Запретная связь - Геннадий Геннадьевич Сорокин

переделали в четырехместную комнату. Изместьевой досталась вторая половина бывшего фойе с двустворчатым окном. Ее комната была длиной и узкой. Справа от входа в стену был вмонтирован одежный шкаф, напротив него — умывальник с раковиной. Кровать хозяйки стояла у окна слева, со стороны неповрежденной рамы. Детская кроватка была между умывальником и кроватью матери. Рядом с ней стояли коробка с игрушками и ночной горшок. Справа был обеденный стол, на котором виднелись остатки пиршества: полная окурков пепельница, пустая бутылка из-под водки, три стопки, сковородка на подставке, два кусочка хлеба, обглоданная до костей селедка. Еще одна пустая бутылка стояла под столом. Между ним и окном был детский стульчик, придвинутый вплотную к стене. Хозяйка комнаты Изместьева спала в халате на кровати поверх покрывала. Она была мертвецки пьяна, похрапывала, на вторжение в жилище посторонних людей не отреагировала. Волосы Изместьевой были накручены на резиновые бигуди. Абрамов хотел разбудить женщину, но начальник остановил его: «Успеем!»

Агафонов подошел к окну. Наружная рама была без стекла. Плотник общежития аккуратно вынул из нее осколки разбитого пулей стекла, штапики[2] поставил на место. Внутренняя створка окна была распахнута настежь внутрь комнаты. Агафонов внимательно осмотрел наружную раму. Посреди нее в штапике торчал гвоздик, за который зацепился крохотный кусочек материи.

— У пацана одежда не порвана? — спросил он Абрамова.

— Не знаю. Не смотрел, — растерянно ответил Иван.

— Ты, Ваня, когда научишься не пропускать чужую боль через сердце? Когда я приехал, ты был бледным как смерть. Если ты до сих пор с содроганием смотришь на трупы, то или смени работу, или почаще езди в морг на вскрытие. У сотрудника уголовного розыска должно быть каменное сердце, нечувствительное к чужой боли, иначе он сойдет с ума или начнет делать непоправимые ошибки. Около шкафа стоит столик, над ним — зеркало. Посмотри, у этой «красавицы» на полочке нет пинцета, которым выщипывают брови?

Абрамов посмотрел на Изместьеву. Брови у нее были аккуратно подправлены со всех сторон.

«Серега — профессионал! — с восхищением подумал Абрамов. — Он только раз взглянул на Изместьеву и уже отметил, что у нее брови выщипанные, как у модницы шестидесятых годов».

Иван посмотрел на полочку с косметическими принадлежностями. Между помадой и коробочкой с тушью лежал никелированный медицинский пинцет.

«Какая бы Изместьева страшненькая ни была, а косметикой пользовалась, — отметил Абрамов. — Неужели она не понимала, что никакая тушь ее симпатичнее не сделает?»

Агафонов достал из внутреннего кармана пиджака блокнот, раскрыл посредине. Пинцетом захватил кусочек материи, снял с гвоздика и поместил в блокнот. Потом он самым тщательным образом осмотрел всю наружную раму и нашел небольшую нитку, зацепившуюся за треснутый штапик. Нитка также была помещена в блокнот.

Дверь в комнату открылась, и вошла завхоз Девичьего домика Осипова.

— Что здесь происходит? — разгневанно спросила она. — Почему вы шаритесь по комнате, когда хозяйка спит?

— Это завхоз Осипова, — пояснил Абрамов.

Агафонов, не поворачиваясь к женщине, спросил:

— Кто стекло из рамы убирал?

— Чего? — с вызовом спросила Осипова.

Агафонов повернулся, слегка прищурившись, посмотрел в глаза завхозу.

— Я что-то непонятное спросил? — сказал он. — Кто штапики из рамы вытаскивал?

У Осиповой словно выдернули внутренний каркас из тела. Она как-то безвольно обмякла, побледнела от испуга. Завхоз по взгляду незнакомого мужчины поняла, что это жесткий человек, который не привык к тому, чтобы ему перечили.

— Плотник рамой занимался, — присмиревшим голосом ответила она.

— Плотник? — переспросил Агафонов. — Ах, это был плотник! А ты — завхоз? Ты зачем сюда пришла? Меня контролировать? Бегом за плотником! Чтобы через три минуты он был здесь!

Осипова бросилась за дверь с такой проворностью, словно убегала от внезапно материализовавшегося в комнате разъяренного тигра.

По улице пронесся порыв ветра. Из самодельной пепельницы на столе сигаретный пепел взмыл в воздух и осел на столешнице.

— Вот этого-то я и опасался! — сказал Агафонов. — Ветром могло улики сдуть, а так они у меня в сохранности остались.

В комнату вошел перепуганный плотник, немолодой мужчина в чистой одежде. Плотник собирался домой. Осипова успела поймать его буквально на выходе из общежития.

— Что с окном было? — по-дружески спросил мужчину Агафонов.

— Пацаны стреляли из поджиги и попали в верхний угол рамы. Я снял штапики, выбросил осколки стекла и пошел к Осиповой за ключами от склада, где хранится плотницкое имущество: стекла оконные, шпингалеты, замки, дощечки всякие. Осипова мне ключи не дала.

— Почему? — спросил Агафонов завхоза, стоявшую в дверях.

— Изместьева накануне вела себя отвратительнейшим образом, — объяснила Осипова. — Она пьяная мне так нахамила, что я решила ее проучить и оставить без стекла на некоторое время. Потом начался спор между родителями мальчишек, разбивших стекло, и я решила подождать, чем дело закончится.

— Что со штапиками? — спросил Агафонов плотника.

— Я их на времянку насадил. Я-то думал, что спущусь за стеклом и тут же вставлю его. Смысла их прибивать до конца не было.

— Штапик слева треснул. Его не надо было заменить?

— Штапик немного повредился, когда я его ножичком поддел, но в целом-то он еще пригоден, чтобы стекло держать. Со штапиками вот какая история. Никогда не знаешь, лопнет он или нет. Бывает, берешь совершенно целый штапик, и только гвоздик стал вбивать, как он тут же пополам трещиной идет. Если штапик только немного треснул, то его проще на старое место поставить, чем новый прибивать.

— Подойдите сюда! — приказал Агафонов. — Не прикасаясь к окну, подробно расскажите последовательность своих действий.

— Я что-то не так сделал? — расстроился плотник.

— Здесь вопросы задаю я! — не стал пускаться в разъяснения Агафонов. — Начали! Вы вошли в комнату, что дальше?

Плотник решил, что от него требуется наглядно воспроизвести события в комнате Изместьевой.

— Я вошел, говорю хозяйке: «Привет!» С пацаном здороваться не стал, он все равно ничего не понимает. Я подошел к окну, открыл нижний шпингалет внутренней рамы. Потом встал на детский стульчик, с него перебрался на подоконник. Открыл верхний шпингалет. Осмотрел раму. Повреждений на ней не было. Шпингалеты на наружной раме я открывать не стал. Ножом вытащил штапики из рамы, вынул осколки разбитого стекла и выбросил их на улицу. Здесь стекло складывать было негде, да и опасно. Ребеночек у Изместьевой ничего не соображал, мог взять осколок из любопытства и порезаться. Потом я легонько насадил штапики назад и пошел за стеклом.

— Внутренняя рама осталась открытой?

— Конечно. Я же думал скоро вернуться. Зачем ее взад-вперед открывать-закрывать?

— Спуститесь вниз. На вахте найдете нашего сотрудника, дайте ему письменные объяснения… Товарищ Осипова! Я понимаю ваше служебное рвение, но сейчас покиньте помещение. Далеко уходить не надо. Постойте у