Борис Акунин - Весь цикл «Смерть на брудершафт» в одном томе.

— Только разместитесь ближе к центру, — попросил Алексей подполковника.

— Как прикажете.

Офицер перекинул винтовку через плечо, пошел прочь по траншее. Но Шацкая не тронулась с места.

— Это нечестно! Ты обещал! — прошептала она.

Романов гаркнул:

— Связная, марш за подполковником!

— Ты не понимаешь! Если мы разлучимся…

Лесовский обернулся:

— Связная! Почему застряли? Ко мне!

— Алешенька…

Над траншеей, над седым от росы полем раздалась переливчатая трель свистка.

В мгновение Алексей оказался на бруствере.

— Вперед! В атаку! Ура!

— Ура-а-а! — тоненько откликнулся окоп.

Однако возглавить атаку штабс-капитану не удалось. Далеко не у всех ударниц получилось вылезти из глубокой траншеи. Некоторые соскальзывали вниз. Пришлось выдергивать их за руку.

Предполагалось, что цепь успеет пробежать четверть расстояния, прежде чем немцы спохватятся и откроют огонь. Но женщины, вылезшие первыми, толпились на месте, помогая отставшим. Вместо дружного «ура» поднялся нестройный галдеж.

Ведь рыли на плацу окопы, и вылезали из них, и разворачивались для атаки! Но там все были спокойны, а тут тряслись руки, подгибались колени.

Драгоценная минута была потрачена на то, чтоб просто подняться из окопа. Когда Алексей, вытянув последнюю доброволку, оглянулся на поле, цепь была далеко впереди. Подхватив ножны и придерживая фуражку, штабс-капитан кинулся догонять.

— Ура-а! Ура-а-а!! — зазвучало на поле сначала жиденько, потом громче и громче, но все равно не слишком воинственно, хоть немногочисленные мужчины и старались подбавить в боевой клич басистости.

Слева и справа от поля, где разворачивалась атака, с русской стороны на брустверы выбрались солдаты. Они разлеглись прямо на насыпи. Кто смог, разжился биноклем. Зрелище-то было препотешное.

Сначала бабье колупалось возле окопов, суетясь и размахивая руками. Наконец, кое-как рассыпались в цепь, побежали, виляя бедрами. Кое-где, редко, виднелись офицеры — некоторые пятились спиной вперед, чтоб видеть отставших. Писклявое «ура-а-а» далеко разнеслось по-над рассветным полем.

Заправские ротные остроумцы выкрикивали:

— Быдто комары пищать!

Один вскочил в полный рост, задвигал задом:

— Как они кормой-то, кормой! Умора!

Грянул дружный хохот.

А один фельдфебель с двумя крестами на груди, прислушавшись к чему-то, веско сказал:

— Ну щас он им сыпанет.

И перекрестился.

Алексей не успел еще догнать роту, когда с той стороны затрещали выстрелы. Впереди кто-то закричал, кто-то упал.

Перепрыгнув через лежащую ничком фигуру (рыжий ежик — кажется, Шкловская из второй роты), штабс-капитан закричал:

— Быстрее! Быстрее!

Сейчас подключатся немецкие пулеметы. Есть уговор с командиром полевой батареи: как только в бой вступят пулеметные гнезда, немедленно задавить их беглым огнем. Но это в одну минуту не делается…

— Патронов не тратить! — орал Романов. — Они пригодятся в ближнем бою! Быстрей, быстрей! Проволочные, ножницы готовь!

«Проволочными» назывались ударницы, которым полагалось проделать проходы в «колючке». Из каждого взвода были отобраны четыре девушки, самые проворные и смелые. Они шли в атаку без винтовок.

Вот и пулеметы…

Один зачастил в дальней стороне поля, другой бил прямо по левому флангу. Впопыхах пулеметчик никак не мог взять прицел. Пули то свистели поверху, то вздымали фонтанчики пыли перед цепью. А рядом с гнездом уже вскинулся первый, пристрелочный разрыв.

Оглянувшись, Романов увидел, что подполковник Лесовский с папироской спокойно, как на прогулке, идет на хорошем отдалении. Маленькая фигурка рядом с ним.

Что ж, хоть это в порядке.

Над вражеским окопом взлетели бревна и комья земли. Чудесная батарея полевых трехдюймовок расчехвостила гнездо вторым же залпом!

А «проволочным», что пригнувшись неслись впереди всех, оставалось не больше ста шагов до кольев.

Странно завыло небо.

— Беда! — крикнул Романову командир второго взвода Лычко. — Бомбометы! Девоньки, ложи-и-ись!

Не услышали унтер-офицера «девоньки», оглохшие от пальбы, ужаса и собственного «ура».

— Перелет! Перелет! — завопил Лычко. — Теперя живей вперед, сестренки! Бежи до ихнего окопа, пока снова не жахнул!

Помертвев, Романов остановился. Оглянуться было страшно, но он все-таки обернулся.

Бомбы ударили как раз там, где шли Саша и Лесовский.

Четыре воронки. Около одной — два тела.

— Мммм, — замычал Романов.

Но один из упавших шевельнулся, сел.

Саша! Жива!

Она стряхнула грязь, наклонилась над подполковником.

— Санитары! — заорал Алексей. — Санитары!

Вернуться назад он не мог, не имел права.

А Саша надела фуражку, встала, подобрала карабин и побежала догонять подруг. Слава богу, ее, кажется, даже не ранило. Подполковник, наверное, погиб — иначе бы она его не бросила. Но подполковник — ладно…

— Ура! Вперед!

Не слыша свиста пуль, не обращая внимания на крики раненых, Романов вырвался вперед, к самой «колючке», возле которой деловито щелкали резаки.

— Теперь залечь! Всем залечь!

Сам он не ложился, бежал вдоль цепи и размахивал руками.

Ударницы легли, выставив вперед стволы карабинов. Легла и Саша.

Второй бомбометный залп был точнее.

— А-а-а-а!

— Мама-а-а!

— Ой, больно!

Далеко справа металась над лежащими и точно так же махала руками Бочка. Ее пронзительный голос прорывался через треск выстрелов и грохот разрывов:

— Гото-овсь! Гото-овсь!

С первого момента атаки Мария Бочарова ждала пули. Она была уверена, что ее убьет или ранит одну из первых. Она была невезучая. Два раза в жизни ходила в штыковую, и оба раза пробежала по полю недолго.

Как это происходит, Бочарова знала. Стукнет, будто железной палкой, и поначалу не больно даже, будто все тело занемело. Потом откуда ни возьмись прямо перед носом трава. Дальше, если повезет, провалишься. А не повезет — заорешь благим матом. Ей с первым ранением повезло, со вторым — нет.

Но секунды шли, Бочарова бежала перед цепью, а ничего. От этого Марии делалось всё радостней. Каждая лишняя секунда была вроде дорогого подарка. Может, свезет до самых германских окопов добечь и своими глазами увидеть, как немцы драпают?

— Вперед, девоньки! Подымайсь! — закричала она. Перерезанная проволока полопалась, обвисла на кольях.

— Быстрей вперед, быстрей!

Мария вдруг испугалась, что девочки не поднимутся. Трудно это — от земли оторваться, когда пули свистят, и многих уже положило, а ты еще живая, целая, и хочется вжаться поглубже в землю.

Но вскочила Голицына, всегда и во всем первая. Стряхнула, чистюля, пыль с колен. За нею стали подниматься другие.

— Ура-а! Ура-а! — махала револьвером Бочарова, стоя лицом к девчатам и спиною к немцу.

Ах! Упала Голицына. Всплеснула рукой, карабин выронила и повалилась. И рядом на землю швырнуло еще двух — одной и той же пулеметной очередью. Но это батальон остановить уже не могло.

— Ура! Ура-а! — прокатилось над полем. Обрадовалась Мария, развернулась к «колючке».

Здесь-то ее железным ломом и вдарило, даже не поймешь куда. А только онемело всё тело, и прямо перед носом оказался ковыль, и по стеблю полз черный, блестящий жук.

Повезло Марии, потеряла она сознание, не заорав, не успев ощутить боли.

Генерал Бжозовский увидел, как падает командир батальона, и понял, что сейчас главное — не допустить паники.

— Слушай мою команду! — крикнул он зычно, как в давние времена, когда был молодым капитаном и командовал ротой. — Беглый огонь на ходу! Вперед! Не останавливаться!

Удержал двух доброволок, схватил за руки, велел подобрать Бочарову и нести в тыл.

Побежал вперед, образцово прикладываясь к винтовке и посылая выстрел за выстрелом в сторону вражеской траншеи.

Пуля попала генералу в плечо, развернула его боком.

Верный адъютант, ни на шаг не отстававший от Иеронима Казимировича, закричал громче, чем раненый. Подхватил начальника под мышки.

— Санитары! Санитары!

— Беглый огонь по окопам! — сипло взывал Романов. — На ходу! На ходу!

Сейчас, с малой дистанции, нужно было как можно плотнее бить по окопам. Туда уже летели гранаты, вскидывалась земля. Если над головами у немногочисленных защитников густо зазвенят пули, дрогнут ландверовцы, отойдут.

— Офицеры! Унтер-офицеры! Выдвинуться!

Если не избежать рукопашной, нужно попасть в траншею раньше женщин.

Рядом, в пяти шагах, кто-то звонко, самозабвенно крикнул: «Ура-а-а!»