Кроваво-красные бисквиты - Лев Брусилов

вам, мамаша, не нужно так делать, погорим. Вот и погорели… – пробормотал Семен Евсеевич, косо глядя на мать.

– Молчать! – заорал Кочкин и выпучился, как опереточный злодей. – Все, ваше время разговаривать свободно вышло, теперь вы будет говорить только с моего разрешения или с разрешения его высокоблагородия господина фон Шпинне.



Глава 17

Девица Прудникова

Еще немного попугав хозяйку гостиницы и ее сына, Кочкин смягчился. Сказал, что хоть и совершили Савельевы особо опасное преступление, за которое положена каторга сроком сто лет, все же есть способ избежать наказания.

– Это как же? – пугливо, но с надеждой во взоре спросила Стратонида Ивановна.

– А ты подумай! – предложил чиновник особых поручений. – Что вы можете сделать, чтобы загладить вину.

– Не знаю! – ответила, чуть помешкав, женщина.

– Я знаю! – проговорил сын, который, нами уже было замечено, отличался от своей маменьки сообразительностью и природным чутьем.

– Ну… – Кочкин перевел взгляд с хозяйки на сына.

– Комнату вам надо получше…

– Не получше, а лучшую. Лучшую комнату, которая есть в этой вашей, с позволения сказать, гостинице, и о цене мы будем договариваться сразу, а не потом. Если не договоримся, то уйдем к Мамыкиным. Понимаете, горе-коммерсанты?

– Понимаем! – понуро мотнул головой Семен Евсеевич, а вместе с ним кивнула и мамаша.

– Ну а раз понимаете, ведите нас в другую комнату, да поживее!

Другая комната, которая, надо сказать, находилась по соседству, была лучше первой. Все там было в исправности, окна отличались чистотой, пол вымыт, на нем лежали половики, которые, судя по всему, недавно вытряхивали.

– Ну, вот это уже совсем другое дело! – воскликнул Кочкин, когда вслед за хозяйкой и ее сыном переступил порог номера. Фон Шпинне остался стоять в коридоре, он предоставил своему чиновнику особых поручений полную свободу действий. – И почему, уважаемая хозяйка, – гремел голос Кочкина, – нельзя было нас сразу поселить сюда, почему вы разыграли перед нами целую аристофановскую комедию?

После этих слов фон Шпинне хмыкнул, не думал он, что Кочкин знаком с древнегреческим комедиографом.

– Да мы думали…

– Знаю я, что вы думали. Нажиться вы хотели за чужой счет, вот что вы думали. А теперь, уважаемая, мы поговорим с тобой о цене этого номера. Во сколько он нам обойдется?

– Да ни во сколько! – ответила Стратонида Ивановна и отвела глаза в сторону.

– Что значит «ни во сколько»?

– Да живите, раз люди хорошие. Нам не жалко… И нас, грешных, простите.

– Так дело не пойдет! Сколько вы обычно берете за эту комнату?

Хозяйка назвала сумму. Кочкин еще раз осмотрелся, потом взглянул, чуть высунувшись в коридор, на фон Шпинне, тот согласно кивнул.

– Хорошо, мы заплатим вам эти деньги. Думаю, что номер этого стоит.

После того как все было улажено, хозяйка с сыном ушли. Сыщики разделись и легли в чистые постели. Проспали до двенадцати часов дня. Их никто не беспокоил. Когда проснулись и привели себя в порядок, пошли искать хозяйку, чтобы расспросить. Стратонида Ивановна сидела в небольшой каморке, которая находилась внизу, и, стуча медными спицами, вязала носки из серой пряжи. Увидев постояльцев, она тотчас же бросила свое вязание и поспешила им навстречу.

– Чайку не желаете?

– Ну а почему бы и не выпить! – кивнул Фома Фомич.

– Тогда милости просим вон туда, в комнату. Там у нас стол накрыт, и самовар уже вскипел! – Хозяйка вышла из каморки, прикрыла за собой дверь и повела постояльцев по коридору. Они, следуя за ней, вошли в большую, светлую комнату с сервированным столом и самоваром. Когда сыщики выпили по стакану чая и глаза их заметно подобрели, хозяйка решила, что как раз наступило время, и принялась просить прощения за утренний инцидент.

– Ну что, простим ее? – посмотрел Фома Фомич на Кочкина.

– Простим! – наливая себе второй стакан чая, кивнул тот.

– Только с одним условием! – поднимая указательный палец правой руки, сказал фон Шпинне.

Хозяйка, по-беличьи поджав руки, вопросительно подалась вперед, а начальник сыскной продолжил, сразу же успокоив женщину и сказав, что условие это необременительное.

– А что сделать-то надо?

– Поговорить нам с вами нужно. Да вы присаживайтесь, разговор наш будет долгим. Что же вы будете ноги утруждать…

Стратонида Ивановна осторожно села. Глаза ее беспокойно блуждали по комнате. Она не могла взять в толк, о чем собирается говорить с ней постоялец, хотя чувство при этом испытывала неприятное. Подобное чувство у нее уже было, в молодости, когда ее ныне покойный родитель Савельев Иван Евстафьевич, суровый был человек, вот так же утром звал ее в эту самую комнату.

Вот и привиделось Стратониде Ивановне, что как только сядет она на стул, так сразу же и начнется. К счастью, ожидания ее не оправдались, не стал постоялец кричать, а спросил о господине, который приезжал из Татаяра и останавливался в гостинице Савельевой двадцать третьего мая.

– Да, было, приезжал, останавливался!

– Я надеюсь, вы его записали в свою регистрационную книгу?

– А как же!

– Тогда вам будет проще вспомнить его фамилию, если посмотреть записи…

– Я его фамилию и без записей помню! – проговорила хозяйка, переводя взгляд с Фомы Фомича на Кочкина, она еще не понимала, чего от нее хотят.

– Ну, так как его фамилия?

– Скворчанский!

– Точно его фамилия Скворчанский, вы не путаете?

– А с чего бы мне путать? Я этого Скворчанского еще по тому времени, когда он у нас тут в полку служил, помню. Скворчанский Михаил Федорович.

– И что, вы так вот сразу его узнали?

– Нет, конечно! Да его раньше и не видела никогда, слыхала только. А вот когда он представился, то я вспомнила, что вроде был такой двадцать лет назад… Еще история тут с ним приключилась…

– Вот об этом мы с вами, Стратонида Ивановна, и хотим поговорить…

– О чем «об этом»?

– О Скворчанском и о том, какая история с ним приключилась здесь двадцать лет назад. Но прежде чем мы продолжим нашу беседу, хочу представиться. Зовут меня Фома Фомич фон Шпинне, я начальник губернской сыскной полиции, а это мой помощник – Кочкин Меркурий Фролыч.

– А чего же вы сразу-то не сказали, кто вы?

– Поздно было представляться, ну да ладно. Поговорим о Скворчанском. Вы же, наверное, не знаете? Он умер.

– Михаил Федорович умер? – хозяйка выпучила глаза.

– Да.

– Не может быть!

– Точно, помер! – подтвердил Кочкин.

– Так ведь он же еще не старый и такой был с виду здоровый. И вдруг – умер!

– Михаил Федорович Скворчанский, вы правы, был человеком здоровым и прожил бы еще невесть сколько. Однако умер он не своей смертью…

– А как?