Золотое пепелище - Валерий Георгиевич Шарапов

только телефонограммы судебных секретарей, оформлявших защиту по назначению, ордера на такую защиту – и сами адвокаты. Многие из них отличались от тех, которых показывали в кино или описывали – поумнее, попорядочнее, бывалые, многие при орденах, при званиях, научных степенях. Имелись среди них настоящие легенды, как тот же Моисеич, то есть Леонид Моисеевич Беленький, заместитель заведующего. Случайно как-то выяснилось, что этот высокомерный, язвительный щеголь уже адвокатом ушел на фронт (и был исключен президиумом из рядов как злостный прогульщик), а войну завершил майором юстиции и помощником прокурора Берлинского гарнизона. С тростью же он ходил не для выпендрежа, а потому что после тяжелого ранения одна нога была короче другой. Были и другие сотрудники, от которых при желании многому можно было научиться.

Но именно такого желания не было. Было ощущение, что сидишь в тухлом подвале, набитом занудными пауками. В итоге Шурик ляпал и ляпал ошибку за ошибкой даже в самых простых документах.

Тогда тот Самый Беленький ехидничал:

– Александр, вас надо судить за простой механизмов в страдную пору.

– Почему? – угрюмо вопрошал Чередников.

– У вас вполне рабочие мозги, и вы ими не пользуетесь.

Это было стандартное начало любой выволочки, будь то неправильно записанная фамилия задержанного, обвиняемого, переданная гундосой секретаршей, не по ГОСТу оформленная сопроводиловка или запрос.

– Запомните: нет ничего важнее для правоведа, чем мелочи, – в тысяча первый раз напоминал Леонид Моисеевич, – таким невнимательным, халатным, полупрозрачным мечтателям не место в адвокатуре.

Шурик, как глупенький щенок, только скалил клычки из темного угла. И все-таки как-то раз, набравшись смелости, заявил:

– А я и не претендую. Я ухожу.

– Куда, позвольте узнать?

– Буду следователем!

Моисеич не то что поперхнулся, но подавил то ли ругательства, то ли издевательский клекот.

– А вот и еще один молодой болван в поисках легких путей.

По-быстрому допросив зарвавшегося юнца, он выяснил, что Чередникова вообще-то ни на каком следствии и даже ни в каком отделении не ждут – он лишь собирается на практику. Беленький уточнил, куда именно, и вторично заклекотал. К его чести, попытался и отговорить, правда, в своей манере:

– Александр, подумайте-ка вы еще раз. Так мастерски замазываете свои собственные огрехи – стало быть, осилили бы и чужие.

Однако Чередников был трусливо непреклонен: или угрозыск, или ничего.

Адвокат, пожав плечами, выдал сдержанно-положительную характеристику и пожелал всего доброго.

– Буду рад свидеться, – отметил он, двусмысленно улыбаясь.

Суровые тетки, провожая «мальчика» – как выяснилось, все это время они издевались и придирались с самыми лучшими намерениями, любя, – устроили чаепитие с пирогами и домашней наливкой. Фигурально выражаясь, помахали белыми платочками.

* * *

И пошел Саша, воодушевленный, на практику в то самое арбатское отделение милиции, откуда только что вылетел…

Как он попал туда – ну да, да, снова мама пособила.

Правда, работа в отделении не особо отличалась от прежней работы: те же бумажки, только попроще и позамызганнее, граждане куда более буйные.

К тому же и руководство как будто состояло в родстве с Беленьким. Капитан милиции, а туда же: «отчетики», «сопроводиловки», «рапорта», а о важном и подумать некогда. Гоняли его туда-сюда с бумажками, сажали, как медведя на цепь, на приемы, а туда, как нарочно, заявлялись самые вредные, а то и союзного значения пенсионеры. Выслушивая в сотый раз страшные истории о том, что кто-то из соседей, желая завладеть жилплощадью, пускает под дверь хлорпикрин или прибивает тапки к полу, Саша иногда позволял себе приступы саможалости.

Чуткая мама, улучив момент, то и дело заводила разговор о том, не вернуться ли в юрконсультацию. Сын, гордясь характером и выдержкой, лишь хмыкал. Когда же Вера Владимировна начинала робко пенять ему за упрямство, пускал в ход самую страшную угрозу:

– Будешь настаивать – уйду в фотоателье!

Мама испуганно стихала. Это была страшная семейная «тайна». Папой, которого Саша ни разу не видел, имени которого не ведал (в соответствующей графе свидетельства о рождении стоял прочерк), был некий фотограф с далекой курортной набережной. Потому-то у Саши, в целом похожего на маму, посреди впалых щек имел место выдающийся, редкий в наших широтах длинный горбатый нос, а безукоризненно светлые волосы вились мелким южным бесом.

Вера Владимировна, до смешного честнейшая женщина, никак не могла соврать, что на самом деле его отец – какой-нибудь герой-летчик, погибший при испытаниях, тотчас вслед за Гагариным. И проговорилась, когда школьный химик, энтузиаст фотографии, открывший кружок, восторгался: как это ваш сын, Вера Владимировна, все формулы, составы и пропорции схватывает на лету, точно не узнает, а вспоминает?

Так Саша выяснил, что папа, оказывается, у него все-таки имеется, даже его профессию он узнал. Мама наотрез отказывалась говорить и о причинах развода, и о самом отце. Однако в Сашиной повседневной жизни это ничего не изменило, были проблемы поважнее. Да и Вера Владимировна то и дело пыталась подвести неутешительные итоги.

Как-то за вечерним семейным чаем начала так:

– Шурик, вот с Ниночкой ты расстался.

– Она со мной рассталась, – сварливо поправил он.

– Так ведь потому, что ты решил не возвращаться в юрконсультацию, верно? – И уточнила на всякий случай: – Ты в самом деле решил не возвращаться?

– Я решил. Окончательно.

– Хорошо. При этом на Арбате, где ты прошел последнюю практику, тебя тоже не ждут. Михаил Семенович звонил, извинялся.

Снова Чередников горько скривился: что ж поделать, не понимают товарищи своего счастья, не хотят растить кадры, подавай готовенькие.

– И что ж в итоге? Куда теперь? – горестно вопросила мама. – Ты так хорошо учился, всего-то одна троечка!

– Ничего, не пропаду, – мужественно пообещал Саша, ощущая противное посасывание под ложечкой, ибо уверенности в этом заявлении не было никакой.

– Скажи, пожалуйста, а вот нотариусом…

– Мама, все! – Шурик даже хлопнул по скатерти.

Вера Владимировна подняла брови. Сын засмущался. Однако про себя твердо решил: все, никакого блата.

* * *

Вот потому-то все складывалось отлично, хуже некуда. Хорошо хотя бы не за Урал – раскрывать похищения клубных аккордеонов и кражи в поселковых магазинах или выяснять внутренние