Смерть обывателям, или Топорная работа - Игорь Владимирович Москвин

ветра. Солнце грело, а не пекло, и от этого хотелось подставить лицо нежным золотым лучам.

– Так с чем вы к нам, сирым и убогим, пожаловали, Михаил Александрович? – хитро прищурился становой пристав Хлюдзинский. – Столица далеко, а у нас здесь всё течёт, как в старые добрые времена. Мужики кольями помашут из-за заливных лугов, или муж жену вожжами проучит – вот и все наши преступления. – Александр Антонович разлил по рюмкам наливку.

– Хороша, – указал рукой столичный гость, – небось, жена делала?

– Жена, жена, – отвечал собеседник, – вы уж в сторонку не уходите. Говорите прямо, с чем пожаловали?

– Если так, то извольте, – Лунащук отодвинул рюмку.

– Вы не скромничайте, – пристав, в свою очередь, подвинул рюмку обратно.

– В ваших краях жил некий Моисей Андреев. Вот о нём я и хотел поговорить.

– Андреев, Андреев… С такой фамилией у нас людишек много. Вы сказали – Моисей?

– Моисей Андреич, если точнее.

– Моисей Андреевич Андреев, – полуутвердительно произнёс Хлюдзинский.

– Совершенно верно.

– Когда он уехал в столицу, не подскажете?

– Лет сорок назад.

– Сорок? – Александр Антонович откинулся на спинку стула так, что тот протяжно скрипнул. – Ну, тогда я его могу не знать. Я в должности всего двенадцатый годок.

– Можно найти людей или родственников, которые его знали?

– Видимо, – пристав одним глотком осушил рюмку.

– И ещё – в последние полгода не брал ли кто паспорта для поездки в столицу?

– Только зимой, пока работы мало, пока землю пахать не надо, да все возвернулись.

– Все ли?

– Да, все.

– Вы так уверенно говорите.

– Я свой стан как свои пять пальцев знаю, – и Хлюдзинский протянул гостю большую ладонь. – У меня дело поставлено так, что каждый староста, сотский или десятский докладывают обо всем.

– А если что скроют?

– Такого быть не может, они мой нрав знают, – теперь становой пристав протянул Лунащуку сжатый кулак. – Своеволия не допускаю и шататься народу без дела не позволяю.

– Хотелось бы поговорить с теми, кто знал в прежние годы Моисея Андреева. Найдём?

– Где он в моём стане проживал?

– В Бережани.

– Тогда совсем просто. – Улыбка довольства засветилась на лице пристава, и он громко крикнул: – Антошка, иди сюда. Быстро! – последнее слово гаркнул воинским голосом, словно голос должен был пробиться сквозь грохот канонады.

На пороге выросла фигурка щуплого парнишки лет десяти, с вихрастым темным чубом, бледным лицом и веснушками по щекам.

– Звали, папаня?

– Беги к старосте и скажи, что Александр Антоныч срочно требует его по неотложному делу. Мигом мне, и чтоб без задержек. Скажи, что столичный гость его требует. Брысь! – Хлюдзинский повернул лицо к Лунащуку и пояснил: – Младший мой. Смышленый, думаю, далеко пойдёт сорванец.

– Не сомневаюсь, – произнёс Михаил Александрович серьёзным тоном.

Самому старому из обитателей Бабарыкино исполнился девяносто один год. Высохший, сгорбленный, как вопросительный знак, и с лицом, напоминающим обтянутую пергаментной бумагой маску, он улыбался беззубым ртом.

– Я, ваши благородия, с прошлого веку по земле хожу, а вот про Анциферовых в нашем селе не слыхивал. Был у меня знакомец в восемьсот пятидесятом или шестидесятом…

– Ты, старик, ближе к делу, – перебил Василий Афанасьевич словоохотливого старика.

– Не жили Анциферовы у нас.

– Может быть, к кому приезжали?

– Не-а, – ответил старик, – я б наверняка знал, – и махнул сухой, как ветка, рукой.

– Петров Иван, Петров Сидор и Степанов Степан проживают? – спросил Кунцевич.

– А то, и Ванька имеется в наличии, и Стёпка, и Сидор, туточки они.

– Увидеть их в наличии, – Мечислав Николаевич улыбнулся, – имеется возможность?

– А то! – Старик кликнул какую-то девчушку, что-то ей шепнул на ухо, и она мигом исчезла со двора.

Через несколько минут во двор вошли вначале два крестьянина, за ними ещё один. Сняли головные уборы и, переминаясь с ноги на ногу, невпопад поздоровались.

– Здорово, молодцы, – ответил им становой. – Что пригорюнились? Чай, не арестовывать я вас прибыл.

Крестьяне исподлобья взирали на станового пристава и хорошо одетого господина, молчали.

Кунцевич тронул Тяжелова за рукав – мол, не надо, дайте мне с ними побеседовать.

Василий Афанасьевич пожал плечами.

– Молодцы, здесь к вам из самой столицы прибыл чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции господин Кунцевич, – представил становой пристав Мечислава Николаевича.

Крестьяне втянули головы в плечи.

Кунцевич окинул взглядом мужчин.

– Здравствуйте, – приветствовал их он.

– Здравия вам, барин!

– Здравия!

Мечислав Николаевич посмотрел на станового пристава – тот переминался с ноги на ногу и играл желваками.

– Василий Афанасьевич! Не оставите нас на минуту?

– Да я… – начал было местный полицейский начальник.

– Василий Афанасьевич, – тихо, но настойчиво перебил Тяжелова столичный гость, – оставьте нас на несколько минут.

Становой пристав скрипнул зубами и, ничего не сказав, направился на улицу, где ждал экипаж.

Кунцевич с минуту помолчал, пока настороженность не стала улетучиваться сигаретным дымом.

– Я не хочу слышать неправды от вас, братцы. Мне не нужно, чтобы вы скрывали от меня что-то. И я приехал не для того, чтобы изобличать в чем-то вас. Мне хватает преступников в столице. Повторюсь, мне нужна от вас правда.

– Какая? – набрался смелости спросить один из троих, который был повыше остальных и пошире в плечах.

– Зимой вы брали паспорта, чтобы поехать на заработки в город?

– Так, – крестьяне переглянулись.

– В Москву или в Петербург?

– Москва ближе, вот в неё мы и ездили, – за всех ответил тот же человек. Видимо, он у них за старшего, промелькнуло в голове Кунцевича.

– Как у вас украли паспорта?

Все трое потупились.

– Украли?

Троица стояла, как единое целое, набравшее в рот воды.

– Граждане селяне, поверьте, мне гадать времени нет. Не хотел я применять власть, но, видимо, придётся, если вы такие неразговорчивые. Может быть, в холодной посидите, тогда все припомните.

– Украли, – тихо сказал самый большой.

– Стало быть, украли.

– Мы в Москве извозом промышляли, а вот когда теплее на улице стало, так мы домой засобирались. Вот в последний день или в дороге нас и обокрали.

– Кто ещё знает, что вас обокрали?

Крестьяне переглянулись.

– Мы никому не говорили, хотели, но забоялись.

Глава 17

Владимир Гаврилович сидел за рабочим столом и читал:

«Протокол вскрытия трупа девицы Екатерины Степановой по распоряжению следователя Петровского.

Нижеподписавшийся, доктор, статский советник Стеценко, произвёл исследование и вскрытие трупа Катерины Степановой 6 мая сего 1903 года в 1 час пополуночи в морге Мариинской больницы. Тело было опознано хозяином трактира Михаилом Семёновым Висковитовым и племянницей Марфой Степановой, 15 лет.

Женщина, примерно тридцати пяти лет, среднего роста, одетая в кофту, цветную юбку, под которой белая нижняя юбка; поверх вышеуказанных вещей белый фартук, завязанный на спине. Ноги без чулок в лёгких туфлях.

Тёмные