Красный снег - Александр Пензенский

заломленные картузы, длинные шарфы. Перед входом очередной цепкий взгляд по сторонам – и быстро вниз по ступенькам.

За час – с семи и до восьми – Константин Павлович насчитал двадцать четыре посетителя. И в восемь как отрезало – за полчаса никто больше не вошел внутрь «Мурома». Еще через полчаса Филиппов вытащил из кармана револьвер и тихо скомандовал:

– Вперед.

Они спустились по лестнице, перешли улицу. С обеих сторон выросли три высоченные тени – агенты в «летучем» были сплошь богатырской стати, чтобы уже от одного их вида у злоумышленников возникало сомнение в целесообразности сопротивления. Из арки соседнего дома вышел старший филер.

– Все как обычно, Марченко, – полушепотом обратился к нему Филиппов. – Свистите, входите, громко представляетесь и пресекаете возможное неповиновение.

Старший кивнул, протяжно дунул в свисток, и вместе с трелью остальные агенты ворвались в трактир. Из распахнутой двери прогремел густой бас:

– Спокойно, господа! Полиция. Всем оставаться на своих местах до выяснения личности. Руки держать на виду!

Филиппов с Маршалом неспешно спустились по присыпанным песком ступенькам, вошли в задымленный зал.

– Добрый вечер, Силантий Иванович, – отыскал глазами хозяина Филиппов. – Не беспокойтесь, мы ненадолго. Приступайте, Марченко.

Сам Марченко загородил широкой спиной выход из трактира, а трое остальных агентов принялись перемещаться от стола к столу, изучая предъявляемые паспорта. Филиппов подошел к хозяину, указал на двери кабинетов:

– Там есть кто?

– Никак нет, господин Филиппов. Все здесь.

Константин Павлович покачал головой.

– Врет. В зале на три человека меньше. Я считал входивших.

Владимир Гаврилович ткнул черным стволом в плечо хозяину, повернул его к ряду дверей.

– Открывайте по очереди.

Маршал тоже поднял оружие, навел на первую дверь.

Хозяин перекрестился, повернул ручку – никого. В следующем кабинете тоже. И так еще два раза. Пусто.

– Интересно, – протянул Филиппов. – Ну что ж, пойдемте, поговорим.

Он подтолкнул Силантия Ивановича к комнате, из которой тот появился при первом визите Владимира Гавриловича в «Муром». Каморка была больше похожа на спальню, чем на трактирную кабинку. То ли хозяин здесь сам обитал временами, то ли использовалась она для иных дел – по убранству определить не представлялось возможным. С одной стороны, широкая кровать и ковер с длинной бахромой до самого пола с вытканным на нем усатым молодцем, явно ухаживающим за раскрасневшейся девицей, намекали на фривольную специализацию помещения. Но полка с иконами и потертые счеты на комоде явно были хозяйские.

Указав хозяину на кровать, Филиппов сам сел на стул у маленького туалетного столика. Маршал встал в дверях.

– Силантий Иванович, вас, кажется, не удивляет визит полиции?

Хозяин вытер рукавом потный лоб, тут же его перекрестил.

– Так бывает, что заходят. Стало быть, надобность имеется. Без нужды-то навряд бы пришли.

Владимир Гаврилович кивнул.

– Все верно. Мы ищем троих людей. Они часто у вас бывают. Две фамилии и одна кличка. Или вариант имени. Матушкин, Хабибуллин и некий Жоржик.

Силантий Иванович развел руками, предварительно опять не упустив шанс наложить на себя крест.

– Да разве ж я паспорта у посетителей спрашиваю, господин Филиппов? Тут такие рожи, прости господи, бывают, что в глаза лишний раз боишься глянуть. А Хабибуллина и не могло тут даже быть, я иноверцев не привечаю, вот вам крест. – И снова размашисто себя осенил.

– Понятно.

В зале тренькнул дверной колокольчик, засвистел сквозняк, удивленный голос протянул:

– Вот это я вовремя, прямо к куму на именины.

Вошедшего тут же усадили за стол, проверили карманы. Поняв, что ничего примечательного не происходит, Маршал вернулся в кабинет. Хозяин молча сидел там же, на кровати, а Филиппов поднялся и внимательно разглядывал ковер, задумчиво покручивая ус.

– Марченко!

– Слушаю, Владимир Гаврилович.

Филиппов подошел к агенту, приподнялся на цыпочки, шепнул на ухо:

– Отвори-ка, голубчик, входную дверь и подержи открытой. Константин Павлович, – повернулся к помощнику, – приготовьтесь.

Силантий Иванович испуганно вздрогнул от щелчка взводимых курков, вытаращил глаза на два револьвера, почему-то нацелившихся на кокетничающую на ковре пару. Снова тренькнул входной колокольчик, и внизу гобелена сквозняком подняло длинную бахрому. Филиппов обернулся на побледневшего хозяина, приложил палец к губам, ухватил ковер за верхний угол и резко сдернул с гвоздей – прямо посередине обнажившейся стены оказалась дощатая дверь. Осторожно, на цыпочках Владимир Гаврилович переместился левее проема и рукояткой револьвера громко постучал по доскам.

– Выходите, господа, явите лик ваш страждущим встречи с вами.

За дверью кто-то истерично взвизгнул:

– Накрыли, легаши! Тикаем, Жоржик!

Кто-то невидимый – судя по всему, тот самый Жоржик – хрипло просвистел:

– Куда ты, дура, там тоже ждут.

Но все-таки хлопнула другая дверь, приглушенный стенами и расстоянием донесся голос Кунцевича:

– Стоять, стреляю!

И тут же щелкнул выстрел, за ним донеслись вой и нерусская ругань, впрочем, щедро разбавляемая вполне понятными матерными оборотами, а спустя еще несколько мгновений раскрылась дверь в каморку, и из потайной комнаты вышли трое мужчин – двое на своих ногах, а третий, молодой парень с раскосыми глазами, висел у них на плечах, не опираясь на левую ногу. После них с пистолетом в руке показался и сам ротмистр.

– Пришлось стрелять, Владимир Гаврилович. Я даже не понял, откуда он выскочил. Дверь задняя в стороне, а этот как будто из стены материализовался. Но я в мякоть целил, так что еще до суда хромать перестанет.

Филиппов бегло осмотрел задержанных. Раненый – Хабибуллин, тут все на лице написано. Кто из них главный – усатый здоровяк или выбритый до синевы сухой хлыщ с усами ниточкой? Первый сверкал глазами и не мог решить, на ком из присутствующих остановить взгляд. Второй смотрел только на Филиппова, спокойно и даже немного лениво. Владимир Гаврилович подошел к нему, прищурился.

– Надо полагать, вы и есть искомый Жоржик. А это, – он скосил из-под бровей глаза на усача, – господин Матушкин. Ну и Хабибуллин. Перевяжите его, Силантий Иванович. Нам с ним и с остальными долгий разговор предстоит. И не один, судя по всему.

Пока юношу устраивали на кровати, пока суетился хозяин с водой и тряпками, оба товарища раненого молча стояли рядом. Но как только медицинские процедуры закончились, худой харкнул на пол слюной и хрипло спросил:

– Об чем судачить будем, ваше благородие? Может, об том, по какому такому закону вы людей приличных от отдыха отвлекаете и из револьверов по ним стреляете по ночам?

Филиппов усмехнулся наглости, обратился к ротмистру:

– Роман Сергеевич, голубчик, помогите «приличным людям» избавиться от содержимого карманов. Тихо, тихо, господа, что скрывать приличным людям от полиции?

На туалетный столик начали выкладывать карманное имущество.

– Ассигнации, общей суммой семьдесят пять рублей. Монетами серебряными и медными еще семь с полтиной.