Мертвый невод Егора Лисицы - Лиза Лосева

меня — место то самое. Я снова осмотрелся: берег отсюда далеко. Если тело вывезли на лодке и утопили, как я думал, то пришлось тащить через весь овраг и низкорослый, но колючий кустарник.

Пока я петлял между зарослями, услышал свист, что не спутать, — выстрел. Пригнулся, переждал. Ничего, только вдалеке шум моря. На согнутом тополе содрана кора, я достал складной нож, подковырнул, вытащил дробинки. Через десяток метров в траве валялся бумажный пыж. На сырой мягкой земле отлично сохранились следы. Они вели к еле различимой тропинке. У широкой канавы заметен отпечаток толчка и приземления — человек молодой, сильный, преодолел препятствие одним прыжком. Равномерный шаг с четким оттиском каблука, так обычно ходят охотники. Вскоре он сменился, шаг стал шире, а след носка обуви глубже — человек перешел на бег. Я тоже побежал, но, выскочив на берег, увидел, что он совершенно пуст. Вдалеке, вдоль берега, я различил точки баркасов, байд и лодок.

Неровный берег то выступал в море, то отходил назад. Пробираясь по песку, за одним из выступов я наткнулся на Нахимана. Он говорил с кем-то, и когда я подошел ближе, то узнал бабку Терпилиху. Из-под мышки у Терпилихи торчал узел; пробормотав: «Травы бра́ла, корешки», — она зашагала в сторону, отряхивая подол.

— Какими это судьбами вы очутились здесь? — спросил Нахиман.

— А где это — здесь? — Я рассматривал его ботинки.

— Да вот же, — он указал на Ряженое, что оказалось за спиной, и лодочные сараи артели, что были совсем рядом.

Выходит, я почти обогнул мыс.

— У вас встрепанный вид. Как ваша охота за уликами? Увенчалась успехом?

— А вы здесь зачем?

— Должен присутствовать при учете рыбы. Пойдемте, сами посмотрите, что да как. Надо бы поторопиться, ветер к нам.

Мы вышли к берегу с невысокими глинистыми склонами. Поодаль виднелись лодки, вокруг которых суетились рыбаки: явно приближался шторм. Некоторое время мы шли молча.

— Местные рыбаки и раньше ловили сообща. Теперь же над уловом надзирают. Сельский комитет и наш «комиссар». — Бродский на ходу повернулся ко мне, будто и не прерывался начатый у корпусов завода разговор. — Вот местные рыбаки и стали объединяться в артели.

— Не знал, что и дела рыбы его касаются.

— Он тут власть. Вот вам, если хотите, пример того, как с ним договариваться. За невыполнение плана по ловле рыбы Турщ вызвал, было дело, к себе артельного бригадира. Сказал, что пришел приказ расстрелять его. Дал ему наган да и велел стреляться самому. Тот и упирался, и божился, и плакал, но Турщ пригрозил. Несчастный бригадир этот боек-то спустил, а наган разряжен! Оказалось, фарс, шутка. Парень из чувств и вышел. После в горячке лежал, оклемался не сразу.

Бродский помолчал, вытряхивая песок из ботинка.

— Правда, сейчас товарища Турща окоротили. В некотором смысле. Но планы по заготовке рыбы все же зверские.

Он объяснил, что ловят теперь даже когда лед встанет, растапливая кострами полыньи. Берут все, что плавает. Бывает, дельфинов. К счастью для последних, они сюда редко заходят.

Рыбаки, говорил Нахиман, выходят в море на рассвете под надзором членов правления (комитета). Улов сдают в контрольном пункте. На артельном питании особо не зажируешь. Так что бывает, рыбак прихватывает рыбу из общего улова — ворует, выходит, у себя же. Часто на берегу артельщиков обыскивают. Так те ухитряются срезать «отхапы» — это кусочки филе рыбы, пояснил Бродский, — и так вынести их, спрятав за щекой.

Точки на берегу выросли — широкие, выше роста, доски красного и черного цветов. Я остановился. На досках были записаны фамилии рыбаков и бригады. На черной — отстающие, на красной — выполняющие план. Чуть в стороне на берегу сидели двое товарищей из «смотрящих». Проходивший мимо рыбак, таща за собой сети, глянул на меня и бросил:

— Вы бы шли отседова. Ветер!

Тягучий «багмут», ветер, который дул все дни до этого, накануне вдруг поменялся, и теперь порывы только усиливались. Море отступило так, что дно обнажилось едва не до горизонта, став песчаной пустыней, — кромки воды не было видно на десятки метров вперед. Артельщики, погоняя быков, торопливо тянули из воды длинную сеть-волокушу. Резкие окрики тонули в свисте ветра. Внезапно стемнело, встали тучи, сквозь них изредка смотрело резкое тревожное солнце. Крики сделались громче — ветер вдруг понес всю массу воды к берегу. Нагонные волны цвета темного пива с ревом ударили в песок, в воздухе закружила водяная пыль. Один из артельщиков бросил волокушу, сел на землю, схватился за голову. Его оттолкнули, подхватили сеть.

Вой ветра перекрыл оглушительный треск: сквозь пыль, песок я рассмотрел, как баркасы и байды сорвало с якорей, понесло от берега. Еле успел подскочить к двум ближайшим ко мне артельщикам, тащившим байду, и подсунул под нее плечо. Нахиман подхватил с носа. Мокрый, по колено в воде, увидел в стороне калеку-лодочника — тоже упирался здоровой ногой, тащил. Лодку закрутило… Услышал окрик, да поздно: надо мной встало черное брюхо вздыбившейся байды, я ощутил удар в плечо — но обошлось, выровняли.

Несколько рыбаков все так же стояли в стороне, пригибаясь от порывов ветра. Между ними, спотыкаясь о кучи водорослей, размахивая руками, суетились люди — из села прибежали женщины и подростки. Один из «смотрящих», наступая на сторонящихся, кричал:

— Товарищи, нужно спасать артельное имущество! Байды!

Волны, хлеща берег, накатывали одна за другой. Их шум перекрывали крики:

— Не идите! Пусть сами! Полезайте!

И так несколько часов, показавшихся мне вечностью. Утихло только к вечеру.

* * *

В хате, пока мы сушили одежду, я подгадал момент, когда Марина вышла из кухни, и показал Даниле пыж и дробь.

— Фурчелка[56]-то откуда? — спросил он.

— Не понравился я кому-то, да вот, видно, передать что хотели.

— А ты не сочиняешь? Охотники, мабуть. Птицу бьют, самое сейчас время, чирок идет. — И прибавил равнодушно: — Или малые озорничают. Вон на крыльце с утра опять сороки дохлые, Марина ругалась!

На ужин была щерба[57] с рыбой. Напитавшись этими водоплавающими продуктами, я отчаянно хотел чего-то земного, начинал сам водянеть и растворяться. И мысли, казалось, плавали в тяжелой придонной воде, мутной от ила. Уже устроившись на ночь, никак не мог уснуть. После борьбы с непогодой на берегу думал, сон сморит, как только смогу наконец лечь. Но не тут-то было! Пробовал было разобрать свои записи, сосредоточиться не получалось. А в первом часу ночи стекла задребезжали от отчаянного стука. Жена лодочника, выскочив во двор, успела только увидеть тарабанящую девчонку. Но толку не добилась. Та