Александр Бушков - Непристойный танец

Вот странно, лихой боевик отнюдь не воодушевлен приятной перспективой получить на нужды революции тысяч сто, не менее… Неужели он в столь явной прострации из-за того, что имело место быть в пансионате этой ночью? Бог ты мой, во что нас превращают женщины…

– Вы были правы, Дмитрий Петрович, – сказал Сабинин, видя, что с наводящими вопросами его собеседник не спешит. – Эта эсеровская красавица чуть ли не открыто предлагает мне к ним присоединиться. Эсдеки, на ее взгляд, и в подметки не годятся их славной боевой организации.

– И в чем это выражается?

– О, она мне подробно объяснила… – усмехнулся Сабинин. – Вы стреляете полковников и ротмистров, эсеры – министров и великих князей. Вы при эксах берете значительно меньше, вы не имеете такого влияния в массах…

– Ну, это спорный вопрос, – сказал Кудеяр, несомненно задетый за живое.

– Не сомневаюсь, – вежливо поддакнул Сабинин. – Я, однако, не вступал в дискуссии, решив, что самое лучшее в такой ситуации – молча слушать.

– Влияние в массах… – поморщился Кудеяр. – Ваши разлюбезные эсеры, как я уже говорил, в пиковом положении, это они в последние год-два резко потеряли и влияние, и возможности…

– Успокойтесь, Дмитрий Петрович, – сказал Сабинин. – Кто вам сказал, что я поддаюсь пропаганде? Возможно, вы усмотрите в моих словах некоторый цинизм… но к вам я уже как-то привык, сжился, не вижу смысла очертя голову бросаться в неизвестность, да и наслышан к тому же о замашках Бориса Суменкова. Бонапартик, диктатор. А посему…

– Пан Николай, – послышался над головой предупредительный басок Винцентия. – Вам телефонировали в контору, просят к аппарату. Мужской голос…

…Невысокий господинчик в сером костюме и котелке был настолько неприметен и небросок, что Сабинин, едва отведя взгляд в сторону, уже забывал, как его собеседник выглядит, всерьез опасался, что не узнает при новой встрече, вновь придется пользоваться условленными паролями. Что ж, именно таким, если вдуматься, и должен быть частный сыщик. Все же приходится признать: услуги господина Глоаца стоят тех денег, которые толстяк дерет…

– Я вам телефонировал сразу же, князь, – прилежно доложил неприметный господинчик. – В соответствии с полученными от шефа инструкциями. Как только он поднялся к вашей даме, я телефонировал из аптеки напротив…

– Подробнее о нем.

– Он подъехал на извозчике номер триста тридцать один, подал портье визитную карточку и попросил доложить о нем фрейлейн Гесслер… Господин лет пятидесяти с лишним, одет респектабельно, но несколько консервативно: черная визитка, цилиндр, в петлице розетка, напоминающая орденскую. Если это орден, то, безусловно, не австрийский, мне такое сочетание цветов неизвестно, майн герр. Аккуратно подстриженные усы, густые, седые, в движениях несуетлив, производит впечатление полностью уверенного в себе. Трость с рукоятью в виде конской головы. Глаза – светло-синие. С портье говорил по-немецки.

– Вот если бы вы еще подсмотрели, что написано на визитной карточке…

– Обижаете, майн герр, – хихикнул неприметный. – Рудольф успел прочитать все, что там написано, мы в соответствии с вашими пожеланиями обставили объект наблюдения плотно… Шарль Лобришон, компаньон адвокатской фирмы «Лобришон и Вандекероа», Льеж… Фрейлейн сразу же его приняла.

– Прекрасно, – сказал Сабинин, глядя через улицу на фасад «Савоя». Подумав, подал неприметному бумажку в десять крон. – Это премиальные, любезный, работайте столь же усердно и без дополнительного вознаграждения не останетесь… Там, в отеле, есть кто-то из ваших коллег?

– Да, Рудольф…

– Прекрасно, – повторил Сабинин. – Сколько времени вам потребуется, чтобы выяснить хотя бы приблизительные сведения об этой фирме, «Лобришон и Вандекероа»?

– Три-четыре часа, князь, не более того, – заверил неприметный. – Есть отработанные способы в кратчайшие сроки, не вызывая подозрений, собрать приблизительные сведения…

– Займитесь этим немедленно, – распорядился Сабинин. – Не беспокойтесь, господин Глоац не обидится – мы договаривались с ним, что при необходимости я могу давать поручения непосредственно кому-то из вас…

Он кивнул неприметному, прошел немного по улице и опустился на скамейку, откуда великолепно просматривался вход в «Савой». Потерять этого Лобришона, если тот, выйдя, возьмет извозчика, Сабинин не боялся: на площади перед «Савоем» прохлаждались с полдюжины экипажей, как возле любого респектабельного отеля.

Респектабельного, да… Вот только неизвестный Лобришон отчего-то довел респектабельность и этикет до абсурда. В конце-то концов, нынешние правила этикета не настолько строги, чтобы гость, придя в фешенебельный отель, непременно давал о себе знать с помощью переданной через портье визитной карточки. Мог преспокойно подняться по лестнице без подобных церемоний, постучать в номер, не нарушая этим приличий, не компрометируя даму… Одно из двух: либо он настолько уж консервативен, старомодно галантен на манер современников наполеоновских войн, либо…

Либо он хочет, чтобы свидетели его визита – тот же портье или кто-то еще – утвердились в мнении, что к даме из тридцать второго номера приходил именно мсье Лобришон, именно адвокат, именно из Льежа. А это, в свою очередь, позволяет питать определенные подозрения…

Так, вот он! Степенно спустившийся по ступенькам господин полностью отвечал описанию частного сыщика: пожилой, вальяжный, опирается на трость с рукоятью в виде серебряной конской головы, розетка в петлице визитки… это бельгийский орден, вне всяких сомнений! Орден Леопольда Второго, синяя ленточка с продольной черной полоской…

Неторопливо перейдя улицу, Сабинин с чрезвычайно деловым видом направился к входу в «Савой». Сейчас на нем вместо котелка была мягкая шляпа, а на носу красовалось пенсне с простыми стеклами – не бог весть какой маскарад, но все же несколько меняет внешность, настолько, что при беглом взгляде тебя не сразу и опознают, особенно если до этого видели исключительно в котелке и без каких бы то ни было оптических стекол на носу. Нельзя исключать, что седой monsieur décoré знает его в лицо…

Он рассчитал все точно: с занятым видом прошел в двух шагах от седого как раз в тот миг, когда незнакомец говорил извозчику:

– «Гранд-отель»…

У самого входа Сабинин словно в задумчивости умерил шаг, неспешно достал часы, долго открывал крышку… Лишь убедившись, что экипаж седого отъехал и никто за ним не последовал, развернулся, подошел к ближайшему извозчику, уселся.

– В «Гранд-отель», и побыстрее! Плачу вдвойне!

На место он прибыл минутами пятью ранее Лобришона – в чем, пожалуй, переусердствовал. Хорошо еще, что неподалеку оказалось одно из многочисленных кафе, где он успел выпить у стойки еще чашку крепкого кофе, прежде чем к отелю подкатил экипаж с господином из Льежа.

Положив на стойку монету, Сабинин пересек улицу и вошел в вестибюль как раз в тот самый момент, когда господин из Льежа, получив у портье ключ с темной деревянной грушей, направился к лестнице на второй этаж.

Остановился у лакированной стойки прямо напротив портье и, не давая тому опомниться, напористо, развязно произнес:

– Черт побери, вот уж кого не ожидал здесь увидеть! – и кивнул в сторону скрывавшегося за поворотом лестничного марша Лобришона. – Это ведь старина Лобришон, адвокат!

Он говорил по-французски, и портье, щеголявший в густых бакенбардах а-ля Франц-Иосиф, ответил на том же языке:

– Боюсь, вы ошиблись, мсье.

– Да быть такого не может! – воскликнул Сабинин. – Это вылитый Лобришон, мне ли его не знать!

– Вы все же ошибаетесь, мсье, – сказал портье. – Господин из восемнадцатого номера – майор Хаддок из Лондона. Майор у нас останавливается второй раз в этом месяце, так что я никак не могу перепутать.

– Надо же, а мне показалось, что это вылитый Шарль Лобришон, – обескураженно поведал Сабинин. – До чего похож…

Следовало поторопиться: судя по физиономии вышколенного портье, тот вот-вот должен был прийти к вполне естественной в этой ситуации мысли: «А собственно, что нужно этому типу в пенсне? Что это он тут толчется и выспрашивает?»

Спеша придать мыслям привратника другое направление, Сабинин небрежно, спокойно произнес:

– Ну, если я ошибся, бог с ним… В конце концов, я не за тем к вам пришел, чтобы искать моего друга Лобришона и изумляться сходству с ним этого вашего майора… Видите ли, любезный, через три дня в Лёвенбург приезжает моя тетушка. Та квартирка, что я здесь снимаю, никак не годится, да к тому же мне, откровенно говоря, и не хотелось бы, чтобы тетушка навещала приют одинокого студента… Я чувствовал бы себя стесненно, ибо студенческая обитель и почтенная дама самых строгих правил – вещи не вполне совместимые…

– Я понимаю, мсье, – заверил портье.