Иоанна Хмелевская (Избранное) - Хмелевская Иоанна

— Я тебя правильно понял — всю историю с брильянтами ты придумала? Никто тебе о них не рассказывал?

— Никто не рассказывал, я сама все придумала. Ну, немного присочинила, а в основном вспоминала о том, что когда-то в какой-то книжке прочитала...

— Понятно... А знаете ли, что о краже сообщила в милицию не она, а ее мать? Яночка рассердилась.

— А откуда мне было знать, что она все расскажет мамочке? И что мамочка поверит! Наша бы ни в жизнь не поверила.

Поручик о чем-то размышлял, нахмурив брови. Потом обратился к Павлику:

— А где был ты во время их заседания?

— В порту, — осторожно ответил Павлик. — На причале, у лодок с уловом. Интересно смотреть... Поручик опять немного подумал, потом задумчиво произнес:

— Ну что ж, теперь кое-что прояснилось. Это я виноват, что сразу не поговорил с вами с глазу на глаз. Так что извините.

— Ничего! — великодушно простила милицию Яночка. — Только вы уж нас сразу не выдавайте. Считайте, мы вам по секрету признались.

— Ясное дело. А теперь опять же конфиденциально, по секрету, признайтесь, откуда взяли того типа с близко посаженными глазами, торчащими ушами и лысиной на макушке? Ведь такой человек существует. С кем он общался? Только, чур, больше не врать!

Дети молчали. До них вдруг дошло: теперь разговор пойдет серьезный. Не о дурацких брильянтах, о вещах гораздо более важных. Впутались они по незнанию в преступную аферу, о которой поручик милиции наверняка информирован намного лучше их. Вот Павлик с Яночкой и молчали. Молчал и поручик, облокотившись на свой мотоцикл, ждал, что скажут. Молчали и обе собаки на дороге, по-прежнему старательно притворяясь, что не видят друг друга.

Наконец Яночка решилась.

— Я такого действительно видела, — призналась она.

— Где? — немедленно последовал следующий вопрос.

— Да именно там, в порту. Когда мы с Мизей сели... отдохнуть. Сидим в сторонке, на обочине дороги, там еще две машины стояли. А он как раз прибежал и сел в одну из этих машин. А с кражей брильянтов он ничего общего не имеет, и вообще я не имею понятия, кто он такой. И я не видела, с кем он общался.

Похоже, поручик взялся за них серьезно.

— А ты видел? — повернулся он к Павлику.

Павлик еще раньше понял, к чему идет дело, и подготовился к ответу. Врать властям нельзя, но ведь и всю правду не обязательно говорить! И он ответил;

— Точно не скажу. Когда я там между лодками шатался, так все вокруг друг с дружкой говорили, возможно, Ушастый тоже с кем-то разговаривал, да я не видел. То есть я хотел сказать — вообще не видел такого с ушами и глазами...

Мальчик не кривил душой. Лысого он выслеживал издали, видел его преимущественно сзади, да еще за грудой ящиков, так откуда же ему знать, какие у него глаза и уши? Правда, человека, с которым Ушастый общался, Павлик прекрасно знал и теперь сомневался, надо ли в этом признаваться. _mnwj», как всегда, поспешила на помощь брату.

— И вовсе не известно, действительно ли он на макушке лысый. Я это сама придумала, а как там в действительности — поручиться не можем. И вообще нам пора идти, там небось уже поняли, что с туалетом мы наврали, того и гляди начнут нас подозревать...

Поручик видел детей насквозь, понимал все их неуклюжие попытки отвертеться. Не хотели они в чем-то признаваться, а ведь он прекрасно запомнил этого светловолосого мальчика в порту. Видел, что он находился как раз в том месте, где интересующий поручика человек вдруг скрылся из глаз. Да, дети точно пытаются что-то скрыть от него. Уже одной настоятельной потребности задержать в порту спятившую от страха Мизю было достаточно, уже это говорило само за себя. Что-то там видели эти дети, что-то их там интересовало, поэтому и торчали оба в порту, не взирая ни на что. Только вот неизвестно, увидели ли то, что их интересовало? И что же их так заинтересовало? Очень важным было это для поручика, потому что он сам уже давно занимался очень сложным и запутанным делом, отравлявшим ему жизнь. Делом неприятным, чрезвычайно тонким, деликатным и неимоверно сложным, и каждая информация Об интересующих его людях была на вес золота. Конечно, у поручика не было уверенности, что дети почему-то тоже вышли на его запутанную аферу, но ведь чем черт не шутит? И в то же время поручик ясно видел, что сейчас они всеми силами пытаются скрыть от него какие-то свои секреты, и не знал, как побудить их довериться ему. А относительно глупой истории с брильянтами у него не осталось сомнений — тут Яночка наверняка сказала ему правду, сама ее придумала. Ну что ж, и на том спасибо.

И он заговорил официальным тоном:

— Милиция принимает к сведению ваши показания о деле с брильянтами. Итак, никаких брильянтов не было, не было и их кражи. И я весьма благодарен вам за то, что вы не стали ждать до утра, а еще сегодня вечером признались в этом. Думаю, мы с вами еще поговорим, а сейчас вам пора возвращаться домой. Спокойной ночи!

Пан Роман и пани Кристина сразу догадались — дело нечисто. Еще бы не догадаться! Ждали-ждали детей, когда те отправились в туалет — сначала Павлик, потом Яночка, за ней Хабр. Не дождавшись, сами спустились вниз и обнаружили это место общественного пользования пустым, а открытое настежь окно недвусмысленно указывало путь, которым удалилась троица. Ну и естественно было предположить — раз дети избрали такой путь, значит, предпочли удалиться незаметно, следовательно, опять какието секреты.

Возвратившиеся дети чистосердечно признались — кражу брильянтов Яночка выдумала, причем только для того, чтобы увести Мизю из порта где та смертельно испугалась несчастной рыбы. Навязали им эту Мизю, теперь сами видят, к чему приводит общение с нею. Не будь этой трусихи не пришлось бы придумывать несуразные истории не вмешалась бы милиция, а так...

Родители сразу поверили детям, ведь они в порту сами не были, на кладбище тоже, о подозрительных объектах понятия не имели, а вот Мизю и ее мамочку уже узнали достаточно хорошо, чтобы поверить в Мизину истерику и склонность обеих к сплетням.

У супругов Хабровичей язык не повернулся отчитать своих детей. Пани Кристина лишь попросила жалобным голосом:

— Я тебе буду очень благодарна, если в следующий раз ты сделаешь местом действия своих выдумок какой-нибудь более удаленный от нас пункт. Лучше всего Лондон или, нет, еще лучше — Австралию. В конце концов, географию ты знаешь неплохо....

Пан Роман поддержал супругу:

— И время действия тоже не мешает перенести в прошлое, хотя бы в дни молодости вашей бабушки. И тогда придумывай себе на здоровье! А теперь и ума не приложу, как мы выпутаемся из этой истории...

— Видела? — говорил Павлик сестре, укладываясь спать. — Они поняли — виновата Мизя, вернее, они сами, раз ее нам навязали. Так что чувствуют свою вину и в случае чего постараются вытащить нас из исправительного лагеря.

— А с другой стороны, мы перед ними тоже виноваты, — вздохнула Яночка. — Пришлось им столько наврать! К тому же ничего не знают о том, что мы дважды нелегально переходили государственную границу. Хотя... врать нас заставили обстоятельства.

— Знаешь, не по вкусу мне, что в эту аферу оказался замешанным пан Джонатан, — признался Павлик. — Он мне нравится. То есть, я хотел сказать — нравился.

— Мне тоже. Такой симпатичный. Хотя вот теперь думаю — может, только притворяется симпатичным? Маскируется, а сам нехороший человек. И еще мне кажется, милиционер не очень-то нам поверил.

Помолчали, вспоминая все события этого дня. Яночка взбивала подушку.

— Да нет, в брильянты он поверил, — возразил, подумав, Павлик. — То есть поверил в то, что никаких брильянтов и не было. А вот все остальное...

— А насчет остального он еще с нами поговорит, — подхватила сестра. — Сам сказал. Ясное дело, не поверил, что мы ничего не видели и не слышали.

Павлик одобрительно отозвался о милицейском поручике:

— И вообще неглупый парень. Сразу почуял — мы что-то знаем. Впрочем, на то он и милиционер, чтобы сразу почувствовать — дело нечисто. По-моему, он уже раньше следил за теми... гиенами кладбищенскими. Помнишь, в порту... или ты не видела, только я? Так вот, он наблюдал за этой гиеной, выходит, знает, что это за штучка. Милиция должна сразу чувствовать, где пахнет преступлением.