Енё Рейто - Карантин в Гранд-отеле

М — да… Вот что делает с человеком необходимость. Он сунул ключ в карман и отправился на охоту за бритвой. Он свернул в слабо освещенный боковой коридор… Чуть дальше отворилась дверь, мужчина в сером костюме вышел из номера, запер дверь, сунул ключ в карман и направился к лестнице, ведущей в холл или ресторан. Вперед!

Ключ легко повернулся в замке, и Феликс вошел в комнату. Искать долго не пришлось, на стекле туалетного сто лика лежал полный набор: бритва, ремень для правки, крем и квасцы.

Он быстро засунул в карман бритву и крем. Все первого сорта. Отличное лезвие, на отделанной перламутром рукоятке золотыми буквами выбито: «Сидни Крик». Захватив ещё мыло и полотенце, он поспешил наружу.

Ну, а топерь. Какая из комнат пустует? Бельэтаж наверняка переполнен. Он начал подниматься по винтовой лестнице наверх.

Постой-ка!…

Перед дверцей кухонного лифта, удобно прислонившись к стене, сидел один из слуг.

— Ну, поехали! — крикнул он в окошко лифта. — Долго там еще?

— Послушай, незачем так орать. — В коридоре появился управляющий Вольфганг.

— Прошу прощения, но клиенты начинают нервничать.

— Все равно кричать не следует. Что там с ковром?

— Вышла небольшая путаница… Я его положил в коридоре, чтобы потом отнести на склад… А он исчез…

— Каким это еще образом?

— Мартин сказал, что по ошибке отнес его в номер господина Брунса. Только там его тоже не видно…

— Улетел, значит… Его разыскивает полиция… Куда он мог деваться из комнаты Брунса?! — вышел из себя управляющий.

— Может, он там и есть в каком-нибудь из ящиков. Господин Брунс не любит ковров и мог засунуть его куда-нибудь…

— Почему же ты не поискал его?

— Потому что… он ведь разрешил нам убирать комнату только в его присутствии, а к ящикам никто из нас и прикасаться не смеет. Ужасный грубиян.

— Улаживайте сами!… Если завтра ковра не будет, пожалеете… Ясно?

— Да .

Загудев, появился маленький лифт с подносами, на которых стояли заказанные блюда. Забрав их, слуга отправил лифт назад.

— Кроме того, в сто втором надо убрать белье с постели. Чтоб завтра его там не было! И приведите в порядок стену: она там совсем обрушивается.

Рассерженный управляющий отправился дальше. Ушел я слуга с подносами. Феликс сразу же покинул свое укрытие на винтовой лестнице. С комнатой все уладилось! Сто второй номер наверняка пуст, раз там начала обрушиваться стенка. В это мгновенье появился лифт со вторыми блюдами. На тарелке лежала чудесная половинка жареного цыпленка. Феликс, недолго думая, сунул ее в карман и поспешил в сто второй номер.

Глава 34

Пустой номер был полон запаха заплесневевшей от сырости штукатурки. Феликс быстро прошел в ванную и повернул кран. Полилась теплая вода. Однако даже чудесное ощущение, что сейчас он будет купаться, не прогнало горьковатый привкус во рту и чувство недомогания… Что-то с ним неладно. Даже цыпленок не доставил удовольствия, хотя он давно уже не ел. Добрую половину Феликс выкинул за окно. Потом выложил все из карманов на стул. Ключ, мыло и бритву с надписью «Сидни Крик». Выкупавшись, он, не вылезая из ванны, поставил перед собой зеркало и начал бриться. Как раз когда он покончил с одной щекой, раздался скрип поворачиваемого в замке ключа… Кто-то идет!… Феликс, не выпуская из рук мыло и крем, бесшумно скользнул к окну. Ключ со стула он захватил, но одежда была далеко, на тремпеле у двери…

— Вот так!… Давайте сюда ковер, этот номер все равно пустует, — послышался голос Вольфганга. — И не надо болтать о нем, пока его как следует не почистят.

— А чем это его так испоганили?

— Опрокинули бутылку наливки. А тебе должно быть стыдно. Всего и надо было прямо спросить у Брунса. Он сразу сказал, что сунул ковер в комод…

У Феликса стало легче на душе. В ванную они не зайдут,

— А вообще-то лучше положить его в ванной. Гоп!

У Феликса времени хватило только на то, чтобы молниеносно выскользнуть в окно и, вцепившись в пожарную лестницу, прижаться совершенно голому к стене на высоте третьего этажа. Хорошо еще, что окно выходило в глухой внутренний дворик.

— Неслыханная наглость! — послышался голос Вольфганга. — Какой-то сукин сын забрался сюда, чтобы переодеться!… И выкупаться к тому же!… Заберите это тряпье в канцелярию! Если я узнаю, какой подлец это сделал, я ему это так не спущу! Банда какая-то! Ну, пошли! Пошли!

…Они унесли его одежду. Он стоял в комнате с выбритым до половины лицом, бритвой и ключом в руках, но без одежды.

Он завернул ключ, бритву и мыло в полотенце и привязал узелок к руке. После этого он снова выбрался на лестницу.

Снова начиналась волнующая охота за одеждой.

В полной темноте вовсю хлестал дождь. Одно утешение, что, будь он одет, все равно сразу же промок бы до нитки. Темных окон виднелось всего-навсего три. Первое, справа от него, было тоже окном ванной. Он влез в него.

Плохо. Сквозь неплотно прикрытую дверь пробивался свет и слышались голоса.

Вдова! Он сразу узнал глубокий голос синьоры Релли.

— …У меня в жизни было не так уж много радости, но временами я была счастлива и поэтому мне не больно думать, что я старею…

— Он был добрым человеком? — спросил грубоватый мужской голос.

— Думаю, что да… Отчасти поэтому у меня сейчас и нелегко на душе. Я хотела попросить совета у вашего коллеги, но, странное дело, после двух коротких встреч он больше не попадался мне на глаза.

— Я не знал, что здесь, кроме меня, живет еще кто-то из миссионеров.

— А он даже из того же самого ордена, что и вы: такие же самые пуговицы, такая же бархатная куртка с серым пятном.

— Очень странно…Серое пятно просто-напросто выела на бархате моль…

— Любопытно…

— Гм… Я потом поищу этого странного коллегу… Одним словом, что же беспокоит синьору?

— Очень неприятное дело, и я скорее прошу у вас совета, чем утешения, потому что я, видите ли, обманула полицию. Я сказала, что не знаю Артура Коклина, а я ведь часто встречала его в Сингапуре.

— Почему же вы умолчали об этом?

— Потому что… я знала, что они расспрашивают меня из-за его жены… Она живет здесь в «Гранд-отеле» под чужим именем… а ее муж считает, что она гостит у меня… Ужасно, но у меня такой романтический характер… Эта женщина влюбилась в одного молодого человека… и они хотели бежать… Еще в Сингапуре она попросила меня написать мужу письмо о том, что я приглашаю ее погостить несколько дней у меня. Тогда ей несложно будет уехать… Я написала…

— Вы поступили дурно…

— Я — итальянка… Речь шла о любви, о романтике, о несчастной женщине… Потом я пожалела о сделанном, потому что здесь же оказалась и другая женщина… которая тоже любила этого молодого человека — уже много лет… и пошла ради него на большую жертву… эта женщина тоже была артисткой и танцевала вместе с этим молодым человеком, а потом вышла замуж за старого, безобразного редактора газеты только для того, чтобы у Додди было много-много денег. Речь идет о миссис Вилльерс, той самой, которая исчезла… Перед этим она была у меня, плакала, падала в обморок. Тот молодой человек еще в Сингапуре бросил ее ради другой, и у нее не осталось ничего, кроме старого, нелюбимого мужа и… Она сказала, что напишет мужу той другой, потому что она не может без Додди…

— Грешники, заслуживающие адского огня…

— Si, si… теперь и я это понимаю… но в Сингапуре я все это видела в романтическом свете. И миссис Вилльерс все равно бежала бы так или иначе… Я не сказала полиции то, что я знаю… потому что эта грешная женщина живет здесь под псевдонимом, сказала, что ее фамилия Гулд. Она хочет убежать с этим молодым человеком, а ведь у нее такой чудесный малыш… Вот это я и хотела вам рассказать и попросить помочь советом: как я должна поступить?…

Феликс, позабыв о своем собственном положении, тихонько стоял в темной ванной, откуда было слышно каждое слово.

Советы миссионера не интересовали молодого человека, и он вновь выбрался на пожарную лестницу, чтобы продолжить отчаянную охоту за одеждой. Еще одно темное окошко ванной. Он, крадучись, пробрался к нему… Прислушался… Спрыгнул в комнату и испуганно застыл на холодных плитках паркета…

Комната была отделена от маленького салона одной лишь портьерой. В салоне кто-то как раз включил граммофон…

Miss Otis regrets she is

Inable to lunch to day

— Выключи ты эту проклятую музыку, — сказала белокурая, полная женщина в вечернем платье.

В этом номере жил фабрикант мороженого Хиллер со своею женой. Один из некоронованных королей Америки.

— Не указывай, что мне делать, Мей… — ответил он, продолжая повязывать галстук.

— Постыдился бы лучше! Что обо мне будет думать прислуга! Ты же флиртуешь с горничной. А еще американский миллиардер!

Хиллер, насвистывая, надел смокинг и поправил узел галстука. Его жена сорвала с головы украшенную алмазами заколку ценой в верных десять тысяч и швырнула ее в граммофон.