Иоанна Хмелевская (Избранное) - Хмелевская Иоанна

— Ну посмотри, я все делаю, как положено, а эта скотина не работает! Вот, пожалуйста!

Я щелчком отправила файл на печать. Несколько секунд все молчали, затаив дыхание: мы с Мартой по одну сторону стола, Роберт по другую, рядом с ним — любопытствующая Моника.

Принтер спокойно заработал и без малейшего сопротивления, похрюкивая, щелкая и издавая все прочие положенные звуки, напечатал все нужные страницы.

— Ну вот, печатает, — заметил Роберт. — А в чем дело-то?

Мы с Мартусей переглянулись и посмотрели на Роберта. На счастливые вопли и пляски не было времени.

— Ничего, дитятко, можешь идти заниматься своими делами, — поспешно ответила я. — Если эта сволочь заработала, может, и дальше не будет упрямиться.

— Он что-то сделал с принтером? — подозрительно осведомилась Марта.

— Ничего я не делал, — открестился изумленный Роберт. — Я так и не понял, чего вам надо.

Мы выхватили листы с напечатанным текстом, оставив парня в недоумении. Вскоре возникла необходимость внести правку в какую-то сцену.

— Печатаем! — нервно распорядилась Марта.

Печатаем, как же, разбежались…

— Роберт!!! — завопила я страшным голосом. — Моника, где твой отец?! Зося, где Роберт?!!

Роберт мгновенно материализовался у стола и застыл в ожидании. Не успел он и рта раскрыть, как принтер снова ожил и выполнил свой профессиональный долг.

Когда ситуация повторилась в пятый раз, мы вообще перестали что-либо понимать. Без Роберта принтер не хотел работать. Достаточно было, чтобы он подошел и встал у стола, как проклятый агрегат немедленно оживал и принимался за дело. Роберт и сам не мог объяснить это явление и склонялся к тому, что мы его разыгрываем. Таинственное происшествие с принтером я по сию пору не могу понять. Честное слово, Роберт до него даже не дотрагивался!

Книжке о медведе Пафнутии, изданной в Лодзи в издательстве «Эгида», с самого начала не везло. Оформление книги, хотя и очень эффектное, желаемого коммерческого успеха не принесло. К тому же издание оказалось страшно дорогим. Читателем оно не понравилось. Дети с восторгом вырывали страницы, которые на это просто напрашивались, и портили книгу за книгой, родители не успевали покупать, но всё же от дополнительного тиража отказались, а потом это издательство и вовсе пропало с моего горизонта.

«Пафнутием» занялся Польский издательский дом, и дело, казалось, пошло на лад, но тут вдруг оказалось, что нет достойного иллюстратора, а детская книжка просто обязана иметь отличные картинки. Я страшно огорчалась, потому что никакая моя книга не была так близка моему сердцу, как «Пафнутий».

Книга эта родилась из моих писем Каролине, которая тогда жила в Алжире и было ей три годика. Ивона хотела приохотить ребенка к чтению и умоляла, чтобы я создала соответствующий текст. В результате я стала писать повесть с продолжением в каждом письме. Первое письмо я сначала написала печатными буквами, потом это убийственное занятие мне надоело, и остальные печатала на машинке.

Ивона читала письма дочке вслух. И тут оказалось, что неизвестно, кто больше ждет продолжения, мать или дочь. Подводным течением всех рассказов стала охрана природы. Охрана леса, диких животных. Это идея, за которую я готова умереть, и поэтому я очень радела, чтобы «Пафнутий» нашел своего читателя. Взгляды, характер и личность человека начинают формироваться с раннего детства, я хотела заинтересовать детишек, потому что из них потом вырастут взрослые. Оптимизм позволяет мне верить, что и взрослые люди что-то из «Пафнутия» почерпнут.

Моя подруга Мария рассказала, что под влиянием второго рассказа, оказавшись в лесу, крышку от пивной бутылки она не выбросила, а сунула в карман. Райское блаженство поселилось в моей душе при этих словах, и я твердо решила книжку пристроить в какое-нибудь издательство.

Глава 6. СТАРАЯ ПЕРЕЧНИЦА

Последнее время мою жизнь все больше осложняет техника.

Ясное дело, что я когтями и зубами защищаюсь от непосредственного контакта с малопонятными мне механизмами, и уж точно не собираюсь выходить на битву с ними один на один. С воплями я требую помощи, которую мне постоянно оказывал Тадик, сын Мачека, друга детства, а кроме него — еще несколько добрых людей.

Как-то так само собой оказалось, что для деловых контактов мне понадобились сразу два сотовых телефона, а я не могла позволить себе даже один по финансовым соображениям. Честное слово, именно так обстояло дело несколько лет тому назад. Оказалось, что множество людей, обычно молодых и предприимчивых, пользовались мобильными телефонами, не платя по счетам. Поэтому Тадик купил мне телефоны на свое имя.

Лиха беда — начало. Дальше с разгона я дала себя уговорить завести компьютер. Главным образом из-за опечаток машинистки. Конечно, каждый человек, набирая текст, делает ошибки, и на то и существует корректор, чтобы их исправлять. Я пришла к выводу, что с помощью компьютера сведу количество ошибок до минимума. Я легко согласилась установить дома мало понятное мне устройство, текст я набирала сама, а в издательство отсылала дискету. Ясное дело, что и по сей день самостоятельно записать файл на дискету я не могу, открыть файл с дискеты — тоже. Всякий раз ко мне приходит умный человек, который умеет совершать это чудо. Или же, прижав плечом мобильник к уху, я с безумными глазами выполняю инструкции гениального знакомого системного администратора, наделенного бесконечным ангельским терпением. Навести курсор, щелкнуть мышкой… Иногда у меня даже что-то получается — сама удивляюсь.

Дальше больше.

Я купила себе «Тойоту Авенсис». Убейте, не помню, почему порядочную, солидную «Тойоту Карину» я сменила на «Авенсис», откуда это помутнение рассудка? Вот этих проклятых «тойота авенсис» мне пришлось сменить целых три штуки.

В двенадцать лет я обожала читать всякие фантастические романы и пыталась представить себе двухтысячный год, при этом гадала, доживу ли я до него? Я старательно подсчитала, сколько лет будет висеть на моей шее на тот момент, и усомнилась, что доживу до такой дряхлости. Нет, ну просто трухлявый пень, старая перечница, мумия! Может быть, с того света мне удастся подсмотреть, что будет твориться на Земле?

Потом у меня уже не было времени на такие глупости, и двухтысячный год вылетел у меня из головы. Я даже не связала эту эпохальную дату с собственными хворобами, так что сомнения, в каком виде я встречу этот год, меня не посетили. Я ненавижу писать о своих болячках, но один инфаркт я уже перенесла на ногах, и врачи радостно пообещали мне второй, но, назло им, второго пока не было. Зато во мне развилась и укоренилась хворь, которую ненавидит весь медицинский мир: аритмия. Мерзкая штука. Помереть не помрешь, но и не вылечишь, а пациенту — мука мученическая.

Несчастный чувствует себя так, словно он уже умер, и неизвестно, что с этим делать. Время от времени к этому заболеванию присоединялось мерцание предсердий. Знать не знаю, что это такое, и знать не хочу, с меня достаточно того, что это очень противно. Ясное дело, меня лечили, терапевт с кардиологом подбирали мне лекарства, но сопутствующие обстоятельства успешно им противостояли: моя дивная лестница, высокий четвертый этаж без лифта и прочее. Ко всем лестницам я воспылала бурной ненавистью, и даже один вид ступенек вызывает у меня сердечный приступ. Я принялась строить одноэтажный дом, потому что все строения, которые можно было купить на тот момент, почему-то были только двухэтажными. Из спальни в кухню приходилось бы бегать по лестнице. Насчет административно-строительных свистоплясок писать не буду, иначе рискую помереть от апоплексии. К тому же большая часть административных мучений стала уделом пана Тадеуша, которому я на долгое время капитально отравила жизнь. Он, правда, потом мне отомстил, но об этом пока не буду…

В преддверии двухтысячного года я себя чувствовала хуже некуда. Я решила встретить Новый год дома, в халате, перед телевизором, в компании с кучей кассет с фильмами. У меня их скопилось великое множество. А еще мне было очень-очень любопытно, как на телевидении отпразднуют эту эпохальную дату. Наврала я всем знакомым и друзьям с три короба, что на праздники уезжаю, и меня все оставили в покое. Но уютно устроиться у телевизора мне не удалось, потому что у меня оказались другие развлечения. Часиков этак в десять вечера я почувствовала себя так паршиво, что потеряла всякую надежду дожить два часа до Нового года. Не суждено мне дожить до двухтысячного, лягу хладным трупом еще до полуночи, а Новый год ведь так близко, вот жалость-то… И тут вдруг я страшно разозлилась! Если уж помирать, так с музыкой!