Тайный гость - Анатолий Олегович Леонов

class="p1">Манефа наморщила лоб, словно припоминая.

– Стольника, князя Бориса Троекурова. При смерти тогда лежал, лошадь зашибла, я ему помогла. Еще была на дворе боярина князя Репнина, у его больной сердцем жены, а сколь давно была и как ее звали – того не помню. У боярина Семена Матвеевича Глебова. Он как раз руку на войне потерял. Я смотрела на соль и сказала, что рана – смертельная…

– Все?

– Почему все? Много их! Царь Борис Федорович, еще когда в правителях ходил, присылал узнать, быть ли ему на царстве? А я сказала: быть, но недолго. При Расстриге возили меня к князю Василию Голицыну. Жена у него на сносях была. Он дал мне меду на блюдечке, я на том блюде ворожила…

– Ладно, для первого раза хватит имен, – прервал знахарку недовольный Михалков, – языком, дура, как помелом метешь! Лучше скажи, кого из ворожеев сказать можешь?

– Не гневись, государь, – пожала плечами Манефа. – Никого не скажу. Одна я! Ни один со мною не промышлял, и я никого той ворожбе не учивала. А детей у меня ныне не осталось. В молодости было двое: сын полтора года, да дочь двух недель, оба малыми померли.

– А сама как ворожить начала? Кто учил, сказывай!

Знахарка решительно замотала головой.

– Никто, вот истинный крест! – Манефа перекрестилась. – Как на духу скажу, таить не стану! Была я по молодости больна, в расслаблении, и в церкви у иконы Николая Угодника снизошло мне виденье: пришел ко мне старик и сказал, что впредь буду я угадывать всяким людям, что кому надобно. А потом этот старик вместе со своей косматой женой еще раз мне показался из воды в реке и слово в слово все повторил. С тех пор и пошло!

Боярин Борис Салтыков сидел за столом, лукаво улыбаясь.

– Как думаешь, Ванька, – обратился он к дьяку Болотникову, – правду говорит баба? Ты же у нас известный знаток по части всяких колдунов и ведьм!

Болотников молча подошел к стоящей на коленях Манефе и, жестко взяв рукой за подбородок, пристально посмотрел ей в глаза.

– Врет она, Борис Михайлович. Все врет!

Свободной рукой он с размаху влепил Манефе пощечину. Женщина, не удержавшись на ногах, опрокинулась на спину, ударившись при падении затылком о каменный пол.

– За что бьешь? – закричала знахарка, сплевывая кровь с разбитых губ.

– Больно? – оскалился Болотников. – Это только начало!

– Объяснись, Иван Иванович, – поморщился от досады Гаврила Пушкин, не одобрявший подобного способа ведения допроса, – чего зря кулаками махать!

– Расскажи нам, Ваня! – кивнул головой, чем-то весьма довольный Борис Салтыков и заерзал на лавке, устраиваясь поудобней.

Болотников схватил Манефу за ворот сорочки и, встряхнув как тряпичную куклу, легко поднял на ноги.

– Существует лишь три вида ведьм – природные, добровольные и подневольные. Первые обладают силой от природы, вторые учатся этой силе, а третьи по незнанию или глупости принимают ведовское знание, когда умирает старый колдун.

– И какие из них лучше?

– Вот не думаю, что кто-то из них лучше других. Все они – зло и подлежат суровому наказанию! Но для невольных еще возможны спасение и покаяние, для вольных же нет ни того ни другого!

– Ты к чему клонишь-то? – не выдержал князь Лыков. – Зачем нам это знать?

– А затем, что баба утверждает, будто ее никто не учил и ведовских знаний не передавал.

– Ну? – упрямился начальник Разбойного приказа. – Что с того? Может, она природная?

Иван Болотников согласно кивнул и кровожадно ощерил зубы.

– Вот сейчас и выясним!

Он повернулся к двум кнутбойцам в кожаных фартуках и властно повелел:

– Разденьте ее.

Каты-живорезы, не задавая вопросов, легко и сноровисто сорвали с несчастной всю одежду, несмотря на ее отчаянное сопротивление. Дьяк внимательно изучил голое тело, что-то бубня под нос.

– Как я и думал, – подытожил он результаты своего исследования, – у природных ведьм глаза разного цвета, а бывает и два зрачка в одном глазу. У этой же с очами все в порядке! Кроме того, у прирожденной ведьмы есть небольшой хвост и черная полоска вдоль спины от затылка до плеча. У нашей подобные признаки отсутствуют!

Дьяк повернул знахарку спиной, чтобы комиссия могла убедиться в правоте его слов.

– Следовательно, перед нами ведьма «ученая». Самая злая и опасная из всех!

Болотников резко и грубо развернул ее обратно.

– Что скажешь, бесовка? – обратился он уже к Манефе.

Вместо ответа ворожейка обожгла его взглядом, полным ненависти, и плюнула в лицо. Дьяк отпрянул назад, вытер лицо ладонью и, сжав кулак, нанес ей короткий и очень сильный удар в челюсть.

– На дыбу ее!

Каты оттащили обмякшее тело к пыточной. Для затравки обрили ее налысо и лили на голову из деревянных кадей холодную колодезную воду.

– Говори, стерва, кто тебя учил? Кого из колдунов знаешь? А еще скажи, как к Гавриле Хлопову попала?

– Никого не знаю! – кричала Манефа. – Одна я такая! На Москве многие за мной присылали, всех не упомнишь. Как призовут, так и обратно отправят.

– Врешь, ведьма! Всыпьте ей, ребятки, для прояснения памяти одиннадцать горячих!

Каты подвесили женщину на дыбу и отвесили ей одиннадцать плетей, от которых кожа с тела несчастной отслаивалась вместе с кусками мяса. Манефа выла в голос, но говорить отказывалась. Стояла на своем: никто ее не учил, других ворожей не знает, никого из Хлоповых в глаза не видела, а жила в подклети у дворовых девок.

– Погодь, Борис Михайлович, – нахмурился царский постельничий Михалков, бросив на Салтыкова косой взгляд. – Почему все время Хлопов да Хлопов. Мы чего расследуем? Кого ловим?

– Не прав ты, Константин Иванович, – усмехнулся боярин, – корешок заговоренный, который эта ведьма постельнице дала, у дверей Великой государыни Марфы Ивановны найден! Тут крамолой пахнет! Понимаешь?

Услышав страшное слово «крамола», Михалков благоразумно предпочел больше ни о чем не спрашивать всесильного временщика. Надо – значит, надо, решил он для себя.

Между тем Манефу, потерявшую сознание на дыбе, палачи окатили ведром холодной воды и стали готовить к пытке огнем. Видимо, это оказалось последней каплей, переполнившей чашу ее страданий. Долготерпение сильнее храбрости, но и у него есть предел.

– Не терзайте мое тело, Христа ради! – едва шевеля окровавленными губами, прохрипела она. – Я вспомнила!

– Говори! – Болотников дал команду ослабить путы. – Только помни, будет мало, мы продолжим!

– На Соляном дворе подвязались христарадницами Аленка Микулина, крестьянина Фильки жена, с дочерью своей – Ульянкой. Обе ворожбу знают. Аленка на костях гадает и коренья всякие людям дает, а дочь на соли ворожит.

– Откуда их знаешь?

– С моего села бабы, с Сенева, вот и знаю.

Быстро привезли во дворцовую