Спиритический сеанс графини Ельской - Елизавета Вейс

и поисками часовщика. Мария была уверена, что с поимкой кого-то из плоти и крови мужчины справятся куда лучше. В то время как она сама могла бы подойти к решению вопроса с призрачной стороны.

– Гриша не шутил насчёт риска. – Лицо князя потемнело, когда он заметил её излишне беспечное выражение. – А вы на редкость лихо притягиваете опасности.

Возможно, Мария была куда более эгоистичной, чем думала. Несмотря на неподходящий момент, на их общую усталость и непростой день, она хотела вновь услышать, как этот вредный, но вместе с тем добросердечный мужчина повторит то, что говорил в кабинете. Скажет, что проберётся через сугробы, переплывёт через реку или прыгнет с обрыва, но…

Словно прочитав её мысли, Влас оторвался от созерцания мелькающих фонарей и наградил Марию долгим испытующим взглядом.

– И не думайте быть похищенной, пропадать или даже просто теряться, Мария Фёдоровна. Я непременно отыщу вас. И до скончания веков буду напоминать о том, как неразумно вы поступили.

Несколько секунд ушло на то, чтобы осмыслить услышанное, а потом графиня приглушённо рассмеялась.

– Разве я сказал что-то смешное?

– Что вы! Просто, кажется, вы только что пообещали, что до самого последнего дня продолжите общение со мной.

Скулы князя подёрнулись слабым румянцем.

– Пожалуй, именно так я и поступил, – только и смог пробормотать он, прежде чем они вновь погрузились в тишину.

Наконец карета прекратила свой ход.

– Доброй ночи, ваша светлость.

– Спите спокойно, Мария… Фёдоровна, – на выдохе добавил Влас Михайлович после небольшой заминки.

* * *

Григорий повернул часы к свету, и выгравированные буквы «Ч. Г.» сию же секунду насмешливо блеснули. Совместно со своим письмоводителем барон разослал запросы во все часовые мастерские. Он также велел городовому проверить, не было ли у них дел о часовщике, замеченном в буйном поведении.

«Чайников? Чумаков? Читайкин?» – Барон перебирал фамилии, подходящие под инициалы, словно действительно мог удачно ткнуть пальцем и угадать.

Принимаясь за это расследование, Григорий отдавал себе отчёт в том, что Катей двигали личные мотивы. А личные мотивы – не то, на что обязан опираться следователь. Но это была их Катя – та самая девочка, что росла у них на глазах, упрямая и своевольная, но родная.

Согласись он или нет, Влас всё равно бросился бы ей на выручку. И хоть его друг являл собой образец здравого смысла, когда дело касалось Кати, Григорий боялся, что они оба могли наломать дров.

Не остался он равнодушным и к участию графини Ельской. Он не забыл, что она оказала помощь, когда их город охватила паника из-за пропаж жителей. Их знакомство было недолгим, но Григорий не считал, что Мария Фёдоровна стала бы поддерживать подозрения Кати исключительно из соображений корысти.

Влас относился к процветающему спиритическому промыслу как к шарлатанству, а раскрытие графиней преступлений приписывал удаче и фокусничеству чистой воды. Барон хоть и не верил, что призраки в самом деле являлись к ней, не был столь категоричен и допускал, что графиня от природы могла обладать той самой чувствительностью, которая позволяла остро ощущать плохое, невидимое для большинства людей, в том числе и для него.

– Ваше высокоблагородие, разрешите доложить! – Подчинённый, не обращая внимания на одышку, вытянулся по струнке в дверях кабинета.

Григорий кивнул, и городовой, держа фуражку под мышкой, промаршировал на середину комнаты.

– По указанным инициалам обнаружились две персоны. Чижов Геннадий и Чагин Гаврила. Первый перебрался в соседнюю губернию год назад. Гаврила, по нашим сведениям, снимает угол на Фонарной. – Городовой разгладил успевший помяться лист и передал его начальству. – Прикажете направить телеграмму насчёт Чижова? Или сперва наведаться к Чагину?

На его молодом лице, ещё не обветренном годами службы, читалась готовность броситься выполнять любое поручение: хоть сию же секунду бежать на другой конец города, хоть с голыми руками на преступника.

Когда барон подмечал, что кто-то пылает страстью к своему делу, в его сердце закрадывалась не то горечь, не то зависть. Ещё до рождения ему было уготовано стать судебным следователем. Прадед, дед, отец – все они несли это звание. Григорий искренне гордился тем, что охраняет покой родного города, и в самом деле отдавал этому все силы.

Но лишь в усадьбе Ранцовых, перед холстом, он ощущал себя по-настоящему свободным.

В далёкой юности, когда отец в очередной раз потерял самообладание, вышвырнул все его картины и запретил заниматься глупым малеваньем, Влас – тогда ещё беззаботный и не отягощённый потерей сестры – попросил родителей выделить другу комнату. Комнату, в которой воздух никогда не давил и не существовало никаких рамок, а мольберты, краски и кисти и по сей день ожидали Григория.

Взгляд упал на лист перед ним на столе. Кривоватые строчки отчёта о часовщиках осуждающе смотрели на него снизу вверх. Григорий провёл ладонью по лицу и стёр все ненужные мысли, налипшие точно паутина из архива в подвале.

– Займись-ка телеграммой. – Григорий наконец выдавил себя поручение. – Уточни, не выезжал ли Чижов из города в последние недели. Чагина проверю сам.

– Так точно, ваше высокоблагородие! – Щёлкнув каблуками, городовой со рвением покинул кабинет.

* * *

Влас был наслышан о домах на Фонарной улице, а потому не мог позволить Грише в одиночку отправиться на непритязательную сторону города, туда, где чуть ли не на каждом шагу поджидали бедность и отчаяние.

– Начальство не в восторге от твоих прогулок со мной, – напомнил Гриша, поправив слегка съехавшую перчатку.

Влас лишь равнодушно пожал плечами. Его образование и опыт давали ему право выступать судебным врачом, осматривать места преступления. И если он видел, что покойный не просто неудачно упал, а явно получил удар тупым предметом, то оспаривал выводы полиции и настаивал на изменениях в протоколе. Это особенно их раздражало. Находились те, кто нередко твердил, что врачи усложняют простое и мешают следствию.

Но все жалобы больше походили на личную неприязнь и задетую профессиональную гордость, поэтому Влас предпочитал не придавать этому значения.

Они остановились перед одним из домов на улице. Это было деревянное здание с односкатной крышей, похожее на большой старый курятник. Курятник пришёл ему на ум не случайно: здесь в каждой из комнат снимали угол такое количество людей, что сложно вообразить.

– Разве подгадаешь, когда понадобится врач для освидетельствования? Да и ты ведь сейчас без мундира и предписаний. Значит, я имею полное право сопровождать тебя, как своего друга.

Подгнившие доски крыльца выглядели ненадёжно, а из дома доносился неприятный запах перегара и пота. Заходить не хотелось, но дабы удостовериться в том, что ни Чагин, ни кто другой не замешан в гибели