Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц

— Уверен, Джонни, что таким манером ты способен состряпать дело против любого, практически, обитателя Норфолка, умеющего обращаться с ножом. Давай-ка теперь попробую я.

Пауэрскорт подошел к окну и раздвинул шторы. Ночь стояла звездная. Пауэрскорт вдруг сообразил, что за все время, проведенное им в Сандринхеме, он не видел ни единой звезды, только тучи и вечно падающий снег.

Он взглянул на надгробия своего домашнего кладбища, несущие стражу в еще одной ночи. Теперь, проведя в этом доме десять лет, он успел запомнить почти все выбитые на них имена и надписи: Альберт Джордж Мэйсон, Мэри Мэйсон, его жена, Уильям, их сын, оставивший этот мир в пятилетнем возрасте, Шарлотта, их дочь, ушедшая к своему Отцу Небесному семилетней. И глаза Мои узрят Бога. Ушедшая, но не забытая. «Пустите детей приходить ко Мне, ибо таковых есть Царствие Божие»[41].

Молодая лиса восседала поверх одного из надгробий, настороженная, как караульный на посту. Вдали, в амбаре какого-то арендатора, ухала в ночи сова.

— Думаю — да нет, уверен, — заговорил Пауэрскорт, обращаясь к надгробиям, к тем, кто покинул мир задолго до принца Эдди, — ключом ко всей загадке являются конюшие. Мы знаем, благодаря Уильяму Маккензи, что других посторонних там не было. Мы знаем, благодаря тебе, Джонни, что не было там и русских, я имею в виду, русских, способных на убийство. Мне еще предстоит навести у комиссара столичной полиции справки относительно ирландцев и телеграфных столбов, однако подозреваю, что и их миссия была самой мирной. А в то, что убийство совершил кто-то из слуг, я не верю. В доме ночуют лишь очень немногие из них, да и тем пришлось бы проделать неблизкий путь, чтобы добраться до спальни Эдди.

— Но это-то и есть самое неприятное, Фрэнсис. Любая твоя вполне правдоподобная теория отличнейшим образом увязывается с конюшими.

Правительство могло, как ты предположил, попросить одного из них совершить убийство. Они могли быть агентами королевы Виктории, или принца Уэльского, или даже брата, принца Георга. А могли быть и верными слугами Короны, пожелавшими избавить страну от будущих осложнений, о которых мы с тобой говорили. Или же могли быть тем или иным образом замешанными в историю с шантажом.

— Боже милостивый! — Пауэрскорт резко отвернулся от окна, от лисы, которую он разглядывал. — Слушай, Джонни, а может быть, Эдди-то и был шантажистом? Сначала он шантажировал отца, а потом занялся кем-то из конюших, чтобы добыть побольше денег, а? На второе, так сказать, а возможно, и на третье.

— Эдди — шантажист? Господь всемогущий, это лишь усложнит все еще пуще. Хоть и объяснит, почему никто тебе ничего не хотел говорить. Все они слишком напуганы для того, чтобы признаться, что и из них тоже тянули деньги. Не исключено, что он шантажировал всю эту чертову семейку.

Пауэрскорт почувствовал себя запутавшимся вконец. Едва успел он решить, что хоть немного да продвинулся в своем расследовании, как все опять развалилось. Впрочем, замешательство его продлилось недолго.

— Джонни, у тебя не осталось во второй бутылке немного вина? А, спасибо. Даже если Эдди был шантажистом, думаю, что направление, в котором нам следует двигаться, остается ясным. И думаю, идти нам придется двумя путями сразу. Первый связан с конюшими: лордом Генри Ланкастером, живым или мертвым, Гарри Радклиффом, Чарльзом Певерилом, Уильямом Брокхемом, лордом Эдуардом Грешемом, почтенным Фредериком Мортимером.

— Десять к одному на каждого из них в заезде памяти принца Эдди, — приступил к подсчетам букмекер Фицджеральд. — Пятнадцать к одному на королеву Викторию. Двадцать к одному на принца Уэльского. Двадцать пять к одному на принца Георга. Тридцать к одному на правительство. Пятьдесят к одному на всех участников за вычетом фаворита. Делайте ставки, джентльмены! Торопитесь!

— Нам придется исследовать жизнь каждого конюшего от колыбели и до нынешнего дня, — Пауэрскорт свою ставку сделал. — Узнать о них все — о каждом поступке, каждом друге, каждом романе с женщиной или мужчиной. Думаю, в этом нам могут сильно помочь мои сестры и твои родственники. Понимаешь, может статься, что у смерти Эдди имеются причины глубоко личные. Вспомни о том, как его убили, о разбитом в мелкие, валявшиеся по всему полу кусочки портрета его нареченной. Не исключено, что это месть. Или же убийце хотелось подтолкнуть нас всех к этой мысли. Портрет мог быть ложным следом, отвлекающим маневром.

— А каков второй путь, Фрэнсис? — по прикидкам лорда Джонни, вина во второй бутылке еще должно было хватить по меньшей мере на один бокал.

— Второй связан со скандалом. Скандалом вокруг Эдди. В последний свой уик-энд он притащил с собой в дом какой-то ужасный скандал. Быть может, не один, а два и даже три. Скандал-то и был тем, о чем принц Уэльский не решился даже упомянуть. Тем, о чем знает или чего страшится принцесса Александра. И Сутер знает, что им известно нечто, неизвестное ему. Ему остается лишь догадываться о том, чем оно может быть. Они навалили кучу всякого рода вранья и тайн — только бы скрыть под ней правду. Понимаешь, в том, как они отреагировали на смерть принца Эдди, присутствует одна странность. Мне это пришло в голову только вчера, когда я возвращался в сумерках из Фодерингея.

— Господи, и что же именно? — спросил Фицджеральд, обрадованный перспективой услышать нечто новое.

— Всего лишь одно, — Пауэрскорт вернулся к окну и снова посмотрел на погост. Лиса так и не покинула своего поста. — Все были очень печальны. Очень расстроены. Но, по-моему, удивления никто не испытывал. Они словно бы ждали такого конца.

В эту ночь Пауэрскорту приснился сон. Он находился в большой детской на верхнем этаже Сандринхем-Хауса. Ребенок там присутствовал только один. Принц Эдди. Принц сидел на полу, окруженный экземплярами «Таймс» и «Иллюстрейтед Лондон ньюс». Орудуя ножницами и большим ножом, он вырезал из газет буквы и наклеивал их на лист бумаги. И счастливо улыбался, работая.

Письма шантажиста. Шантажные письма. И только внимательно приглядевшись, Пауэрскорт заметил, что с ножа падают капли крови.

…Думаю, на этом этапе интерес будет представлять все — и обычное, и необычное. Каждый слух из тех, какими обменивается прислуга, каждая сплетня, касающаяся жизни господ, а такие сплетни циркулируют по всем большим домам, любой намек на тайну, любой запашок скандала. Короче говоря, дорогой мой Джеймс, в этом расследовании, как и во всех, что мы проводили вместе, держите глаза и уши неизменно раскрытыми и навостренными. Я, собственно, уверен, что вы так и сделаете, и с нетерпением ожидаю возможности прочитать ваши отчеты — или услышать их от вас, если вы сочтете это более уместным.

Прежние индийские правила остаются в силе. Пожалуйста, уничтожайте всю нашу переписку.

Пауэрскорт

Письмо это составлялось автором в большой спешке — в гостиной на верхнем этаже дома его сестры на Сент-Джеймсской площади.

В штатах прислуги Сандринхема и Сент-Джеймсского дома произошли неожиданные перемены. Уилфрид Тикстон, многие годы состоявший в Мальборо-Хаусе и Сандринхеме старшим лакеем, неожиданно заболел и получил отпуск на неопределенный срок. Двору принца Уэльского посчастливилось быстро найти ему замену в лице некоего Джеймса Филлипса, старшего лакея леди Пембридж, приходившейся сестрой лорду Фрэнсису Пауэрскорту. Филлипс был агентом Пауэрскорта; они вместе служили в Индии и вместе проводили все расследования — за вычетом одного.

Впрочем, и эта перемена была воспринята Сутером и Шепстоуном с обычным для них недовольством.

— Черт побери, любезнейший, это же все равно что посадить в собственный дом шпиона! — протестовал Шепстоун.

На сей раз терпение Пауэрскорта лопнуло.

— Судя по всему, в вашем собственном доме находился убийца — и не один день. И не исключено, что он остается в нем и поныне. Не понимаю, почему вас, в подобных обстоятельствах, должна смущать лишняя пара глаз и ушей среди прислуги.

Сутер покраснел. Шепстоун пробормотал нечто себе в бороду. Однако согласие они дали.

В тот день Пауэрскорт написал множество писем. Он написал лорду Роузбери, прося дать ему имена и адреса определенных винтиков правительственной машины. Написал комиссару столичной полиции, попросив о личной встрече, связанной с чрезвычайно деликатным вопросом. Написал послу России. Написал в лондонское отделение дублинского Министерства по делам Ирландии, прося о встрече со старшим служащим, отвечающим за борьбу с террористами и подрывной деятельностью на этом несчастном острове. Написал сэру Уильяму Сутеру, интересуясь, когда именно начались дежурства конюших, присутствовавших в Сандринхеме во время убийства. И написал леди Люси, ответив согласием на приглашение выпить чашку чая в ее домике в Челси.