Господин следователь. Книга десятая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Еще хорошо заранее убрать из зала заседаний тех, кто перед походом в Городскую управу зашел в трактир или ресторацию. И так бывает.

Вроде как время подошло, пора начинать заседание.

Зал заседаний не велик — примерно, как школьный класс. Да и депутатов с гласными не так уж много — десять гласных и двадцать земцев.

Спереди стол, вроде учительского, за которым сидят Городской голова Милютин и председатель земской управы Румянцев.

Мы с Абрютиным уселись рядком, в последнем ряду, а полицейские встали в разных углах — мало ли что.

Открывать заседание полагалось бы Ивану Андреевичу Милютину — как-никак, это его территория, зал принадлежит Городской Думе. Но господин Румянцев, посмотрев на часы, убедился, что уже три, резко вскочил.

— Господа, железная дорога, о которой так печется наш городской голова — преступление!

После слов председателя земской управы по залу пронесся легкий шум, присутствующие вначале посмотрели на городского голову, а потом запоглядывали на нас с исправником. Все-таки, мы считаемся в уезде главными в том, что касается преступлений. Но народ, пусть подавляющее большинство состоит из крестьян, не лыком шит и прекрасно понимает, что слова — это одно, а поступок — совсем другое. Тем не менее, Милютин вправе подать жалобу в Мировой суд, если посчитает себя оскорбленным. Но Иван Андреевич из-за такого пустяка тратить свое время не станет.

А Милютин, в адрес которого прилетело такое обвинение, лишь усмехнулся.

— Вы, Николай Федорович, обвиняете меня в уголовном преступлении? — уточнил он.

— Преступления бывают не только уголовные, но и иного свойства, — колыхнул бородой Румянцев. Приняв самую обличительную позу, главный земский деятель с пафосом сказал: — Вы, господин городской голова, ради пополнения своей мошны, готовы лишить куска хлеба сотни, если не тысячи людей в нашем уезде.

— И каким образом, позвольте спросить? — с интересом спросил Иван Андреевич. Тем, что в столицу станет легче поставлять товары? Или тем, что на дорогу станем тратить не трое суток, а одну ночь?

— Иван Андреевич, жители нашего уезда не часто бывают в столице, — поморщился Румянцев. — Кроме вас, да еще тех, у кого имеется казенная надобность, в столице и не бывают. А коли нужно — есть почтовые кареты.

При воспоминаниях о почтовых каретах я поморщился. Ужас ужасный. Я и в автобусе-то отказываюсь ездить, если ночные переезды. Не могу я спать сидя. А если и сплю — то плохо. Вон, Ленка все время сердилась, что я не хотел отправляться в дешевые автотуры. Ей-то что — автобус тронулся, а она уже дрыхнет, а я мучайся. По мне — лучше на поезде или на самолете, чтобы ночью спать в гостиничном номере, не трястись по дорогам.

Впрочем, если ехать зимой в кибитке лежа, как это было во времена Пушкина — может, и ничего.

— Я считаю проект по строительству железных дорог преступлением, потому что он не согласован с органами народного самоуправления, — заявил Румянцев.

Ишь ты, органы народного самоуправления. Есть среди земцев простые мужики, у которых семеро по лавкам, а из имущества лишь дом да корова? Ага, как же.

— Николай Федорович, мы уже много раз с вами встречались, обсуждали, — вздохнул Милютин. — Что вы на этот раз скажете? Кому будет вред, ежели по территории уезда пройдет железная дорога?

— Прежде всего вред будет всему уезду. Будет нанесен удар по Мариинской системе. А она основа нашего благосостояния. Народ нанимается в бурлаки, в селах, которые по Шексне — стоянки для бурлаков. А ремонт барж? — начал перечислять Румянцев. — А почтовые станции, которые обслуживают наши крестьяне? Что с ними будет?

Допустим, почтовые станции — государственные, а не земские. Но их обслуживают и на самом деле крестьяне. Это же не только сами постоялые дворы, конюшни, но и дрова, и продукты, и прислуга. Здесь Румянцев прав. С появлением железных дорог погибнет целая инфраструктура, потому что железнодорожные станции не будут ставить через каждые двадцать верст, как почтовые. Смысла нет. Но он о чем переживает? О том, что жители уезда лишатся рабочих мест или о том, что с закрытых трактиров уже нельзя брать налоги?

— Я уже неоднократно говорил, что плюсы во сто крат перевесят минусы.

— Конечно, для вас железная дорога дело выгодное. Вы для себя стараетесь. Зерно с ваших складов будет поступать прямо в вагоны, а как нам быть?

Милютин посмотрел на Румянцева с неким сожалением. Ну, как же председатель земства не понимает самых простых вещей? Или он просто не желает понимать?

Наверное, на месте городского головы я бы гаркнул — мол, проект утвержден и обратной дороги нет. К чему тратить свои нервы и время?

Но, судя по всему, Иван Андреевич Милютин, как опытный управленец понимает, что ему нужны союзники. Причем, искренние. Остановить строительство дороги никто не сможет, а вот затянуть — вполне возможно.

Иван Андреевич только улыбнулся в бороду, потом сказал:

— Господа, у меня есть предложение… Давайте мы сейчас послушаем не мои рассуждения, а мнение человека, который в нашем Череповце живет недавно. Он, с одной стороны, вроде и посторонний, но вместе с тем, уже свой.

Так, уж не меня ли Иван Андреевич собирается под танк кинуть?

Я как в воду глядел.

— Иван Александрович, не желаете выступить перед нашим обществом? Можете прямо со своего места.

Глава 14

Заседание

Спасибо, Иван Андреевич, удружил. Мог бы предупредить. Вам это, господин городской голова дорого обойдется. Как минимум — в дюжину пирожных.

Конечно же, выступать не желаю, но придется. А с места — нет, мне надо видеть, к кому обращаюсь. И лучше стоя, чтобы доминировать.

— Господа, прежде всего, хотел бы поприветствовать всех присутствующих и поблагодарить за то, что вы пригласили меня участвовать в заседании… — начал я.

— Я вас не приглашал, земство тоже не приглашало… — нервно бросил Румянцев. — Вас приглашала Городская дума, так что, благодарите ее гласных.

— За что же вы меня так не любите, Николай Федорович? — деланно удивился я, хотя и знал, что Румянцеву меня любить не за что. Я, как молодой и образованный человек, должен бы поддерживать все прогрессивное, вроде идей земства, а я стою на позициях консерваторов. А еще арестовал соратника Румянцева — дворянина и землевладельца, оказавшегося отцеубийцем.

— А вы не барышня, чтобы любить, — огрызнулся председатель земства.

— Согласен с вами целиком и полностью. Подход у вас правильный, — не стал я спорить. — Любить следует барышень, а вот закон следует уважать. Я полагаю, что Земской управе пора обзавестись собственным юристом, который бы помог избежать нарушения законов империи. Например — напомнить, что решение о строительстве железных дорог принимает государь, а не уездное земство.

— Господин Чернавский, в составе земства достаточно образованных людей, — опять огрызнулся Николай Федорович. — В случае необходимости мы можем получить консультацию у лучших юристов — хоть Санкт-Петербурга, а хоть Москвы. А государь — он тоже человек и вправе ошибаться. Вот, если бы в его окружении были достойные советники, то ошибки бы не произошло. Но государь может прислушаться к голосу уездного земства и остановить строительство.

Ну вот, опять Румянцев повторяет легенду о Совете из выборных людей, который, якобы, завещал создать покойный Александр Освободитель. Сейчас ведь договориться до того, что исправнику придется арестовывать предводителя земцев. Василий арестует, а мне дознание проводить?

— Давайте мы сейчас не станем уходить от основной темы, — улыбнулся я. — Вы считаете, что строительство железной дороги — это ошибка. А я считаю — это огромная удача и для уезда, и для уездного земства. Половина Вологодской губернии и треть Новгородской, которые без дороги останутся, от зависти удавятся.

Румянцев собирался еще что-то сказать, но я, как можно мягче его оборвал:

— Николай Федорович, с вашего позволения, все дебаты потом. Люди приехали издалека, а мы с вами станем препираться, как два студента. Не будем? Спасибо. Прошу прощения, но у меня имеется несколько предложений. Не сомневаюсь, что присутствующие их выслушают…