Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий

Что и вызвало новую волну гнева. Какая ему разница, с шабаша я вернулась или с работы! Это не его дом, и в следующий раз я точно спущу курок! В разгар полемики очнулся Туманов, обвел пространство мутным взором и пробормотал:

— Слушайте, давайте тише… — он уронил голову и вновь отключился.

Я с изумлением на него уставилась. Какова наглость!

— Жалко мне тебя, Ритуля, — вздохнул Малеев. — Не выживешь ты одна. Посмотри — уже пьяных мужиков в дом тащишь. Совсем с дуба рухнула?

— Так, — сказала я. — Ну все, мой бывший милый. Довольно, натерпелись. Елкина уже не греет? Это твои проблемы, согласись. Откуда ключи? Ты же оставлял в прошлый раз.

— Так это… — Малеев смутился. — Запасные.

— И сколько их у тебя?

— Нет больше, — мой «милый» явно лукавил — с чего бы тогда беспрекословно вынул из кармана комплект ключей и отдал мне? — Слушай, Рита, а кто это? — Малеев кивнул на спящего следователя. В глазах определенно читалась ревность.

— Понятия не имею, — отрезала я. — В подъезде нашла. Завтра верну владельцам. Я не поняла, Малеев, ты ждешь прощения? Забудь. Между нами все кончено. На днях меняю замки. И не канючь, займись лучше чем-нибудь полезным. Обустрой, например, свою личную жизнь — желательно подальше от меня. Наивных дур в городе хватает. И больше ни звука, выметайся!

Я вновь рассвирепела и вскинула пистолет. Чем я рисковала? Напишет заявление в милицию, что бывшая жена угрожала огнестрельным оружием? Так это недоказуемо! Малеев сбежал, как кот от пылесоса. Я захлопнула дверь, в изнеможении опустилась на пол. Потом поднялась, стерла с пистолета свои отпечатки пальцев, сунула оружие на место. Туманов даже ухом не повел. Предстояла еще одна работенка: доставить тело до кровати…

Утром все тело болело. За окном моросил дождь, клубились тучи. На плите пыхтела сковородка — готовилась глазунья. Несколько минут назад я сходила к соседке — такой же разведенке, постояла под дверью, убедилась, что она уже встала, и только после этого позвонила. Попросила четыре яйца, пообещав на днях вернуть с процентами. «Ты же выгнала своего? — удивилась соседка. — Зачем тебе еда?» Логика была безупречной. «Надо», — сказала я. «Мужика завела, — догадалась соседка. — С чем и поздравляю тебя, Марго. Заранее прими сочувствия. Ладно, заходи, получишь свои яйца. Не забудь про проценты».

В спальне что-то заскрипело, донесся душераздирающий стон. Резко оборвался, настала тишина. Прошла минута, скрипнула половица. «Долгое включение», — догадалась я. Прошелестели шаги — товарищ посетил уборную, спустил воду. Набравшись смелости, вошел на кухню — мятый, всклокоченный. Обувь, куртку и пиджак я с него сняла — что потребовало дополнительных усилий. Он уставился на меня с каким-то щемящим изумлением, взор туманился. «Определенно, мы с вами где-то встречались», — подумала я. Он сделал еще два шага, споткнулся о табуретку, успел поймать ее в полете.

— Французская болезнь, — констатировала я. — Непошарам называется. Развивается у тех, кто с вечера не закусывал.

— Ты что здесь делаешь? — прохрипел Туманов. Вопрос поставил меня в тупик, я не придумала, что ответить. Он начал соображать, с ужасом смотрел по сторонам.

— Послушай, мы с тобой, что… спали?

Вопросы по утрам — это точно не его конек.

— Спали, — кивнула я, доставая из сушилки чашки. — Вернее, ты спал, а я не очень. Тебя рвало — я бегала с тазиками. Потом тебе приспичило уйти — причем босиком. Я отловила тебя в подъезде, вернула в кровать и какое-то время стояла на часах. Представь, какая выдалась ночка. А через полчаса на работу.

Он застонал, схватился за голову. Вдруг что-то вспомнил, покрылся «трупными» пятнами, куда-то побежал.

— Твой табельный на месте, — бросила я вдогонку. — Все в порядке, им вчера почти не пользовались.

Туманов вернулся, неуверенно взялся за косяк, переместился на табуретку. Но снова поднялся с обеспокоенным видом.

— Удостоверение тоже на месте, — сказала я. — Сядь, наконец, и не мельтеши. Без тебя голова кругом.

Он опустился на табуретку и стал ерошить слипшиеся волосы. Глазунья еще не подошла. Я поставила чайник на плиту — довести до нужной кондиции. Туманов растерянно озирался.

— Где твой муж? — он уставился на люстру, в которой перегорела лампочка. Видимо, память приоткрыла форточку.

— Уже говорила — не замужем.

— Но ты сомневалась…

— Хорошо, я и сейчас сомневаюсь, — допустила я. — Но этого человека в квартире нет, и петушиные бои сегодня не заказывали.

— Слушай, да что вчера было-то? — осторожно спросил Туманов. — Почему я у тебя в квартире и ни хрена не помню?

— Выпил мало, — объяснила я с металлическими нотками в голосе. — Выпил бы больше — все бы помнил. Моя версия такова. Ты убедился, что твоя сестра мертва — причем уже давно, и решил залить горе. Сразу уточню — я искренне тебе соболезную. Но вел ты себя по-свински. Начал пить еще в номере, потом душе захотелось простора, переместился в ресторан. Там набрался до свиней, почти не закусывая. Бил посуду, официанта… в общем, я пришла вовремя. Испорченный вечер для остальных посетителей заведения — это мелочи. Я тащила тебя через весь город — представь, какой это рабский труд. С тебя шестнадцать рублей, я не собираюсь оплачивать твои кутежи.

— Отдам, обещаю… — Туманов съежился.

Я положила ему на тарелку глазунью и себе немного, налила чай. Кофе в доме закончился, как и все остальное. Ткнула в плечо, выводя Туманова из оцепенения: ешь. Он послушно взялся за вилку, стал жевать, не понимая, что делает. И для кого я старалась?

— Послушай, кто-нибудь еще видел меня… таким? — он сглотнул, на бледных щеках заиграл румянец. Я не отказала себе в удовольствии.

— О том, как ты опозорил высокое звание следователя, знаю только я и московские товарищи.

Он онемел, его глаза опять стали наполняться ужасом.

— Имеется в виду персонал ресторана «Москва», — пояснила я, — где ты, собственно, и блистал, представившись следователем Генеральной прокуратуры.

— Хорошо, мне стыдно, ты довольна? — он скрипнул зубами и отставил пустую тарелку.

А как же «Спасибо, дорогая, за еду, заботу, бескорыстную помощь в трудную минуту?» — «Да что ты, дорогой, вовсе не за что, мне это ничего не стоило…»

— Извини, — буркнул Туманов, отводя глаза.

— Да без проблем, товарищ майор, — живо откликнулась я. — В жизни каждого мужчины случаются моменты, за которые мучительно больно по утрам. Главное, чтобы они не повторялись. Все, Михаил Сергеевич, забыли, ничего не было. Дуй в гостиницу, прими душ, переоденься, выпей кофе. Прекрасного самочувствия не обещаю, но сам виноват. Все, уходи. И не благодари, чего уж там.

Дважды повторять не пришлось. Дверь он не закрыл, лифт проигнорировал, стал спускаться по лестнице. Я высунулась в подъезд. Из квартиры напротив выглядывала соседка, одолжившая яйца, она провожала взглядом моего гостя. В принципе, мужчина видный, вот только… Уставилась на меня — за разъяснениями.

— Так надо, — сказала я и захлопнула дверь.

Продолжалась кровавая жатва — маньяк опять вышел на охоту. Сообщение в дежурную часть пришло только утром. Женя Радченко, ученица четвертого класса средней школы № 2 не вернулась вечером домой. Проживала она на улице Некрасова, где преобладала двух-, трехэтажная старая застройка, отправилась вечером к подруге — на улицу Лермонтова, что практически рядом, и та же застройка. Негодовал подполковник Хатынский: «Что происходит?! Почему об этом узнаем только сейчас?!» Вскрывались злосчастные подробности. «Расстреливать надо таких родителей! — сошлись во мнении сотрудники УВД. — Вывозить за город и убивать в овраге без суда и следствия!» Семья оказалась неблагополучной, точнее, только мать — отец лет десять назад отрастил крылья и улетел осваивать дальневосточные просторы. Галина Радченко пила, выполняя лишь минимальные обязанности по воспитанию дочери. Женечка росла умницей, училась на четверки, готовила еду, бегала в аптеку за таблетками от похмелья для мамы. Галина смутно помнила ее слова: схожу к Наташке. Наташка проживала на Лермонтова, в двух кварталах. Оделась и ушла, не выносила пьяную мамашу с ее закидонами. Пошутила еще перед уходом: «Щи в котле, каравай на столе…» Последние мозги Галина Радченко еще не пропила. Очнулась утром — дочери нет. Да и не было, портфель и школьная форма на месте. Вспомнила о материнском долге, выбежала во двор, стала метаться, приставать к соседям. Кто-то вспомнил, как в восемь вечера Женечка вышла из дома. Галина вспомнила: к Наташке собиралась! Побежала на улицу Лермонтова, долбилась в квартиру подружки. Маму Натальи она немного знала, работали когда-то на одной фабрике. Светлана огорошила: да не было у нас вчера твоей дочери! Не веришь, обыщи. Хотела прийти, девчонки договорились — но не пришла. Наташенька расстроилась. Решили, что Галина дочь не отпустила. На этом месте до Галины и дошло, что все скверно. Побежала в милицию. В другой бы день пьянчужку и на порог не пустили, но в связи с возникшей в городе ситуацией…