Хамсин - Вячеслав Иванович Катамидзе

class="p1">— Вы же знаете, с чем мы имеем дело, Валид. Скажите, почему вы обратились именно ко мне?

— На то есть две причины, любезный инспектор. Первая: вы раскрыли убийство человека, которого я хорошо знал и любил. Это Надия ас-Сафир.

Инспектор удовлетворенно кивнул. Одно из его предположений оказалось верным.

— Вторая: вы проявили себя в расследовании как честный человек, не останавливающийся перед трудностями, чтобы добраться до истины. И вот мне показалось — из прочитанного о вас, — что Салим ан-Нуман принадлежит к той породе людей, которые, сказав «а», всегда говорят «б».

— Что вы имеете в виду?

— Сейчас поясню. Речь идет об убийстве в аз-Загазике, Вы, правда, не поймали убийцу, но вы определили его. Более того, поняли, что преступление не могло быть совершено в одиночку. Что убийце кто-то в Каире помогал, кто-то показал дом Надии в аз-Загазике. Мне кажется, эти люди тоже должны вас интересовать.

— То, что вы говорите, совершенно очевидно. Вместе с тем я не знаю, что еще, кроме поимки Одду, могло бы помочь найти его сообщников.

— То есть вы хотели бы, чтобы возмездие настигло убийц, но не знаете других путей к этому?

— Послушайте, Валид, кто из нас играет в прятки? Вы говорите, что знали Надию, а значит, и Халеда. Если у вас есть хоть какая-то информация, которая может помочь следствию, даю вам слово: она будет использована наилучшим образом.

— Рад слышать это, — сказал Валид. — Но успех следствия — еще не все. Есть и другая сторона вопроса. На мой взгляд, нужно, чтобы люди во всем мире узнали, что делали или готовятся сделать с нами наши враги.

— Не могу не согласиться с вашими словами. Когда я понял, что убийца не Абдель Карим, мне стало ясно: недостаточно снять обвинение с невиновного человека. Важно раскрыть шайку убийц. Тем более что эти негодяи убили молодую, красивую, умную женщину. Убили только за то, что она собиралась их разоблачить. Конечно, я постарался, чтобы расследование получило большой резонанс.

— А Халед?

— Что ж, он только получил свое.

— Халед мог искупить свою вину, — возразил Валид. — С ним хотели расправиться еще в Ливане — именно потому, что он восстал против Компании. Я это знаю. За несколько часов до отъезда Халеда и Надии в Египет я говорил с ней. Она рассказала мне все. Сначала я был в бешенстве: получалось, что мы три месяца укрывали преступника, иностранного шпиона, и не подозревали об этом. Но Надия убедила меня в том, что Халед не просто раскаялся — он решил объявить Компании войну. Только прежде хотел, чтобы Надия и девочка оказались в безопасности. Да и самому ему надо было уцелеть, чтобы бороться. Следующим шагом его должна была стать разоблачительная кампания в прессе. Он просил Надию свести его с людьми, которые могли бы в этом помочь.

— Слова — одно, дела — другое. Вряд ли у него хватило бы смелости воевать против собственных хозяев.

— У него хватило на это смелости.

Салим ан-Нуман вопросительно взглянул на Валида.

— Да, у него хватило смелости, — подтвердил тот. — Его исповедь явилась только началом. Но было и продолжение. Халед составил документ, в котором перечислил имена известных ему агентов, явки, пароли, фамилии американских дипломатов и журналистов, занимающихся шпионажем в странах арабского мира. Поверьте, он много знал. Поэтому и был для них так опасен.

— Вы, вероятно, имеете в виду тот самый документ, который был украден у друзей Надии?

— Да. Но все дело в том, что Надия передала им только копии.

Инспектор встрепенулся:

— А подлинник?

— Подлинник перед самым отъездом она вручила мне.

Салим ан-Нуман вскочил:

— Значит, этот документ…

— Он у меня, — Валид открыл чемоданчик и бросил на стол пачку бумаг. — Это, разумеется, ксерокопии.

Инспектор поднял со стола бумаги, торопливо пробежал их глазами. Потом сложил и сунул их в карман пиджака.

Оба направились к двери, когда внезапно раздался телефонный звонок.

Инспектор вернулся к столу, снял трубку и с минуту внимательно слушал. Затем бросил трубку на рычаг аппарата и обернулся к Валиду.

— Все, — сказал он. — Теперь ему не уйти.

— Кому? — не понял Валид.

— Мой помощник только что сообщил, что Интерпол блокировал гостиницу в Риме, где прячется Одду.

18

Миниатюрный будильник разбудил его в пять часов утра.

Хамсин вскочил, как солдат во время побудки. Настало время решать, с каким паспортом он покинет гос тиницу и сделает попытку к бегству. Он полез в карман пиджака, где держал три паспорта, которыми пользовался за все время операции. Там их не было. Он обшарил все карманы костюмов и перетряхнул чемодан. Он не нашел не только паспортов, но также использованных билетов, счетов и посадочных талонов. Он нигде не обнаружил ни единой бумажки. Кто-то позаботился о том, чтобы не оставалось никаких документальных свидетельств его пребывания в Израиле и Египте.

Хамсин тяжело опустился на кровать.

Кто это сделал? Работник гостиницы? Кто-нибудь еще?

Это было уже неважно. Важным было другое: его лишили документов, а значит, и легального пути к спасению.

Он встал, сделал себе чашку растворимого кофе без сахара. Залпом выпив кофе, он направился в ванну. Приняв легкий душ, он размялся, собрал все деньги, которые нашел в карманах, и принялся искать в номере все, что могло послужить оружием. Он улыбнулся, обнаружив, что из ящика стола исчезли столовые приборы и даже латунный нож для разрезания бумаги. К счастью, в боковом карманчике чемодана остался швейцарский армейский перочинный нож, в нем была отвертка.

Хамсин был профессионалом, он знал, что оружие можно сделать из чего угодно. Вытянув ящик стола, он вывинтил все шурупы из латунной полоски на левой стороне ящика и снял ее. Затем, уложив полоску на край стола, он с трудом разломал ее надвое так, чтобы более короткая часть заканчивалась острием. Теперь у него было то, что он, усмехнувшись, назвал про себя «оружием прорыва». Он владел холодным оружием не хуже, чем огнестрельным.

Надевая брюки, он увидел лежащую рядом с кроватью стеклянную фляжку с виски, которую ему принес портье. Она была полна почти наполовину. Он сунул фляжку в задний карман брюк. Потом натянул пуловер, надел легкую куртку, затянул на шее шарф и, придав лицу беззаботное выражение, спустился по лестнице в холл. Там было пусто, лишь портье дремал за своей конторкой, подперев щеку рукой.

Хамсин открыл массивную входную дверь и вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь. В лужах и на крышах стоящих вдоль тротуара машин отражались огни фонарей. Где-то над ним потрескивала неоновая вывеска.