Йен ПИРС - Гибель и возрождение

– Ну…

Конечно, так прямо никто не напишет. Они просто соберут кусочки мозаики воедино. У Менциса репутация человека агрессивного. Менцис встречался с Буркхардтом за два дня до убийства. Буркхардт убит. Других подозреваемых нет. Пусть читатель решает сам. Бартоло позаботится о том, чтобы нужные люди увидели эту статью.

– Целых три часа я отвечал на дурацкие вопросы. Не я ли застрелил Питера Буркхардта? Боже милостивый, это же неприлично. Вы собираетесь что-нибудь предпринять?

Флавия моргнула пару раз и зевнула.

– А что я должна предпринять?

– Вы должны как-то прекратить эту травлю. Говорю вам: если вы ничего не…

– У нас свободная пресса, мистер Менцис, – усталым голосом сказала она. – Я не могу заткнуть им рты. Знали бы вы, что они пишут порой про нас…

– Вы снабжаете их информацией.

– Ох, только не начинайте снова…

– Послушайте, – сказал он, тыча пальцем в статью. – «Полицейские источники сообщают…» – ведь это о вас, так? Кто еще мог рассказать им все подробности? Это могли сделать только вы.

– Мне очень жаль, но…

– Я не мог ничего рассказать; отец Жан тоже клянется, что никто из братьев не общался с прессой, остаетесь только вы. И я говорю вам: прекратите это.

– Я тоже могу поклясться. Ни журналистам, ни кому другому я не говорила ни слова. И вряд ли это стал бы делать кто-то из наших. Во всяком случае, я бы сильно удивилась, узнав об этом.

– То есть вы хотите сказать, что все эти подробности – плод их воображения? – заорал, снова вскипая от злости, Менцис. Лицо его опять приобрело бордовый оттенок. – Я этого так не оставлю. Не считайте меня идиотом. Я буду жаловаться…

– Своему старому другу в министерстве. Я в курсе. Дело ваше, помешать вам я не могу. Только это ничего не изменит. Мы никогда не посвящаем прессу в подробности дела. И этот раз – не исключение.

– Тогда кто это сделал?

– Понятия не имею, и, честно говоря, меня это сейчас меньше всего волнует. Я бы могла предположить, что проболтался кто-нибудь из карабинеров, они вообще-то болтливые ребята, но…

– Ах вот оно что…

– Но, – продолжила она, – если мне не изменяет память, первая статья появилась до того, как в дело вмешались карабинеры. Значит, и они ни при чем.

– В таком случае что вы собираетесь предпринять?

– Ничего. Боюсь, это только ваша проблема.

– Большое вам спасибо.

– А чего вы ждали? Единственное, что я могу сделать, – это выяснить, что происходит. И попутно задать вам кое-какие вопросы, раз уж вы здесь. Садитесь.

– Даже и не подумаю…

– Сядьте! – рявкнула она, потеряв терпение.

Менцис от неожиданности послушался.

– Спасибо, – поблагодарила Флавия и вызвала из соседнего кабинета Джулию.

– Зачем вы ее позвали?

– Записывать. Теперь давайте все вспомним, шаг за шагом, хорошо? Почему вы не упомянули о визите Буркхардта на вчерашнем допросе?

Он поморщился:

– А почему я должен был о нем говорить?

– Вы не считаете это важным? Что за день до того, как икона была украдена, в церковь приходил торговец иконами?

– В тот момент я об этом не подумал.

– Почему?

– Потому что я не знал, кто он такой.

Флавия выразительно посмотрела на него:

– В Торонто вы избили Буркхардта.

– Никого я не бил. Просто плеснул на него водой.

– А вода была в стакане.

– Я не хотел. Так получилось.

– Так я и думала. Без сомнения, пресса сделает такие же выводы.

– Я видел его всего пять минут. Я не запомнил его лица.

– Конечно.

– Честное слово. Я совершенно не разбираюсь в иконах и не знаком с теми, кто их продает. Я не знал, кто такой Буркхардт. Там, в Торонто, какой-то коротышка осмелился критиковать мою работу, будучи полным невеждой в этих вопросах. Позже он возобновил свои нападки. Наверное, я выпил в тот день немного лишнего, но по большому счету ничего серьезного не произошло, и вскоре я забыл инцидент. Тогда, в церкви, его лицо показалось мне смутно знакомым, но окончательно я его вспомнил, только когда карабинеры показали мне его фотографию и назвали имя.

Флавия приняла его версию. Едва ли возможно так натурально сыграть возмущение, обиду и растерянность. Конечно, полностью верить ему не обязательно, но пока большего от него не добиться.

– Когда Буркхардт появился в церкви, он прямиком направился к вам?

– Не знаю. Я был занят картиной. Я заметил его, только когда услышал шаги за спиной.

– Он что-нибудь рассматривал?

Менцис покачал головой:

– Я не обратил внимания. Мне показалось, он пришел из дальнего конца церкви, от центральной двери, но я могу ошибаться.

– Как вам показалось: он был в хорошем настроении?

Менцис подумал.

– Трудно сказать, когда плохо знаешь человека. Но в общем – да, он выглядел довольным.

– Вы в тот момент рассматривали картину? Икону? Вы собирались почистить ее.

– Да, я производил осмотр.

– И к каким выводам пришли?

– К таким, что на ее восстановление придется потратить гораздо больше времени, чем она того заслуживает. Икона очень старая и, по всей видимости, содержалась в плохих условиях – состояние ее ужасно. Когда-то в ней завелись жучки-древоточцы, и чтобы предотвратить разрушение иконы, ее покрыли толстым слоем коричневого лака. Это было давно. Слой настолько толстый, что за ним с трудом просматривается изображение. Снять этот состав, не разрушив оригинального слоя краски, практически невозможно. Какая-то часть изображения все равно пострадает. Мне дорога моя репутация, и я не берусь реставрировать вещи, когда этого не требует необходимость или когда не уверен в результате. В данном случае я собирался почистить поверхность иконы, укрепить красочный слой и покрыть его защитным составом. Но даже просто вытащить ее из рамы было достаточно рискованно.

– Однако кто-то это уже сделал.

– Э-э?.. Нет. Я имел в виду внутреннюю раму. Их было две. Внутренняя рама поддерживала оклад, сделанный из золота и серебра. Грабители оставили только внешнюю раму.

– Вас это удивляет?

– Нисколько. Внешняя рама снимается легко, а внутренняя укреплена более тщательно. Ее трудно снять, поэтому грабитель предпочел не делать этого.

– Понятно. Но как же Буркхардт все-таки вошел? Главная дверь была открыта?

– Нет, она всегда на замке. Вероятно, он вошел через дверь, которой пользуются обитатели монастыря.

– Тогда получается, что он позвонил от ворот и кто-то впустил его?

– Получается так. А может, он вошел вместе с кем-то, кто имел ключ.

– Все, кого мы опросили, утверждают, что от ворот никто не звонил и они никого не впускали.

Менцис пожал плечами:

– Значит, он перелез через стену.

– Благодарю вас, мистер Менцис.

Флавия встала и проводила реставратора до двери, не дожидаясь, пока он вновь заведет разговор о статье и журналистах.

– Весьма вероятно, что в ближайшее время мне понадобится еще раз встретиться с вами, – предупредила она. – Тогда я загляну к вам в монастырь.

Менцис покорно, без слов, покинул кабинет. Флавия тяжело вздохнула, покачала головой и посмотрела на часы. Сердце ее упало. Менцис отвлек ее от настоящего дела. Часы показывали без десяти шесть. Сейчас явится миссис Верней. Флавия с удовольствием избежала бы этой встречи.

Она дала Паоло указания забрать Мэри Верней из гостиницы, препроводить к ним в офис и выдержать пару часов в небольшой комнатке на первом этаже, чтобы у той было время раскаяться в своих грехах. Флавия не считала, что картину похитила миссис Верней. Она не знала, в чем та провинилась перед законом на этот раз, однако была стопроцентно уверена, что вина за ней есть. Возможно, посидев в сумрачной душной комнате, она пожелает объясниться. Хотя надежды на это было мало.

Несмотря на то что в душе Мэри Верней была близка к панике, внешне она оставалась абсолютно спокойной. Ей совершенно не улыбалось попасть в тюрьму; она безумно переживала из-за того, что по милости других людей оказалась в таком положении, но больше всего ее пугала мысль, что, если она не выполнит задание, может пострадать ее внучка. И в настоящий момент она не видела никакой возможности спасти ее. Картину украли, и единственное, что она могла предъявить взамен, – увесистая пачка денег в камере хранения. Флавия пригласила миссис Верней, рассчитывая, что беседа с ней прольет свет на происходящее, и та, как ни странно, питала точно такие же надежды.

Мэри с покорностью заключенного молчала, ожидая, когда Флавия начнет допрос.

– Должна вам сказать, вы нажили себе серьезные неприятности.

– В самом деле? Каким образом?

– Давайте посмотрим. Вчера утром в Авентино из монастыря Сан-Джованни украли картину. Вы знаете этот монастырь?

Слишком простая ловушка, чтобы в нее попасться. Легкая улыбка на лице Мэри говорила о том, что подобное предположение кажется ей почти оскорбительным.