Красный снег - Александр Пензенский

Худалов нахмурился, натянул шапку, пробасил:

– А чего мне пугаться? У меня все с бумагами в порядке. Прописан по закону.

Маршал указал на дверь в дворницкую.

– Пойдемте со двора? Там и теплее, и глаз посторонних нет.

Дворник кивнул, выдернул топор. Маршал напрягся, сделал шаг назад, но Худалов дошел до сарая с дровами, кинул внутрь колун, навесил замок и молча зашагал к дворницкой.

Внутри вытянутого помещения было довольно тесно: шесть узких кроватей стояли вдоль беленых стен, под окном притулился стол под потрескавшейся клеенкой, под столом – табуретки. Умывальник с ведром за отдернутой ситцевой занавеской, облезлый буфет (должно быть, кто-то из жильцов выбросил), двустворчатый крашеный шкаф со слегка покосившимися дверцами (скорее всего, того же происхождения, что и буфет) да примус – вот и все убранство. Две бумажные иконы над столом, Спаситель да Богородица, несколько выцветших картинок непонятного содержания на стенах – вот и весь декор.

Василий достал из-под стола табуретку, смахнул невидимые крошки, поставил перед Маршалом. Сам остался стоять, только шапку снял и сунул куда-то под фартук.

– Вас не удивляет, что к вам из сыскной полиции пришли, Василий Левонтьевич? – Константин Павлович пролистал блокнот до чистой страницы, взял наизготовку карандаш.

Худалов пожал плечами.

– Стало быть, надо вам чевой-то. Без нужды, чай, не пришли бы.

– И что ж, часто к вам полиция ходит?

– Ко мне-то впервой. А так наведываются по праздникам. За гостинцами. Но то к старшому, не ко мне.

– Понятно. Вот что, садитесь-ка вы тоже, а то у меня шея заболит на вас смотреть.

Василий покорно сел, сложил руки между коленями.

– Василий Левонтьевич, где вы находились в ночь с понедельника на вторник?

– Я-то? Тут. Где ж мне еще-то быть?

– Понятно. – Константин Павлович черканул карандашиком в блокноте. – А кто может это подтвердить? Фамилии назовите, я запишу.

Худалов пожал плечами.

– Да кто угодно. Шестеро нас тут со мной, все тута и были. Кажную ночь. Стеклов Федька, Бугаев Семен, Алешка Смыслов, Рогов Шурка да Митька Фомичев. И я сам-шестой. Митька на воротах вон стоит, расспросите его, чай, не сбрешет.

Маршал кивнул.

– Непременно расспрошу. Следующий вопрос: когда вы в последний раз были в Поповщине?

– Дома-то? Летом был. Осенью и зимой нас не пущают. То листья, то снег. Хлопот много. А летом не так, летом дозволяется. Дрова не рубить, двор, считай, не мести. А из кишки полить и один смогет.

– Ясно. Какие отношения вас связывали с Осипом Матвеевичем Симановым?

Худалов скривился, плюнул на пол.

– Чтоб он сдох, ваш Осип Мавеич. Гнида толстопузая.

Маршал удивленно посмотрел на собеседника – настолько резко ленивое равнодушие сменилось достаточно сильно раздраженной злобой.

– Чем же вам он так насолил?

– Знамо чем! Поспрашивайте у других-то, что за живоглот ваш Симанов. Как паук ненасытный! Со всех соки тянет, все не нажрется никак. Уж жилетка на пузе не сходится, а он все подгребает, подтаскивает! И не лопнет ведь! И никакая холера к нему не липнет, к красномордому!

– Вы же работали у него? Вас он тоже обманывал?

– Работал. С ночи до зари батрачил не разгибаясь. И за конюха, и за кучера, и сено косить, и лен возить – все на моем горбу. Устин раз косой махнет, пока я делянку выкошу, он один навильник ковырнет, а я уж копну перемечу! Но Устинка – сын, а Васька – холоп! Ржи мешок кинет – и жри его всю зиму. В одних портках от него ушел.

– Сами ушли? А то вот сестра его Анисья говорит, что Симанов вас за пьянство выгнал.

– За что?! – Худалов вскочил так резко, что табурет не устоял, бухнулся об пол. – За пьянство?! Да я даже в праздники не разговляюсь! Окромя кагора на причастии ни разу в роте не держал пакость энту! Да чтоб их там всех кондрашка разбила, Симановых энтих! Всю породу ихнюю!

– Сядьте, Худалов! – Маршал стукнул кулаком по столу. – Уже не возьмет их ваша «кондрашка»! Убили их всех в ночь на вторник.

– Как… убили? Кто?..

– Если бы я знал кто, я бы с вами сейчас не разговаривал.

Дворник поднял табурет, сел, растерянно хлопая глазами.

– А как же?.. Как всех-то?.. И ребятишек?.. А вы ж про Анисью казали…

Маршал отодвинул блокнот, постучал карандашом по клеенке. Память безжалостно подсунула картинки из симановской спальни.

– И ребятишек тоже. Топором. Анисья цела, убили тех, кто в доме у Симанова жил.

– Ах ты ж! И Дашку, стало быть? Ох! И Алешку?

– Да, всех.

– Надобно Николаю донесть! Это брат Алешкин родный. Он тут, в городе, в трактире служит.

Худалов снова вскочил, начал развязывать фартук. Узел не поддавался, и он принялся стаскивать его через голову.

– Не спешите. У него сейчас мой коллега. Уже все, должно быть, рассказал. Вы давно его видели?

– Кольшу? Да заходил ко мне раза два. Первый раз летом, я ишшо уехать не спел. Работу спрашивал. А другой раз перед Рождеством. Посидели чуть, чая выпили.

– А Степаниду Лукину вы знали?

– Учительшу? – Василий снова сел. – Знал, конечно. Она, говорят, малеха умом подвинулась.

– Что значит «говорят»?

Худалов почесал затылок, будто помогая мыслям.

– Дык я ее дурной-то не видал не разу. Мать сказывала, а сам не встречал ее.

– А мать не сказывала, почему с ней такая метаморфоза приключилась?

– Чего приключилось?

– Умом почему учительница тронулась, как вы говорите?

– А. Не, не говорила. Да я и не спрашивал. Мало ли за что Бог наказывает.

– Ну да, Бог…

Константин Павлович снова раскрыл блокнот, ткнул карандашом в сторону двери.

– Зовите своего Митьку с ворот. И остальных тоже мне сыщите, включая старшего дворника. Будем проверять ваше алиби.

– Чего проверять? – Худалов опять взлохматил на затылке космы.

– Зовите, говорю.

– Других поищу, а Митька не пойдет. Не положено ему отлучаться, у нас строго с этим. Вы уж поспрошайте у него сами там, на месте, алибю энту.

– Хорошо, – поднялся Маршал, – поспрошаю. И к старшему сам зайду. Номер квартиры какой?

* * *

23 февраля 1912 года. Санкт-Петербург, Казанская полицейская часть. 13 часов 22 минуты

– Алиби Худалова подтвердили все дворники, включая старшего.

Маршал встретил Филиппова прямо у дверей участка – подъехали совершенно одновременно, будто специально. И прямо на крыльце, за папиросой, обменялись результатами своих изысканий.

– Сговориться не могли, пока он их собирал?

– Все пятеро? Да еще старший? С чего бы им его выгораживать? Да и я к старшему дворнику сам сходил, и к привратнику тоже, пока Худалов мне остальных собирал.

– Ясно. Выходит, у обоих работников Симанова подтвержденное алиби. Тупик вырисовывается, голубчик. – Филиппов отбросил окурок. –