Волков. Маскарад - Валерий Пылаев

не рискнул. То ли и сам понимал, что наломал целую телегу дров, то ли просто побоялся обидеть меня и лишиться даже призрачной надежды на спасение.

— Покойный князь Меншиков умел красиво говорить, — вздохнул он. — Полагаю, вам известно, что его сиятельство в свое время сделал блестящую дипломатическую карьеру. И если бы не война…

— То сейчас он наверняка занимал бы кресло министра, — закончил я. — Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

— Увы, такие люди всегда идут к намеченной цели. И порой не стесняются даже самых ужасных путей… Ходят слухи, что в осенью девятьсот пятого года он осмелился предъявить требования самому государю! — Милютин слегка втянул голову в плечи, будто даже без свидетелей опасался говорить такую крамолу. — Впрочем, в те годы его взгляды были весьма популярны среди столичной знати.

Иван уж рассказывал об этом, когда мы застряли в мире за Прорывом. В начале войны Александру пришлось обратиться за помощью к аристократам, и они, фактически, обеспечили ему победу, хоть и немалыми жертвами. Тогда поголовье сильных Владеющих сократилось чуть ли не на треть. Я мог только догадываться, что графы и князья из древних родов потребовали за свою помощь, но едва ли его величество отделался дешево. Преференции, земли, поблажки, новые титулы, положение при дворе…

Впрочем, для кого-то и это показалось слишком малой платой за жизни сыновей или внуков.

— Так вашим лидером был Меншиков? — Я чуть подался вперед. — Он стал главой заговора?

— Да! — Милютин суетливо закивал — и вдруг вжался в спинку кресла. — То есть… нет, не совсем. Он заключил тайный союз с одним… человеком. И тот пообещал власть в обмен на помощь.

Об этом я уже догадывался и сам — и о сделке столичной знати с древним колдуном, и о желании покойного Меншикова откусить у императора изрядный кусок самодержавного пирого. И об обидах аристократов, которые втайне или явно рассчитывали на большую награду после выигранной собственной кровью русско-японской.

Но кое-что заставило меня тут же навострить уши.

— В обмен на помощь… — повторил я. — И чего же хотел этот ваш… человек?

— Не знаю. — Милютин нахохлился, как замерзший воробей, и еще сильнее втянул голову в плечи. — Возможно, Меншиков и предложил его что-то взамен. Целых два года мы понемногу избавлялись от неугодных, а наших сторонников становилось все больше… Я же предпочитал не задавать вопросов.

— Однако почему-то все же стали задавать теперь, — заметил я. — Раз уж решили прийти сюда и рассказать мне о заговоре. И мне в высшей степени любопытно узнать — что же изменилось?

— Нас всех обманули! — Милютин подался вперед, вытягивая шею. — Вы ведь помните тот день, когда на Лазаревском кладбище открылся Прорыв, и оттуда вылез…

— Помню. Как никто другой.

Я даже поморщился. Не от боли, конечно же. Собственный Талант и умение Вяземской подлатали изломанное тело так, что не осталось даже крохотных шрамов. Но впечатления от падающей сверху многотонной туши Рогатого свежести еще не утратили, и я на мгновение будто снова почувствовал отголоски боли в сломанных ребрах.

— Вы ведь тоже были там, не так ли? — чуть ли не наугад бросил я. — Помогали колдуну и его светлости открывать Прорыв.

— Откуда вы… откуда вы знаете? — прошептал Милютин. — Кто нас выдал⁈

— Никто. Полагаю, вы будете первым. — Я едва смог удержать рвущийся наружу ехидный смех. — Поверьте, ваше сиятельство, мне известно куда больше, чем вы можете себе представить. Где проводили ритуал, сколько человек в нем участвовало… даже некоторые имена. Единственное, что пока остается загадкой — это ваши цели. — Я закинул ногу на ногу, усаживаясь поудобнее. — Что могло заставить людей из благородного сословия пойти на такую мерзость?

На этот раз Милютин молчал так долго, я даже успел всерьез усомниться, что разговор вообще продолжится. Ведь примерно на этом месте бедняга переставал сообщать и без того известные многим вещи, и переходил к какой-никакой конкретике. Целям, мотивам… И именам людей, у которых вполне могли оказаться достаточно длинные руки, чтобы достать предателя и на каторге, и где-нибудь в Сибири, и даже в неприступной Петропавловской крепости, куда он определенно уже совсем скоро отправится.

Конечно же, если вообще доживет до завтра.

— Продолжайте, ваше сиятельство, — приободрил его я — и тут же нахмурился. — Впрочем, если вы передумали, я едва ли имею право вас задерживать и…

— Нет! — Милютин вцепился в подлокотники кресла так крепко, будто и правда испугался, что я сейчас вышвырну его из дома силой. — Нет, ваше благородие… Владимир Петрович. Я все расскажу!

— В таком случае — я весь внимание, — усмехнулся я. — Итак, чего же добивались ваши друзья?

— Тот день должен был стать началом новой эпохи… Так говорил Меншиков. — Милютин зажмурился и тряхнул головой. — Господь милосердный, как же нелепо это звучит!

— Не могу не согласиться, — ехидно отозвался я. — Полагаю, на деле за красивыми словами стоял самый обычный террор. И нелепые требования, которые вы собирались выдвинуть в виде какого-нибудь пафосного манифеста. Не так ли, ваше сиятельство? — Я поднялся и шагнул вперед, нависая над Милютиным. — Однако — позвольте, угадаю? — что-то пошло не так?

— Колдун изменил свое решение! Без предупреждения, никого не спрашивая и не советуясь… Он просто велел нам ждать — и не потрудился ничего объяснить! — Милютин отстранился, вжимаясь в кресло так, что оно поползло ножками по паркету. — Обманул нас всех!

— Иначе и быть не могло. Советуются или объясняют причины только равным. А вы для колдуна были и остаетесь не более, чем слугами. Расходным материалом. — Я неторопливо зашагал в сторону двери. — И, полагаю, Меншикова это не устроило… мягко говоря. И тогда вы решили взять дело в свои руки.

— Да! — Милютин снова прижал руки к груди и посмотрел на меня взглядом побитой собаки. — Клянусь Богом, Владимир Петрович, если