Виталий Гладкий - Золотой капкан

Наконец один из них что-то сказал, указывая на тощего. Его подхватили под руки и поволокли к закрепленной на высоких окоренных столбах перекладине, предназначенной для разделки оленьих туш. Только теперь Петухов заметил веревку с петлей на конце, свисавшую с перекладины, и ящик под ней.

«Самосуд!» – обожгла мысль. И комиссар, не задумываясь, начал прокладывать себе дорогу туда, где с поросячьим визгом извивался в руках дюжих мужиков тощий. За Петуховым поспешили и матросы.

– Стойте! Что вы делаете?! – закричал Петухов. Толпа глухо заволновалась, заворчала, смыкаясь за спиной комиссара.

Один из бородачей, седоволосый и кряжистый, как столетний дуб, подошел к Петухову.

– Чего кричишь? Ты кто? – спросил он. И внимательным, настороженным взглядом окинув ощетинившихся матросов.

– Я большевик, комиссар. Что это за человек, и кто вам дал право устраивать самосуд?

– Это гад ползучий, гнида, а не человек. Зовут его Делибаш. А вот убил он действительно человека. Такого человека…

Петухов с удивлением заметил, что у бородача подозрительно заблестели глаза.

– Все равно его нужно судить по закону, – сказал твердо Петухов.

– Комиссар, у нас тут свои законы, – жестко ответил ему седоголовый бородач. И нахмурился. Его синие глаза вдруг потемнели, словно на них упала тень.

– Мы его осудили по справедливости и единогласно, – продолжил он, указав рукой на стоявших позади него старателей. – Всем миром осудили.

– Поймите, это самосуд. Я не могу позволить такое самоуправство, – твердо сказал Петухов, глядя прямо в глаза седоголовому.

– А мы и не будем спрашивать твоего позволения, комиссар, – хмуро улыбнулся тот. – Начинай! – крикнул он, оборачиваясь.

– Остановитесь! Я вам приказываю! – Петухов выхватил наган, матросы защелкали затворами винтовок.

– Вон ты какой… – неодобрительно, с удивлением воззрился на него бородач. – Я же тебе говорил, у нас тут свои законы. И комиссаров разных мастей до тебя было уйма. Где они теперь? То-то… Или пожалел эту тлю поганую? Не лезь на рожон, комиссар. Не понятно? Эй! – поднял вдруг он руку.

Петухов не успел глазом моргнуть, как очутился вместе с матросами в плотном кольце карабинов и ружей всевозможных марок и калибров.

– Не доводи до греха, комиссар… Седоголовый бородач мягко положил свою широченную, заскорузлую ладонь на руку Петухова, в которой тот держал оружие.

– Собаке собачья смерть, – сказал он и сплюнул.

Вскоре все было кончено. Злость на свою беспомощность кипела в груди Петухова. Он боялся посмотреть в глаза матросам, сгрудившимся позади него с теми же чувствами, что обуревали и их командира.

Подошел седоголовый бородач.

– Пойдем… – коротко бросил он.

Толпа расступилась, и Петухов направился вслед за ним к дому с резным крыльцом, над которым уныло повис при полном безветрии флаг – до такой степени выцветшая тряпка, что не представлялось возможным определить, при какой власти его туда водрузили.

Внутри дома их встретил невысокий худощавый старик с бородкой клинышком и в старомодном пенсне, одетый в белый халат не первой свежести.

– Бандурин, фельдшер, – представился он Петухову и пропустил его в неожиданно светлую и просторную комнату. – Прошу-с…

На узкой кровати, застеленной белоснежной накрахмаленной простыней, лежал человек могучего телосложения. Кто-то успел сложить ему руки на груди; тонкая зажженная свеча была воткнута между пальцев, и запах плавленого воска наполнял комнату.

Петухов подошел поближе и не поверил своим глазам. Не может быть! И неожиданно для окружающих опустился на колени у изголовья покойника.

– Владимир, Володя… Вот как довелось встретиться… – шептал он, глядя на строго очерченный профиль своего друга, товарища по побегу с каторги, графа Воронцова-Вельяминова. – Вот как…

В угрюмой задумчивости стояли бородатые простоволосые старатели, безмолвно прощаясь со своим товарищем…

– …Понимаете какое дело, гражданин-товарищ… э-э… комиссар… Фельдшер Бандурин мялся, подыскивая нужные слова.

– Вы, как я разумею, были… э-э… знакомы…

– Это был мой друг, – ответил, не колеблясь, Петухов.

– Тем лучше, тем лучше! – чему-то обрадовался фельдшер. – Умирая, он просил разыскать его сына. И передать ему вот это… Он протянул Петухову портмоне и часы фирмы «Пауль Бурэ».

– Там внутри… э-э… адресок. И записка. Вот только дописать ее он не успел…

Петухов молча кивнул, сунул портмоне и часы в карман, и тяжелой поступью, низко склонив голову, пошел к выходу.

Глава 20

Калинка, длинноногая накрашенная девица двадцати лет, кокетливо, с вызовом, смотрела на Володина. В ее больших серых глазах можно было утонуть. Несмотря на обилие краски и разгульную жизнь, ее лицо еще не утратило свежести, присущей девушкам ее возраста. Она была очень даже симпатичной, о чем с непонятной досадой подумал Савин.

И невольно сравнил Калинку с Наташкой. Сравнение оказалось не в пользу его пассии, и капитан почему-то расстроился. Взяли Калинку вечером, в ресторане «Арагви», чем вызвали явное недовольство жгучего брюнета не первой молодости с солидным брюшком, заказавшего своей «возлюбленной» поистине царский ужин с черной икрой, лангустами и прочими деликатесами. Разбушевавшегося гражданина кавказской национальности с трудом привели в чувство только в отделении милиции. Но, принимая во внимание южный темперамент, разбитые надежды и энную сумму зря потраченных денег, его в конце концов отпустили с миром – дожевывать холодные шашлыки и допивать французское шампанское. Тем более, что в противозаконных деяниях, по данным угрозыска, он участия не принимал.

Допрос шел ни шатко, ни валко благодаря стараниям невозмутимой Калинки. Она вела себя так, словно ужин из «Арагви» был перенесен в МУР. И в который раз Савин позавидовал коллеге, его умению найти правильный, выверенный до мелочей тон в таком весьма сложном и важном деле, как допрос.

– Ну, Панкратова, тебе бы на сцену, в Большой театр. – Володин был вежлив и галантен. – Такие таланты пропадают…

– Ой, не говорите. А вы знаете, я пыталась поступить. В театральное училище.

Калинка приняла эффектную позу.

– И за чем вышла остановка? – спросил, посмеиваясь, Володин.

– За малым – не сообразила подыскать хорошего репетитора. Желательно кого-нибудь из приемной комиссии.

– Не может быть!

– Еще как может… Молодая была, глупенькая.

Калинка стрельнула глазами в сторону Савина и как бы нечаянно поддернула свою и так короткую юбку еще выше. Капитан несколько смущенно перевел взгляд на окно. Несмотря на то, что Калинка не могла похвалиться упитанностью, коленки у нее были вполне аппетитные.

– Нужно было еще раз попытаться, – сказал Володин.

– Я пыталась и второй раз.

– Ну и как? Нашла репетитора?

– Естественно.

– Так в чем тогда дело?

Калинка сладко зажмурилась и не ответила, а проворковала:

– Все очень просто – проспала экзамен.

– И репетитор не помог?

– К сожалению, нет. Потому как тоже проспал. Он оказался таким проказником… – Калинка хихикнула. – Так что в тот день приемная комиссия без него работала.

– Сочувствую, Панкратова. Ну, ничего, не все еще потеряно.

– Я тоже так думаю. Разрешите, я закурю.

– Конечно… Пожалуйста, зажигалка.

– Спасибо.

– А скажи, Панкратова, когда ты в последний раз видела Пикулина?

– Карамбу? Калинка глубокомысленно наморщила лоб.

– Давно… – ответила она после недолгого раздумья. – Месяца два назад. А что, он влип?

– Да как тебе сказать… В общем, да.

– Такой миленький… – печально вздохнула Калинка и, грациозно выгнув спину, потянулась к пепельнице. – Жаль…

– Не очень, – ответил ей в тон Володин.

– Это по вашему мнению, – лукаво улыбнулась Калинка и снова томно посмотрела на Савина.

– Возможно… Кстати, вспоминал он и о тебе.

– Да ну? Вот что значит настоящий мужчина – не забыл…

– Еще бы. Когда даришь девушке такой подарок, как норковая импортная шуба…

– Ох, Карамба, опять прихвастнул! Дождешься от него подарков… Как бы не так. Купила я у него эту шубу. Не верите? Честное слово!

– Да ладно, аллах с ней, с этой шубой. Верю. Насколько я тебя знаю, ты честная девушка, Панкратова, и тебе на слово можно верить.

– Конечно, – гордо выпрямила спину Калинка. – Милицию я никогда не обманывала. Мужчин – да, но они такие наивные…

Она опять стрельнула глазами в сторону Савина, который делал вид, что его совсем не интересуют Калинкины «прелести».

– Ну, а тот самый адресок на Лосиноостровской ты ему подкинула? – спросил Володин.

– И это Карамба выложил? Вот трепло… Ну да, я. А что здесь такого?