Фиона Маунтин - Бледна как смерть

Наташа прокрутила пленку обратно, подошла к фотокопировальному аппарату и отпечатала нужную страницу.

Она спустилась по лестнице и, сделав в голове мгновенное умозаключение, толкнула тяжелую стеклянную дверь, ведущую в читальный зал Национального управления статистики. Здесь всегда было подчеркнуто тихо, словно из уважения к мертвым. Чтобы посетитель не забывал о том, что он окружен ими – тысячами имен и тысячами историй жизни.

Как всегда, здесь роились исследователи: старательно изучали обширные каталоги, переговаривались шепотом. Лишь изредка глухо постукивали латунные углы тяжелых переплетов, которые аккуратно извлекали или ставили на место в бесконечных рядах бледно-серых металлических шкафов.

Найти запись о рождении Эллен было относительно легко. В 1871 году ей было двадцать девять, значит, она родилась в 1842 или 1843 году.

С тех пор как Наташа прослушала курс геральдики – основное требование к специалисту в этой области, – она не видела ни одного цветового обозначения, которое автоматически не отражало бы суть того, что должно было символизировать, намеренно или нет. Официальные записи о рождении были заключены в красные переплеты – в геральдике цвет силы духа. Цвет магии. А также цвет крови. Каталоги с записями о заключении браков были зелеными – цвет подобран как нельзя лучше, если учесть, что зеленый на гербах обозначал любовь. Реестры смерти, стоящие вдоль задней стены, были черными, что тоже неудивительно – черный, цвет траура и скорби, в геральдике трактовался как цвет мудрости. В углу, почему-то рядом с каталогами записей о смерти, а не о регистрации рождения детей, что было бы гораздо более уместным, находился еще один маленький сектор – записи об усыновлении в двуцветных, красных с темно-желтым переплетах. Наташа однажды заглянула туда, но не открыла для себя ничего нового, и больше к ним не обращалась.

Она подошла к красным реестрам в правом дальнем конце зала и начала поиск с марта 1842 года. Наташа ухватилась за покрытую потертой и слегка засаленной тканью рукоятку, дернула ее вниз, повернула и опустила на деревянную наклонную полку, которая тянулась вдоль всего прохода. Перевернула несколько скрепленных ниткой вощеных страниц с надписями, сделанными черными чернилами. В районе Вестминстер Сент-Джеймс не родилось ни одной Эллен Маршалл. Она просмотрела все записи вплоть до июля. Ни одной нужной строчки. Исследование сведений, отражавших третий и четвертый кварталы 1842 года, не прояснило ситуацию. Как и каталоги за 1843 год.

Наташа решительно перешла к следующему году. В те времена законом не был установлен срок, в течение которого родителям вменялось в обязанность зарегистрировать рождение ребенка. Такой закон появился намного позже. Вполне вероятно, в случае с Дж. М. Наташина гипотеза окажется верной. Нужная запись нашлась только во втором квартале 1844 года – Маршалл Эллен Дж.

Каждый раз, обнаружив в каталоге, каком-нибудь неразборчивом манускрипте или старой книге нужное ей имя или упоминание о разыскиваемом человеке, Наташа испытывала нервное возбуждение. Люди часто заболевали генеалогией, и этому была причина – обжигающее чувство удовлетворения. Однако она не хотела останавливаться на этом. Ей хотелось вдохнуть в давно ушедших в небытие людей жизнь, хотя бы посредством этих бумаг, которые отображали, пусть даже очень смутно, их характеры, радости и печали. Наташа знала, что те же чувства испытывает Стивен, когда ведет раскопки и находит керамический горшок, монету, фундамент здания или кости, этот кусочек самой истории, который веками пролежал в земле. Маленькие, очень индивидуальные детали прошлого, не имевшие ни малейшего значения для своих современников – мужчин, женщин или детей, которые жили тихой, ничем не примечательной жизнью.

Загадочная Дж. М., по всей вероятности, и была Эллен Дж. Маршалл. Однако Наташа сдержала порыв радостного возбуждения. Она ни в коем случае не должна допустить ошибки. Исходя из горького опыта своих первых шагов в профессии, она точно знала: очень легко принять желаемое за действительное, а потом тратить часы и месяцы, прослеживая неправильную ветвь, а то и штрих за штрихом рисуя изначально неверное генеалогическое древо. На этот раз в ее распоряжении не было и месяца. Скорее всего, у нее есть две недели, если, конечно, теория относительно того, как долго Бетани намерена ждать, пока Адам разыщет ее, близка к истине. И если только она не опоздала. Наташа отогнала эту мысль, быстро заполнила форму заказа на срочную копию свидетельства о рождении и протянула вместе с деньгами в окошко.

Она почти доказала, что автором дневника была Эллен Дж. Маршалл.

Наташа прошла в фойе и поискала в сумке мобильный телефон. Набрав номер Королевского общества хирургов, попросила соединить с библиотекой. Архивариус, пожилой джентльмен с мягким выговором и легким уэльским акцентом, вежливо повторил то, что она, имея богатый опыт подобных звонков, ожидала услышать. Да, сотрудники с удовольствием предпримут поиск биографии члена своего общества. Если он был знаменитостью, то есть шанс, что имеется и некролог. Однако они буквально завалены заявками на получение подобной информации. Ей следует написать подробную заявку, и тогда они позвонят ей тотчас же, как только найдут имеющиеся в архиве данные. Затем, после получения чека, ей будет предоставлена информация.

– О, я понимаю, – она постаралась, чтобы ее голос прозвучал достаточно удрученно, но смиренно. – Тогда мне придется отложить это дело. Я так надеялась что-нибудь обнаружить до того, как мой дядя улетит обратно в Америку. Вы – моя последняя надежда.

Минутное колебание.

– Хорошо, если это настолько срочно, может, нам удастся немного ускорить процесс. Почему вы не позвонили мне утром?

Телефон зазвонил снова, как только она закончила разговор.

– Моя любимая девочка...

Она ясно увидела Стивена за столом в своем кабинете, окруженного стопками книг и археологических журналов, откинувшегося на спинку стула, чтобы забросить на стол ноги в пыльных ботинках.

– Звоню, чтобы поинтересоваться, как у тебя дела. Ты нашла свою девушку?

– Нет.

– Я полагаю, ты, как обычно, полностью проигнорировала мой совет?

Она не ответила.

– Мне в свое время доводилось встречать нескольких своевольных эксцентричных скитальцев, но ты превзошла их всех. – Имеешь полное основание так говорить! – Чем ты занималась, когда я брал тебя на раскопки? Я надеялся, что они, по крайней мере, научили тебя работать в команде.

Его голос звучал сердито, чего она терпеть не могла. Наташа ненавидела, когда он ее отчитывал, неважно, что в мягкой форме. Она ненавидела любые выговоры, особенно если у нее было смутное подозрение, что ругают ее за дело.

– Ты прекрасно знаешь, что единственный спорт, который я люблю – это плавание. Командные игры не для меня. Именно поэтому я ушла из Геральдической палаты и «Поколений», если ты помнишь. Я знала, что в одиночку мне будет легче работать.

Стивен понимал ее достаточно хорошо, чтобы осознавать, насколько непродуктивно заставлять ее дать обратный ход.

– Я понимаю, ты всегда уверена в том, что сделаешь работу лучше, чем кто-либо другой. Обычно это тебе удается... Возможно, ты права насчет смысла той записки и доберешься до автора вовремя. А что, если эта девушка на самом деле умерла? Если ты единственная знала об этом, вся ответственность ляжет на тебя. Нет смысла спорить, если ты уже приняла решение. Я просто надеюсь, что дело стоит усилий, вот и все.

Она задала вопрос о возвращении в Италию.

– На следующей неделе буду в Лондоне, предстоит решить вопрос о финансировании, – ответил Стивен. – Было бы хорошо увидеться с тобой до отъезда.

– Посмотрю, что можно придумать.

Купив рулет в буфете цокольного этажа, Наташа по-прежнему пребывала под впечатлением от разговора со Стивеном и всех тех скрытых переживаний, которые он вызвал. Воспоминания о бурных годах отрочества, когда она постоянно спорила с ним и Анной, отказывалась принимать их советы или правила, бросала им слова, которые – она уже тогда знала – были недобрыми и несправедливыми. «Как вы смеете указывать мне, что делать? Вы – не мои настоящие родители!»

Она знала, что по приезде домой найдет на мониторе электронное письмо от Стивена с извинениями за прочитанную нотацию. Он был резок только потому, что беспокоился о ней. Почему ей так трудно это принять?

Ты всегда уверена в том, что сделаешь работу лучше, чем кто-либо другой. И в этом была основная проблема. Она может создавать видимость благополучия, но никто не знает, что происходит у нее в душе. «Замечательно, что ты так уверена в себе, но не позволяй, чтобы уверенность превратилась в заносчивость», – вот что обычно он ей говорил. А она возмущалась: кто он такой, чтобы ее поучать?