махнул рукой Кречетов. — Ну, рассказывай…

— Ты первый, — засмеялся Давид.

— Ну что? — начал майор. — Наимова Мальцов своей властью пока вообще отстранил от работы, за проявленную халатность… Я взял дело. А тут и нападение на склад, и убийство Воробьева забирает себе контрразведка. Получается, все нитки оборвали. Ты ничего не рассказываешь. Ну, я и написал рапорт — прошу объединить наши усилия…

Гоцман довольно кивнул и сразу же взял быка за рога:

— Тут такая заноза… Я сам мозги поломал… Обмундирование, с которого весь кипеш поднялся, никому из «деловых» близко не нужно! Ты понимаешь, какая штука?

— То есть? — заинтересовался Кречетов.

— Ленд-лизовские макинтоши, немецкий шевиот, шо угодно — да!.. А наши ж гимнастерки никому и даром не сдались! А тут — тысяча комплектов, при этом наши бандюки бьются за него, аж гай шумит. Ты спроси — с чего?.. Ладно, допустим на секундочку — заметали следы. А крали-то зачем? На складе ж и плащ-палатки, и те ж иголки патефонные!

— Но в последний раз они приехали за оружием…

— О то ж! — кивнул Гоцман. — Значит, люди серьезные…

— Так, — подытожил Кречетов. — И заправляет ими капитан Есюк со шрамом на виске?

— Ну, Есюк он такой же, как я Иванов, — хмыкнул Гоцман. — Кличка — Чекан. И фамилия, кстати, тоже Чекан. Игорь Станиславович. 1905 года, родился в Иркутске. Родители неизвестны. Хотя, судя по отчеству, поляки какие-нибудь ссыльные… Бандит со стажем. Грабежи, убийства… Первая ходка еще в двадцать втором году…

Подоспел запыхавшийся Якименко с ключом. Гоцман, открывая дверь кабинета, договорил:

—…а в войну обучался в разведшколе абвера.

— Ого! — отозвался Кречетов, переступая порог своего нового кабинета.

Кабинет был просторен, не хуже, чем у Омельянчука. Стены аккуратно выкрашены снизу в синий, сверху в белый цвет. И даже ведущая на запасную лестницу вторая дверь имелась, правда заколоченная. Кречетов положил портфель на письменный стол, потянулся, осматривая комнату.