Кража Казанской - Евгений Евгеньевич Сухов

А ведь российские войска имели численное превосходство… Наши источники в японской армии утверждают, что такая тактика отступления русских войск была неожиданностью и для самих японцев, зачастую они без боя занимали огромные оставленные территории.

Заложив руки за спину, государь прошелся по комнате, потом резко развернулся и произнес:

– Это печально. А каково ваше личное мнение?

– Если генерал-адъютант Куропаткин и дальше будет оставаться командующим Маньчжурской армией, то нам не стоит ждать победы над японцами… Его командование может обернуться большими потерями в нашей армии.

– Возможно, что вы правы. Это все, что вы хотели мне сказать?

– Нет, не все, государь.

– Выкладывайте, что у вас там еще накопилось. Я должен знать все! – потребовал Николай II. – Мы обсуждаем судьбу нашего Отечества, а потому отставьте все ваши стеснения в сторону.

– Слушаюсь, государь! У нас очень скверно обстоят дела в разведке. Нет ни одного агента, который мог бы передавать нам сведения прямиком из японских штабов. Всю информацию о противнике мы получаем от военных агентов из Кореи или Китая. Часто это малограмотные люди, которые не могут увидеть главного, – взволнованно заговорил Сахаров. – Информация поступает в Маньчжурскую армию не напрямую, а через разведотделение штаба царского наместника на Дальнем Востоке генерал-адъютанта Алексеева[40]. Часто такая информация поступает с большим опозданием. Случается и так, что одни сведения противоречат другим, это приводит к неразберихе в армейских подразделениях. Все это усугубляется взаимной неприязнью между генералом Куропаткиным и адмиралом Алексеевым. Что, в свою очередь, сказывается и на настроении офицерского корпуса, и на самой работе русской военной разведки.

Государь неодобрительно покачал головой.

– Вижу, что ситуация и в самом деле не из легких. Я приму должные меры.

Генерал-адъютант Евгений Иванович Алексеев являлся главнокомандующим сухопутными и морскими силами в Тихом океане, а еще он был назначен наместником Императорского Величества на Дальнем Востоке, что накладывало на него большие обязательства.

В семье Романовых не без основания считали его внебрачным сыном Александра Второго, и с возрастом сходство только усиливалось. Адмирал Алексеев вполне мог быть его дядей. Беседуя с ним, Николай Второй не мог отделаться от мысли, что Евгений Иванович невероятнейшим образом походит на деда: унаследовал его могучую фигуру, волевое лицо, а манера держаться и разговаривать только доводили сходство до невероятного. Даже поворот головы, – со значением и величаво, – напоминали Николаю Александровичу деда и указывали на ближайшее родство.

Между ними были и существенные различия: Александр II неравнодушен к женскому полу, а Евгений Иванович, напротив, пребывал в холостяках, не собираясь и в будущем связывать себя узами брака.

– Благодарю за ваш подробный доклад. Что ж, будем принимать необходимые меры. По-другому уже невозможно. Можете идти, Виктор Викторович.

После ухода военного министра в кабинет государя вошел флигель-адъютант и доложил:

– Ваше Императорское Величество, в приемной вас дожидается казанский губернатор Полторацкий. – Отметив на лице Николая Александровича едва заметное неудовольствие, поспешно добавил: – Он сказал, что ему назначено.

– Да, это так… Пусть заходит, – разрешил государь.

В действительности государь ожидал Полторацкого на следующей неделе. Суббота – не самое подходящее время для визитов: большую часть этого дня Николай Александрович по обыкновению посвящал семье. Видно, барон Фредерикс нашел подходящие слова, что заставили губернатора немедленно выехать в Петергоф. Похвальное рвение.

Казанский губернатор Петр Алексеевич Полторацкий входил в когорту наиболее зрелых и влиятельных чиновников высочайшего ранга. Родился он в семье тверского губернского предводителя дворянства. Воспитывался в Пажеском корпусе. Свое первое серьезное назначение – на должность новгородского вице-губернатора, – он получил еще при императоре Александре II. Отслужив восемь лет, Полторацкий был определен на должность архангельского губернатора Александром III, едва вступившим в должность после злодейского убийства его отца, Царя-Освободителя[41]. На этом посту Петр Полторацкий пребывал недолго, менее чем через год он получил более значимое направление – на должность уфимского губернатора. Еще через шесть лет, – после серьезного разговора государя с Полторацким, – он был поставлен казанским губернатором. Назначение было весьма взвешенным: Казань во все времена считалась трудным местом работы, и, находясь на границе европейской части России и азиатской, – всегда важным. Санкт-Петербург уделял этому городу особое внимание. Карьера Петра Полторацкого развивалась стремительно, с полным правом его можно было назвать баловнем судьбы.

Пошел уже пятнадцатый год, как Петр Алексеевич губернаторствовал в Казанском крае. В его работе присутствовало немало просчетов, но больше было успехов, что удавалось далеко не каждому. Полторацкий был первым в России, кто инициировал пригородные телефонные линии, построив в уездных городах станции (немногим позже они появились в Первопрестольной). Именно при нем пришел из Зеленого Дола в Казань первый пассажирский поезд, состоявший из четырех неказистых вагончиков.

Государь Николай Александрович к назначениям своего батюшки Александра Третьего относился очень аккуратно, а потому губернаторов с вверенных им постов не перемещал. С Петром Полторацким государь встречался дважды в год, и всякий раз тот производил на молодого царя благоприятное впечатление: порученный ему регион губернатор знал досконально, успешно находил взаимопонимание с местными татарскими элитами, привечал купцов-староверов, пользовавшихся в губернии немалым влиянием. И, надо отдать должное, сделал немало для процветания Казанской губернии, и по некоторым показателям она опережала даже Первопрестольную.

В этот раз разговор предстоял сложный и весьма обстоятельный.

Петр Алексеевич прошел в кабинет царя, слегка наклонив голову. По пасмурневшему лицу самодержца было заметно, что настроение у него неважное, – а о чем пойдет разговор, казанский губернатор догадывался. Государь потребует рассказать о похищении чудотворных икон. Следует подобрать подходящие слова, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию и заверить, что казанский уголовный сыск делает все возможное для поиска преступников и возвращения святынь в лоно Церкви.

О трудности предстоящего разговора свидетельствовали даже многочисленные казусы губернаторской поездки. Первый из них: он едва не опоздал на свой поезд. В дороге были две незапланированные остановки, последняя из которых затянулась. Уже подъезжая к Москве, поезд чуть не потерпел крушение: впереди лопнул рельс и движение поездов надолго застопорилось. Уже в самом Петергофе губернатора остановил казачий дозор и потребовал предъявить удостоверение личности. Петр Алексеевич хотел было возмутиться, но, поломав характер, дружелюбно представился и предоставил для изучения документы. Этого оказалось мало, и старший патруля, вернув документы, распорядился ему направиться к сотрудникам Регистрационного бюро для подтверждения личности.

Разговаривать пришлось с полковником Спиридовичем[42], шапочным знакомым Петра Полторацкого. Но даже после подтверждения собственной личности Петр Алексеевич не был полностью уверен, что встреча с самодержцем все-таки состоится. Все это время, в ожидании аудиенции, у него не проходило ощущение, что за ним пристально наблюдают.

Порог государева кабинета губернатор перешагнул, заметно робея, чего ранее с ним не случалось. Уже третьему царю служил, повидал немало, никогда не конфузился, а тут как мальчишка