Коглин - Деннис Лихэйн

придумать, что тут еще сказать.

Не прошло и нескольких недель, как Лоретта снова стала ходить в белом. Ее проповеди по-прежнему собирали толпы прихожан. Впрочем, она добавила к своим выступлениям некоторые новые элементы (фокусы, ворчали иные), к примеру говорение языками, с пеной на губах. К тому же теперь она вещала вдвое громче и грознее.

В своей утренней газете Джо как-то раз обнаружил ее фото: она проповедовала перед собранием Генеральной ассамблеи слуг Божьих в округе Ли, и он поначалу не узнал ее, хотя внешне она совсем не изменилась.

Президент Рузвельт подписал закон Каллена — Харрисона утром 23 марта 1933 года, тем самым легализовав производство и продажу пива и вина с содержанием спирта не выше 3,2 процента. К концу года, обещал Рузвельт, восемнадцатая поправка к конституции уйдет в прошлое.

Джо встретился с Эстебаном в «Тропикале». Джо, вопреки обыкновению, несколько опоздал: в последнее время это стало с ним случаться, потому что отцовские часы начали отставать. На прошлой неделе они постоянно убегали назад на пять минут в день. Теперь же они теряли в среднем по десять-пятнадцать минут ежедневно. Джо все хотел отдать их в починку, но это означало передать их в чужие руки на весь срок ремонта, который продлится неизвестно сколько, а он не мог вынести такую мысль, хотя и знал, что это нелепо и неразумно.

Когда Джо вошел в кабинет, располагавшийся в задней части строения, Эстебан обрамлял очередную фотографию, которую снял во время своей последней поездки в Гавану. Эта изображала открытие «Шика», нового его клуба в Старом городе. Он показал Джо снимок, очень похожий на прочие, с пьяными, хорошо одетыми богачами вместе с их хорошо одетыми женами, или подружками, или временными спутницами; пара танцовщиц возле оркестра; все навеселе. Джо мельком глянул на фотографию, одобрительно присвистнул, как и полагалось. Эстебан положил ее лицевой стороной вниз на подложку, которая ждала ее на стекле. Он налил им, затем поставил стекло со снимком на стол, между кусочков рамки, и стал соединять кусочки, резкий запах клея перебивал даже запах табака в его кабинете, хотя Джо счел бы, что такое невозможно.

— Улыбнись, — наконец проговорил Эстебан и поднял свою рюмку. — Скоро мы невероятно разбогатеем.

— Если меня отпустит Пескаторе, — возразил Джо.

— Если он будет сопротивляться, — произнес Эстебан, — мы предложим ему купить долю в нашем законном бизнесе.

— Он больше не вернется в законный бизнес.

— Он стар.

— У него есть партнеры. Да и сыновья, черт побери.

— Все я знаю про его сыновей, — заметил Эстебан. — Один педераст, другой сидит на опиуме, третий избивает свою жену и всех своих подружек, потому что ему втайне нравятся мужчины.

— Но я не думаю, что с Мазо сработает шантаж. А его поезд прибывает сюда завтра.

— Так скоро?

— Судя по тому, что я слышал.

— Ладно. Я всю жизнь веду дела с ему подобными. Мы с ним справимся. — Эстебан снова поднял рюмку. — Ты этого заслуживаешь.

— Спасибо, — отозвался Джо. На сей раз он выпил.

Эстебан вернулся к работе над рамкой.

— Так улыбнись же.

— Я пытаюсь.

— Значит, тут еще и Грасиэла.

— Да.

— Что с ней такое?

Джо с Грасиэлой решили никому не рассказывать, пока по ней не станет видно. Сегодня утром, перед уходом на работу, она указала на небольшую округлость, вырисовывавшуюся у нее под платьем, и сказала ему, что секрет так или иначе раскроется уже сегодня.

Так что он с удивившим его самого облегчением, будто сбрасывая невидимую тяжесть, сообщил Эстебану:

— Она беременна.

Глаза Эстебана увлажнились, он хлопнул в ладоши, обошел стол и обнял Джо. Несколько раз похлопал его по спине, гораздо сильнее, чем Джо мог ожидать.

— Теперь, — провозгласил он, — ты мужчина.

— Ах, вот что для этого нужно? — отозвался Джо.

— Не всегда, но в твоем случае… — Эстебан покачал рукой туда-сюда, и Джо шутливо двинул его, и Эстебан принял этот удар и снова обнял его. — Я очень рад за тебя, друг мой.

— Спасибо.

— Она счастлива?

— Знаешь, да. Странно. Я не могу описать, но от нее правда как-то по-другому исходит энергия.

Они выпили за отцовство, и айборский пятничный вечер набирал силу за Эстебановыми жалюзи, за его пышным зеленым садом, за фонариками на деревьях, за каменной стеной.

— Тебе здесь нравится?

— Что-что? — переспросил Джо.

— Когда ты приехал, ты был такой бледный. И эта ужасная тюремная стрижка, и ты разговаривал так быстро.

Джо рассмеялся, и Эстебан засмеялся вместе с ним.

— Скучаешь по Бостону?

— Да, — признался Джо. Иногда он ужасно по нему скучал.

— Но теперь твой дом тут.

Джо кивнул, с удивлением осознав это:

— Видимо, да.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Я не знаю остальную Тампу. Даже после стольких лет. Но я знаю Айбор, как знаю Гавану, и я не уверен, как бы я поступил, если бы мне пришлось выбирать.

— Ты думаешь, Мачадо уже?..

— С Мачадо покончено. Возможно, еще пройдет какое-то время, но ему уже пришел конец. Коммунисты считают, что они смогут его заменить, но Америка этого никогда не допустит. У нас с друзьями есть чудесное решение, один очень умеренный человек, но я не убежден, что в наши дни кто-то готов к умеренности. — Он скорчил гримасу. — Из-за нее им пришлось бы слишком много думать. От этого болит голова. Людям нравится черно-белый мир, без полутонов.

Он положил стекло с фотографией на рамку, поместил сзади пробочный квадратик и нанес еще немного клея. Стер излишек небольшим полотенцем и отступил назад, чтобы оценить свою работу. Удовлетворенный ею, он отнес их опустевшие рюмки к бару и снова наполнил.

Принеся Джо его рюмку, он проговорил:

— Ты слышал о Лоретте Фиггис.

Джо поднял рюмку:

— Кто-нибудь видел, как она шествует по водам реки Хиллсборо?

Эстебан пристально посмотрел на него.

— Она покончила с собой, — произнес он.

Джо не донес питье до рта.

— Когда?

— Прошлой ночью.

— Как?

Эстебан несколько раз покачал головой и пошел за свой стол.

— Эстебан, как?

Тот стал глядеть в свой сад.

— Приходится предположить, что она снова взялась за героин.

— Вот оно что…

— Иначе это было бы невозможно.

— Эстебан… — повторил Джо.

— Она отрезала себе половые органы, Джозеф. А потом…

— Черт! — произнес Джо. — Черт, да не может быть!

— А потом перерезала себе горло.

Джо спрятал лицо в ладонях. Он ясно видел ее в кофейне, где они встретились месяц назад, видел, как она, еще девчонкой,