Лесли Силберт - Интеллидженсер

Тишину ночи разорвал металлический скрип. Трос заело, и ящик, дернувшись, повис неподвижно.

Штурман глотал ртом воздух. На него навалилась тошнота. Но ничего не произошло. Ни громового удара, ни огненной ревущей вспышки.

Механик продолжал орудовать рычагами, и штурман вздохнул с облегчением — ящик, внушавший ему такую паническую гадливость, поплыл прочь от него к носу яхты. Там четыре матроса уже готовились принять его. Наблюдая, как они отцепляют трос, штурман вглядывался в их лица. Очень спокойные. Очевидно, никто не предупредил их о грозном содержимом ящика, подумал он, не зная, пожалеть ли их за такую неосведомленность или позавидовать ей.

Яхта сделала поворот и исчезла в ночи, штурман глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза.

Другие глаза оставались открытыми. Глаза, которые никогда не закрывались. Американский спутник-шпион, направляясь в вышине по своей орбите к Персидскому заливу, зафиксировал в десятках цифровых фотографий перегрузку ящика. Почти мгновенно фотографии были превращены в электронные импульсы и лучом отправлены вверх на спутник связи, паривший в космосе. Несколько секунд спустя спутник связи передал их вниз в ничем не примечательные здания на юго-востоке Вашингтона (округ Колумбия), в комплекс из бетона и кирпича, с окнами односторонней прозрачности и оградой из колючей проволоки, который, как было известно посвященным агентам, принадлежал HACK — Национальному агентству по съемкам и картографии. И именно там, в штаб-квартире отдела HACK по анализу и обработке, электронные импульсы перегрузки ящика присоединились к колоссальной сводке геокосмической информации, полученной за эти сутки, — сводке настолько непомерного объема, что лишь какая-то доля ее будет вообще проанализирована кем-то из тысяч сотрудников отдела.

Понятия не имея о том, что произошло в сотне миль над ним, штурман «Надежды» спустился по кормовому трапу и свернул в свою каюту. Забравшись на койку, он удовлетворенно вздохнул и впервые почти за две недели погрузился в глубокий, ничем не тревожимый сон.

РИМ — 9 ЧАСОВ 12 МИНУТ ВЕЧЕРА

Стоя под секвойей на берегу Тибра, Лука де Толомеи смотрел на мутно-зеленую воду, еле ползущую мимо. Он смаковал сигарету и этот момент.

Ему по мобильнику только что позвонил капитан его яхты.

— Груз благополучно получен, синьор, — сообщил он. — Могу вас заверить, что с ним обходились с величайшей бережностью.

— Отлично, — ответил де Толомеи, выпуская облачко дыма.

— На Капри он прибудет точно по расписанию.

Через южный проход? — сказал де Толомеи, подразумевая грот в обрыве под его домом на Капри. В замкнутых пространствах, не имеющих потайных путей для бегства, он чувствовал себя неуютно и потому распорядился просверлить шахту лифта из своего подвала в грот внизу.

— Да, синьор, само собой, — сказал капитан.

— Ну так желаю вам провести вечер приятно.

— И вам приятного вечера, синьор.

О, он будет приятным. Без всяких сомнений!

НЬЮ-ЙОРК — 3 ЧАСА 15 МИНУТ ПОПОЛУДНИ

У себя в кухне Кейт бросала в рот крепкие сизые виноградины, ожидая, когда засвистит чайник. Она выдавила немножко меду из пластикового наполненного медом медведя в свою любимую большую кружку и бросила туда пакетик «Эрл Грея».

За несколько минут перед тем она с восторгом нашла два первых шпионских отчета, написанных Робертом Поули, самым прославленным из агентов-провокаторов в секретной службе Елизаветы.

Кейт в аспирантуре прочитала о нем все, что сумела найти, но исторические сведения оказались крайне скудными. Слишком многое об этом интригующем шпионе оставалось покрытым мраком неизвестности, а вот теперь она расшифровывала его донесения, сотни лет остававшиеся скрытыми! Ощущение было нереальным.

Размешивая в чае соевое молоко, она услышала звонок в дверь. Взяв пульт дистанционного управления, она включила телевизор в гостиной. Вместо дневной «мыльной оперы» на экране появился рассыльный, стоящий в вестибюле ее дома. Без ведома ее домохозяина Макс как-то днем поколдовал с электропроводкой, дав возможность Кейт пиратски пользоваться камерой слежения.

Грузный рассыльный был облачен в тугую майку и такие же тугие шорты. Скрыть оружие под такой одеждой невозможно, решила Кейт и включила переговорное устройство.

— А, мисс К.! — отозвался швейцар. — Цветы прибыли. Послать их наверх?

— Да, конечно. Спасибо.

После того, как Кейт расписалась на квитанции и вручила ему чаевые, рассыльный подал ей цилиндрическую стеклянную вазу с букетом душистых касабланкских лилий.

— И по какому случаю?

— Не знаю, — ответила она с ощущением, будто стремительно пролетела в лифте несколько этажей вниз. — Но спасибо. Чудесные цветы.

Заперев за ним дверь, Кейт направилась назад в кухню и на ходу вынула из букета карточку.

И до кухни не дошла.

Замерла в коридорчике, неверящими глазами перечитывая записку на карточке, и даже не услышала звона вазы, разбившейся об пол.

10

…Как дуб Юпитера стою.Все прочие — трава передо мной.Пред именем моим трепещут все,Я ж страха не питаю ни пред кем.

ЛОНДОН — ДЕНЬ, МАЙ 1593

Пока городские констебли обыскивали жилище Кита Марло, а также его бывшего сожителя, Роберт Поули энергичной походкой направлялся к Уайтхоллу для встречи со своим нанимателем, сэром Робертом Сесилем.

Сорокалетний шпион был высоким и ловким, несмотря на распутную жизнь. Густые, коротко подстриженные черные волосы, грубые черты лица и змеиные глаза, которые ничего не упускали и завораживали всех, на кого он устремлял взгляд. Говорили, что он способен принудить человека добровольно отдать свою жену или жизнь. И это было верно.

Поули только-только вернулся из Флюшинга, голландского порта, оккупированного англичанами. Восемь лет тому назад Испания вторглась в Нидерланды, и английские войска помогали протестантским союзникам в их странах изгнать испанцев с голландской земли. Поули доставил письма королевы высокопоставленным чиновникам и командующим войсками, получил их ответы и встретился с местными шпионами, действовавшими на полях сражений и в городах.

Свернув в проулок, он закашлялся от омерзения. Что, Бога ради, это за гнусный смрад? Затем увидел прибитые к некоторым дверям красные кресты. А! Зачумленные дома! Чтобы отвратить заразу, соседи жгли старые башмаки и разбрасывали гнилые луковицы. Дышать тяжелее, но хотя бы какое-то решение беды с перенаселением, подумал Поули. Прижав к носу рукав, он ускорил шаги.

У Чаринг-Кросса справа от него прошла шумная ватага подмастерьев, все одетые в особые синие дублеты. Поули поглядел на них с любопытством. Парни в синем были главными зачинщиками последних уличных беспорядков. Вернувшись из воюющей страны, он поразился, узнав, что за краткий период его отсутствия Лондон успел превратиться в подобие поля брани. Стремительно растущая безработица и нахлынувшие протестантские беженцы из Нидерландов, Франции и Бельгии уже давно вызывали недовольство лондонских тружеников, но вспышки насилия были новым его проявлением. Многих местных уроженцев, а особенно подмастерьев, бесило, что правительство разрешает иммигрантам оседать тут.

Лондон идет ко всем чертям, размышлял Поули. Эта мысль придала пружинистость его походке: хаос всегда способствует ведению дел.

Поули руководил шпионскими операциями Роберта Сесиля в Нидерландах последнюю пару лет. Ему нравилась сопряженная с этим власть, но он скучал о своих былых днях провокатора. В середине восьмидесятых годов, выдавая себя за католика, он стал соучастником нескольких антиправительственных заговоров, прокрадывался на тайные мессы и для укрепления своей личины даже секретно женился на католичке. Когда Уолсингему требовалось начать аресты, Поули убеждал заговорщиков действовать быстро и решительно, одновременно собирая улики против них.

Среди этих юных заговорщиков был Энтони Бабингтон, считавший Поули проверенным другом, даже когда петля палача сдавила ему шею. В знак дружбы Бабингтон сделал Поули подарок — алмаз, в эту минуту покачивавшийся под левым ухом Поули. Сверкающая слезка, непреходящее напоминание о самом эффектном его предательстве.

Поули далеко продвинулся с дней своей юности, когда в Кембридже он подметал комнаты других студентов и стелил им постели. Он захлебывался отвращением, выполняя черную работу, пока богатые модники били баклуши. Зато теперь вдобавок к тому, что никто на его службе не внушал такого страха и восхищения, как он, ему стал доступен образ жизни, о котором он всегда мечтал: новая одежда, обильные обеды и избыток любовниц. Все они, разумеется, были замужними. Он обожал соблазнять чужих жен.