Лесли Силберт - Интеллидженсер

— Отлично. Я ожидаю чего-то решающего важного. Абсолютно важного.

— Еда нам сюда подана, коридорный забрал ваш багаж, так что же еще? — спросила Кейт и заметила, как он подавил улыбку. Он что-то затевал.

Медина встал и направился в прихожую люкса.

— Извините меня…

В недоумении, но слегка заинтригованная, Кейт следила за ним.

Он обернулся.

— Прошу вас! Человек же имеет право на личные секреты.

Медина вернулся с большой прямоугольной коробкой, обернутой ярко-алой бумагой, и вручил ее Кейт. Подарок? Было бы странно, хотя он и любитель легкого флирта. Шоколадный набор? Он прознал ее слабость? Нет, коробка слишком велика, и в ней что-то постукивает. Не может быть, но все-таки, похоже.

Все еще недоумевая, она быстро развернула коробку. Игра! Ключ.

— Я знаю, ваши рекомендации выше всяких похвал, и я буду в восторге и дальше сотрудничать с вами, но я придерживаюсь точнейших требований, — объяснил он. — Если вы не сможете превзойти меня тут…

— Вы стукнете меня по макушке канделябром?

— Нет. Я предоставлю это полковнику, — сказал Медина с злокозненным блеском в глазах. — Он, пока мы беседуем, обдумывает в оранжерее идеальное убийство.

РИМ — 12 ЧАСОВ 06 МИНУТ НОЧИ

Чуть в стороне от Тибра в самом сердце старого Рима широкая улица прорезает лабиринт кривых средневековых проулков. Спланированная Донато Браманте для Папы Юлия II булыжная виа Джулия обстроена средневековыми палаццо, одно из которых — рыжевато-желтое здание с барельефами на фасаде — принадлежало Луке де Толомеи.

В спальне на верхнем этаже де Толомеи, удобно расположившись в кресле, разговаривал по телефону.

— Что-нибудь с прослушки Кейт Морган? — спросил он своего помощника.

— Один звонок, синьор. Примерно час назад она говорила с подругой, молодой женщиной в Лондоне, о том, что она будет на аукционе «Сотбис» завтра вечером.

— И все?

— Да, все, синьор. — Поколебавшись, помощник добавил: — Видимо, большинство разговоров она ведет по мобильнику.

— Ах вот как! — пробормотал де Толомеи, не скрывая раздражения. — А с этим есть какие-нибудь продвижения?

— Не совсем. Нам еще не приходилось сталкиваться с такой системой защиты в мобильной связи. Алгоритмы…

— Просто сообщите мне, когда у вас будет что-то новое.

— Будет сделано, синьор. Что-нибудь еще?

— Приготовьте «Гольфстрим» к короткому полету завтра с утра.

— Будет сделано. Спокойной ночи.

Положив трубку, де Толомеи встал и извлек из стенного шкафа черный чемоданчик. Раскрыл на кровати и начал укладывать в него те немногие вещи, которые могли понадобиться ему во время краткого посещения Лондона.

НЬЮ-ЙОРК — 7 ЧАСОВ 34 МИНУТЫ ВЕЧЕРА

Самолет Кейт на Хитроу вылетал через несколько часов. С открытой косметичкой в руке она оглядывала полки в ванной, проверяя, не забыла ли чего-нибудь.

— Ты же не в джунгли собираешься, — ворчала она про себя. — Все это можно купить и там.

Задернув молнию сумки, она кинулась назад в спальню, чтобы перепроверить содержимое чемодана на кровати. Меньше чем через час ее будет ждать Макс на вертолетной площадке в Верхнем Ист-Сайде, но прежде ей необходимо повидать еще кое-кого. Взяв трубку телефона у кровати, она набрала такой знакомый номер.

Через пять гудков ее самый близкий друг Джек в Мара хрипло отозвался:

— А?

— Ой, извини! — сказала Кейт, сообразив, что разбудила его. Он был писателем и жил по своему расписанию. — Спи дальше, милый.

Ответом послужило нечто среднее между стоном и мурлыканьем.

— Пока, Джек. Позвоню попозже.

— Нет-нет, — сказал он почти нормально. — У тебя странный голос. Что-то случилось? Хочешь приехать?

— Э, да. Если можно.

— Я тебя встречу. Мне все равно пора было вставать. Привези мне кофе с двойными сливками.

— Обязательно… Спасибо, Джек.

Еще со школы Джек был для нее как родной — братом, которого у нее никогда не было, единственным, у кого она могла искать эмоциональной поддержки. Как и Кейт, он был единственным ребенком, рано остался без отца и рос тихим и серьезным, с постоянным легким ощущением вины и грусти. И еще страха — отец Джека, полицейский, был убит при исполнении служебных обязанностей, а в то время, пока отец Кейт поднимался все выше по иерархической лестнице прокуратуры США, предъявляя обвинения все более опасным преступникам, угрозы в его адрес и телохранители становились все более привычными. В детстве и она, и Джек постоянно испытывали смутную тревогу из-за окружающей обстановки, и их потянуло друг к другу, едва они познакомились.

Десять минут спустя, с кофе для Джека в руке, она уже шла по Второй авеню, катя за собой чемодан. Дул сильный ветер. Ветви деревьев бешено сотрясались, а волосы Кейт метались у нее перед глазами, мешая видеть. Небо было странного серо-сиреневатого цвета с оранжевой подсветкой, и низко скапливались черные тучи. Надвигался еще один весенний ливень.

Слева от Кейт ряды старинных особняков, теперь чаще ресторанов, подпираемые сзади длинношеими небоскребами, уступили место барам, которые охотно посещали в будние дни всякие служащие. Впереди мельтешили облаченные в черное солидные молодые люди, сосредоточенно решая по телефону мировые проблемы.

— На ней было… что-о! — вскричала в трубку особа в густом макияже, одетая по последнему крику высокой моды.

Кейт продолжала свой путь, только-только не закатив глаза.

Перейдя Пятьдесят девятую улицу, она поднялась по лестнице под тентом к трамвайной остановке и через турникет прошла в красный подвесной вагончик до Рузвельт-Айленд. Глядя в окошко на мост Куинсборо, параллельный канатной трамвайной системе, она следила за сотнями устремляющихся мимо нее красных задних фонарей. Припустил дождь. По крыше забарабанили крупные капли. Последние пассажиры влетели в двери, и несколько минут спустя, шаркая подошвами, вошел водитель трамвайчика и начал короткий переезд через Ист-Ривер.

Трамвайчик проплыл над Второй, Первой и Йоркской авеню. Кейт крепче уцепилась за поручень, завороженная блеском городских огней за дождевыми струями.

Ярко освещенный, смахивающий в профиль на рыбу-меч Крайслер-билдииг скрылся позади них, и они заскользили над водой. Повернувшись, Кейт посмотрела в окна напротив, выискивая взглядом Джека, который жил в многоквартирном доме на северной оконечности острова. Тротуар по краю западного берега был пуст. В отличие от аллеи, которая вела оттуда к трамвайной остановке. Там она различила быстро шатающую одинокую фигуру. Вагончик соскользнул по канату к своему причалу, и Кейт с нетерпением ждала, чтобы двери открылись.

Заношенный матросский свитер и джинсы плотно облепили Джека, с носа у него скатывались капли. Твердое бледное лицо с невзрачными чертами, темные волосы, не длиннее щетины на его подбородке, и крепко сбитое тело триатлета — ничего примечательного. Но его голубые глаза сияли ярко — и так красиво! — на фоне унылого вечера. Кейт подбежала к нему, он крепко ее обнял, и, растаяв в утешительности, хотя и не мягкости, его объятия, она расплакалась.

Через ухоженный сквер они рука об руку направились к набережной и остановились у парапета лицом к Верхнему Ист-Сайду. Перед ними быстро струилась река, теплый весенний дождь пропитывал их насквозь. Рука Джека обнимала Кейт, и она прижалась головой к его плечу.

— Что случилось? — спросил он ласково. — Уж не помню, когда я видел тебя такой.

Она вытащила из кармана маленькую карточку.

— Прислали сегодня. С букетом лилий. Касабланка лилий, таких же, какие мне посылал Рийс.

Повернув карточку под свет фонаря, Джек вполголоса прочел:

— «Тик-так, тик-так, огненный смерч, руки-ноги летят — и любви смерть! Расскажи, что чувствуешь, держа расплавленную руку?»

Джек ошарашенно обернулся к ней.

— Черт дери!

Воспоминание о том, что Кейт увидела в гробу Рийса, образ, который ей в конце концов удалось изгнать из сознания, преследовал ее каждую ночь больше года после его смерти. По окончании похоронного обряда у закрытого гроба Кейт осталась в помещении одна. Вопреки предостережениям брата Рийса — он был неподалеку, когда взорвалась убившая Рийса граната, — она приподняла крышку, подчиняясь непреодолимой потребности проститься с ним, как бы он ни выглядел. Это было ошибкой. То, что она увидела, превзошло самые худшие ее ожидания. Ничего, кроме обгорелой руки с костью, торчащей там, где было его плечо. Синяя материя рукава расплавилась, слилась с его растрескавшейся почернелой костью, и золотое кольцо, ею для него заказанное, свисало с фаланг обугленного пальца.

Джек положил ладони ей на плечи.

— Кто, чтобы черт его…

— Я понятия не имею, кто способен настолько меня ненавидеть — и знает эти… подробности.