Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди

Внезапно раздался визгливый голос вдовы:

— Не имеете права! Вы уже в отставке!

— Сегодняшнее заседание, — продолжал судья, игнорируя недовольные шепотки собравшихся, — проводится с целью доказать, что торговец тканями Лу Мин умер не своей смертью, а был зверски убит. Похоронщик, открывай гроб.

Одним прыжком очутившись у самого края возвышения, вдова обвела взглядом всех зрителей и прокричала:

— Пес! Тебе не позволят во второй раз осквернять тело моего бедного мужа!

— Правильно! — закричали в толпе, и люди стали сильнее напирать вперед. — Долой судью! Долой судью!

Ма Жун и Цзяо Дай стояли не шевелясь, держа руки на рукоятках мечей. Тем временем первые ряды зрителей уже оттолкнули приставов и протискивались вперед, к помосту.

В глазах вдовы сверкнул злобный огонек. Она победила! Сердце ее забилось сильнее, и, высоко вскинув правую руку, она застыла в неподвижности. Толпа остановилась. Все взгляды были устремлены на нее.

— Этот нечестивец… — начала она, указывая на судью. Дыхание ее остановилось, и она набрала в грудь воздуху, чтобы выкрикнуть очередное проклятье.

Но договорить ей не дали.

— Лучше вспомни свои дырявые ботинки, женщина! — негромко сказал судья.

Издав страшный крик, вдова согнулась пополам, как от боли, и впервые в ее глазах судья увидел неподдельный ужас. Те, кто стоял впереди, повторяли слова судьи для задних рядов, где их не расслышали.

— Что? Что он сказал? — спрашивали люди, вытягивая шеи вперед.

Овладев собой, вдова выпрямилась и что-то произнесла, но ее голос заглушили глухие удары молотка о крышку гроба. Похоронщик с помощью Дао Ганя снял крышку и положил ее на пол.

— Сейчас вы наконец все узнаете! — пообещал судья Ди.

— Не верьте ему! Он… — закричала вдова, но осеклась на полуслове, поняв, что ее не слушают: все взгляды были прикованы к телу, выложенному на красную циновку. Отойдя на шаг назад, вдова сама впилась глазами в это тело, вернее, в то, что от него осталось.

Судья ударил молоточком по скамье.

— На этот раз судебный эксперт осмотрит лишь голову тела. Пусть он уделит особое внимание верхушке черепа, где еще сохранились волосы.

Го склонился над телом и начал осмотр. В зале все стихло, и слышны были лишь крики с улицы.

Он встал, и все увидели, что его глаза сверкают бешеным гневом.

— Ваша честь, — хрипло произнес он, — я докладываю: на черепе трупа можно увидеть маленькую железную точку. По-видимому, это шляпка гвоздя.

К вдове полностью вернулось самообладание.

— Это заговор, — выкрикнула она. — Это вы сами подложили туда гвоздь!

— Молчи, женщина! — воскликнул какой-то толстый мясник из первого ряда. — Наш цеховой старейшина сам опечатывал гроб, так нам всем интересно, откуда там взялся гвоздь!

— Предъяви гвоздь, — велел судья Го.

Тот достал из рукава пару щипцов, но в этот момент вдова сделала резкий прыжок в его сторону. Тут же ее схватил староста приставов. Она вырывалась, шипя, словно дикая кошка; Го же в это время вырвал щипцами гвоздь из черепа, высоко поднял его, чтобы показать всем собравшимся, и положил на стол судьи.

Вдова разом обмякла в руках старосты, и тот ослабил хватку.

Теперь она опиралась на стол и смотрела на маленький гвоздь невидящим взглядом.

В толпе опять зашумели: люди впереди сообщали задним рядам, что им удалось увидеть, а кто-то выбежал на улицу, чтобы рассказать обо всем тем, кто осаждал здание у входа. Судья громко постучал по столу молоточком, призывая к тишине, и, когда шум наконец улегся, обратился к вдове:

— Ты признаешь, что умертвила своего мужа, вбив ему в голову железный гвоздь?

Вдова подняла голову. Она дрожащей рукой убрала прядь со лба.

— Признаю, — одними губами ответила она. — Признаю.

И тут же поползли шепотки по залу: те, кто расслышал, передавали ее признание задним рядам. Судья откинулся на спинку и молча ждал, пока наступит тишина.

— Суд готов заслушать твое признание, — сказал он.

Вдова машинально запахнула поплотнее накидку.

— Это было так давно… Какое это сейчас имеет значение? — пролепетала она, прислонившись к высокому столу и глядя в окно. Она простояла так долго, но в конце концов заговорила, и голос ее был тверд, а взгляд — ясен. — Мой муж, Лу Мин, был глупцом и тупицей. Жизнь с этим животным была мне ненавистна, я искала чего-то другого… Я родила ему дочь, но он хотел сына. И я поняла, что больше этого не вынесу. Однажды он пожаловался на боль в животе. Я дала ему крепкого вина, подмешав в него сонный порошок. Он уснул, а я взяла гвоздь, которым прокалывала дырки в подошве ботинок, и молотком вогнала ему в голову по самую шляпку.

— Смерть ведьме! — закричал кто-то, и к нему присоединились остальные. Настроенные еще несколько минут назад против судьи Ди, люди немедленно изменили свое отношение, и сейчас на вдову смотрела разъяренная толпа, жаждущая ее крови.

— Тишина! — Судья Ди ударил молотком по столу. Люди мгновенно замолчали: теперь на судью смотрели с прежним почтением и уважением.

— Пришел Кван, констатировал смерть от сердечного приступа, — продолжала вдова Лу. — Но за это он требовал, чтобы я стала его любовницей. Он-то считал себя знатоком древней магии, хотя на самом деле не знал практически ничего, кроме самых простых вещей. Так что, как только он подписал свидетельство о смерти, я порвала с ним. И вот я наконец оказалась на свободе… Однажды — это было где-то месяц тому назад — я упала и подвернула ногу у себя на крыльце. Мимо проходил мужчина, он увидел меня, помог мне подняться и войти в дом. По одному его прикосновению я поняла, какой огромной силой этот человек обладает. Именно такого мужчину я искала всю жизнь… Я пустила в ход все свои чары, чтобы удержать его рядом, но чувствовала сопротивление. И все равно, когда он ушел, я уже знала, что он обязательно вернется.

Сейчас, при этом воспоминании, к вдове вернулся былой румянец, и она заговорила оживленнее:

— И он вернулся — я победила! В этом мужчине пылало яркое, обжигающее пламя; он одновременно и любил и ненавидел меня, он ненавидел самого себя за то, что полюбил, и все же любил! Он любил меня! Нас свела сама судьба.

Она замолчала. Ее голова склонилась, голос снова стал тихим, печальным и усталым:

— Прошло немного времени, и я поняла, что теряю его. Он винил меня в том, что я забираю его силу, мешаю ему полностью сосредоточиться на борьбе… Он сказал, что нам нужно расстаться. Эти слова привели меня в ужас. Я не могла без него жить, он стал частью меня, частью моей жизни… И я пригрозила ему, что, если он оставит меня, я убью его, как убила мужа. — Вдова покачала головой. — Лучше бы я этого не говорила! Он посмотрел на меня так, что я поняла: все кончено. Теперь я должна убить его.

Я смешала ядовитый порошок с сухим жасмином и пришла к нему в баню, переодетая юношей-татарином. Я сказала, что хочу попрощаться, что не держу на него зла, и предложила расстаться друзьями… Он был как-то подчеркнуто вежлив со мной и ничего не сказал о том, что сохранит мою тайну. А когда он отвернулся, я бросила ему в чашку яд. Он выпил этот чай, а потом посмотрел на меня такими глазами… Попытался что-то сказать. Язык ему уже не повиновался, но я поняла, что он проклял меня. Для меня все кончилось. Ведь он был единственным человеком, которого я любила, единственным… И я убила его, потому что не могла иначе!

Вдова подняла голову и взглянула судье прямо в глаза.

— Я мертва. С моим телом делайте все что хотите.

Ее лицо изменилось прямо на глазах, и судью объял ужас. Глубокие морщины пересекли ее лоб, глаза затуманились, как будто она враз постарела на десяток лет. Теперь, когда ее дух был сломлен, от нее ничего не осталось — лишь оболочка, пустая окаменелая раковина.

— Прочитай вслух показания, — велел судья писцу. Староста передал бумагу вдове Лу, и она прижала к ней большой палец.

Судья Ди объявил заседание закрытым.

Глава двадцать четвертая

Судья Ди направляется на тайное свидание; он поднимается на Лекарский Холм

Раздались хлопки — сначала робкие, потом все сильнее и сильнее. В коридоре Ма Жун по-дружески ударил Цзяо Дая по плечу: ему захотелось как-то выразить свою радость. И даже скептик Дао Гань весело смеялся. Лишь судья был по-прежнему серьезен и бесстрастен.

— Тяжелый был день, — сказал он, когда все они зашли в кабинет. — Вы, ребята, можете идти отдыхать, а тебя, Ма Жун, я, к сожалению, отпустить не могу. Ты мне нужен.

Цзяо Дай и Дао Гань слегка удивились, но виду не подали и ушли. Судья Ди взял со стола письмо, которое писал в префектуру, разорвал его и выбросил клочки в огонь. Он молча наблюдал за тем, как горит бумага, и, когда от письма осталась лишь зола, повернулся к Ма Жуну.

— Ма Жун, переоденься в охотничий костюм. Потом спускайся во двор, я уже велел приготовить двух лошадей.